– При всем уважении, но вы ошибаетесь, – сказала Офелия, отметив последнего должника на листе. – По крайней мере, Арчибальд справляется со своими обязанностями крестного получше любой другой кандидатуры.

Торн ей не верил, но Офелия того и не требовала, рано или поздно он сам это поймет. Да и много чего еще.

– Время покажет, – сказал он, символично открывая крышку часов. – А пока у меня многовато дел для болтовни.

– Каких? – словно назло продолжила она. – Помимо налогов и мероприятия.

Она услышала его вздох, не уставший и не бодрый, даже больше раздраженный на количество работы. Торн отставил папку в сторону и раскрыл перед собой новую, не обращая внимания на почти кромешную темноту и давящее отсутствие большинства звуков.

– Некоторые аспекты организации театральной постановки также входят в круг своих обязанностей, а она пройдет в скором времени.

Офелия указала на последнюю фамилию и закрыла папку, покончив с той. Взяла ее в руки и встала с дивана. Торн указал пальцем на стопку с двумя его папками, куда Офелия вскоре положила и свою. Работал Торн вдвое быстрее нее, но ей не была в тягость мысль о своем несоответствии, ибо в конце-концов Торн нуждался в ее помощи как никогда сейчас. Внешне он этого и не показывал, но Офелия никогда не была глупой девочкой, не способной догадаться о его потребности самостоятельно.

– Как к этому относится Фарук? – поинтересовалась она, взяв со стеллажа новую папку. – Насколько я знаю со слов Беренильды, к постановке, реальных событий которой он стал свидетелем.

Торн почти незаметно покачал головой. Офелия прищурилась, понимая, что на блеклой коже появились отчетливые синяки под глазами и резкие черты лица, будто бы мышц стало меньше, кожа была как бы натянута на череп. Она безмолвно ужаснулась его истинному виду и села на диван, уверенная, что будет помогать Торну в организации мероприятий, и плевать она хотела на его необщительность и холод. Подобный вид даже для Торна был болезненным и ненормальным, но она знала, что он в этом не виноват: Фарук решил нагрузить его работой, которую прошлый интендант должен был выполнить за два года.

– Не знаю ничего насчет этого, – ответил Торн. – Нрав Фарука мним, меняется очень быстро, у власти такой персоне опасно сидеть, но здесь я не в силах повлиять. Если будет хоть малейшее несоответствие его видению реальности, будьте уверены, всем придется несладко, а организаторам особенно.

Больше всего Офелии сейчас хотелось прийти к Фаруку и сказать о сущей несправедливости, но если бы тот слушал кого-то, кроме себя. Нрав Фарука ей знаком очень хорошо, пять лет назад и она, и Торн чуть не лишились жизней из-за него, но если Офелия могла его не боятся, то Торну много чего угрожало, пока он работает интендантом.

– Я могу как-то помочь? – спросила она.

Торн вдруг выпрямился, смотря на Офелию с нескрываемым недоумением, будто бы она только что согласилась на смерть.

– Вы хотите стать организатором постановки? – спросил он. – Вы слышали, что я сказал?

Офелия отложила папку и встала с дивана, расправляя кудри. Она подошла к его столу вплотную и уперлась обрубками рук в столешницу, не отводя от Торна решительного взгляда.

– Со слухом у меня проблем нет, – ответила она. – Слышу я все превосходно и запомнила ваши слова. Неужто считаете, будто бы я не осознаю возможных последствий?

– Больше склоняюсь к тому, что вы больно неопытна в делах Полюса и не до конца понимаете, на что на самом деле при своем желании способен Фарук.

Их лица находились друг напротив друга, не будь они мужем и женой, оба сочли бы такое поведение вульгарным и неподобающим. Офелия покачала головой, не сумев сдержать уверенную ухмылку. Ей было смешно оттого, насколько Торн в действительности ошибается в собственных суждениях.

– Желания Фарука удовлетворить сложно, – согласилась она. – Почти невозможно. Однако в случае провала у вас будет на одного союзника больше.

Торн нахмурился, подозрительно глядя на нее.

– Зачем вам это?

Офелия отвела взгляд к окну, наблюдая за небольшой каретой, уезжающей вдаль под свет фонарей. Ответ на этот вопрос знали все, кроме Торна, но именно ему рассказывать запрещалось, отчего Офелии приходилось прибегать к изворотливости.

– Моей страстью всегда была история, события прошлого, – промолвила она. – Однажды я видела Фарука в гневе и знаю, чем он закончился для того человека, поэтому не хочу, чтобы история повторилась.

Как ни смешно, а на самом деле речь шла об одном и том же человеке, сидящим перед Офелией, застывшем в удивлении.

Комментарий к Глава 5. Импульсивный Представитель

Продолжение во вторник)

========== Глава 6. Полуправда ==========

– Никто из нас им не доверяет, на программу записываются в основном люди с других территорий. С Вавилона чаще идут неосведомленные о произошедшем.

Офелия сидела на подоконнике около телефона, разговаривая с Октавио. У них оставалось около четырех минут на транстерриториальный разговор, Офелия пыталась получить информацию о Центре девиаций и его странных планах, а также рассказала о визите Лазаруса, что до сих пор напрягал, рассчитывая, что Октавио прольет свет на истину его мотивов.

– И сколько человек записалось? – спросила Офелия. Голос ее был строг, но внутри сидело беспокойство, она не желала возобновления работы Центра, помня те ужасы, когда ее свойства сбивали с привычного курса.

Послышался шорох в трубке: Октавио рылся в документах. С Леди Септимой они занимались “Дружной Семьей” с тех пор, как школа вновь появилась на картах Вавилона, подготавливая кадры уже не для Генеалогистов, а для расширения влияния новых экономических отношений, развития дипломатии на территориях, ради этого расширив и профильность учебного заведения, что отныне позволяло гражданам других территорий на правах чужестранцев пребывать на Вавилоне. Офелия лишь одобряла подход Октавио к превращению “Дружной Семьи” из закрытой школы Духов Семей едва ли не на центр образования всех территорий.

– Ну, из ста процентов мест занято пятнадцать, – ответил он. Офелия услышала саркастичный смех. – Даже как-то многовато, им стоит добавить еще.

Офелия улыбнулась его веселому тону, вспоминая разговор с крестным. Они тоже не доверяли Центру, особенно после созерцания ею воочию процедур альтернативной программы. Она не была уверена, что даже простая программа способна что-то исправить, Наблюдательный центр девиаций лишь ломал людей с семейными свойствами, а потому маленький процент им был лишь на руку.

– Надеюсь, не придется, – промолвила Офелия с угасающим энтузиазмом. – Ты нашел информацию насчет их программы для инверсивных?

– К сожалению, нет, ее держат втайне. Каждый раз удивляюсь, видя эти пятнадцать процентов, ну кто в здравом уме станет идти туда, понятия не имея, что там вообще будут делать? – возмущался Октавио, явно расхаживая из стороны в сторону.

Офелия и сама не понимала этих людей. О тайне Центра девиаций ни на Вавилоне, ни на других территориях особо не распространялись, но большинство догадывалось о грешности Центра перед многими пациентами, что после лечения перестали походить на себя прежних, и в крайне плохом смысле. После всех связанных с Центром слухов идти туда можно было смело назвать самоубийством замедленного действия.

Она печально вздохнула, от скуки присматриваясь к цветочным узорам штор.

– Может, отчаянные? – риторически поинтересовалась Офелия. – Люди, не видя иного выхода, способны на самые сумасшедшие поступки.

Октавио не нашелся с ответом, продолжая шурудить в трубке.

На самом деле, Офелия мало общалась со знакомыми с Вавилона, в основном лишь с Октавио по делам “Дружной Семьи”, ибо транстерриториальные разговоры по телефону дорогого стоили. Она оставила Вавилон всего полгода назад и, по правде говоря, скучала за новыми знакомыми, но ее тоску обеляла уверенность, что когда-нибудь она вернется на Вавилон и завершит все дела, ибо его территория стала ей довольно родной за время пребывания там. Да и к тому же, там еще остались вопросы без ответов.