– Никто не лез к тебе? – снова спросил отец, беспокойно оглядывая ее снизу вверх.
– Нет, я специально ушла пораньше, – успокаивающе улыбнулась Офелия. – Мама вернулась?
Они прошли в гостиную, где сидел крестный. В стареньких очках, он старался прочитать что-то в письме, белый цвет конверта говорил о его новизне и аккуратности упаковки, это значило, что пришло письмецо лишь с одной территории – с Вавилона.
– Нет, ее не будет до вечера, – ответил отец. – Они с Агатой уехали в центр, в праздник урожая туда прибыли граждане Корполиса, они уж очень хотят посмотреть на превращения.
Офелия безразлично кивнула, от скуки вдоль и поперек изучив граждан всех ковчегов и их свойства. Ее больше интересовало письмо крестного и место жительства адресанта. Разве Офелия не была единственной из семьи, у кого имелись знакомые на территориях помимо Анимы и Полюса?
Отец ушел наверх, напомнив крестному о завтрашней встрече. Офелия, кинув мимолетный взгляд на часы с маятником в виде птички, издававшие больно знакомое тиканье, села на диван и уставилась на конверт, где был адрес:
Наблюдательный центр девиаций, Вавилон.
Ну конечно оно с Вавилона, откуда еще взяться письму с подобным уровнем перфекционизма? Офелия уныло улыбнулась, вспомнив время своего пребывания в центре, отчего внутри вновь екнуло. Впервые она пожалела об отсутствии пальцев, ведь сейчас хотела сжать руки в кулаки.
– Это из того поехавшего центра, – объяснил крестный, исподлобья глянув на Офелию. Его морщина на лбу стала еще выразительнее. – Не доверяю я этим пронырам…
Офелия нахмурилась и вытянула шею, надеясь прочитать письмо, но то находилось далековато от ее глаз.
– Что пишут? – сдалась она. – И разве центр не прекратил свою работу после Соединения?
Крестный мрачно покачал головой, складывая бумагу вдвое, а затем вчетверо. Его угрюмый взгляд перед собой дал Офелии понять, что он в чем-то неуверен, но в чем же? Подобный взгляд она замечала у него частенько, особенно когда он не понимал той или иной вещи в семейных свойствах граждан других территорий, но теперь, когда Офелия все ему объяснила от и до, она не могла узнать природу этого взгляда.
– В один из немногих вечеров, когда мне удавалось тебя поймать в больнице, ты мне рассказала обо всем, помнишь? – крестный кинул письмо на столешницу и уставился на Офелию, по его глазам она поняла, что разговор будет не из легких. – Ты рассказала об этой… ну… – он стал щелкать пальцами, пытаясь вспомнить слово, что явно вертелось на языке. В конечном счете он махнул рукой и развернул письмо снова, бегло читая строчки в поисках нужного слова. – Эта… Инверсия! Что за проклятие!
Офелия усмехнулась знакомому ей тону и невольно коснулась живота. Отныне все ее органы были на своих местах, но бесплодной она от этого не перестала быть. И ученым из якобы закрытого центра нечто от нее понадобилось.
– И что? – спросила она.
Крестный протянул ей письмо. Взяв его, Офелия отметила тот факт, что прописным оно не являлось: набирал текст робот. Качество чернил было превосходным, а классическая особенность вавилонян прослеживалась отчетливо: иностранные слова почти в каждом предложении.
– Они открыли новую программу для таких как… – крестный запнулся. – В общем, для инверсивных. Не знаю, как это теперь касается тебя и что они там могут сделать, но говорят, ты сможешь быть как…
Офелия чувствовала, что крестный пытался обойтись без слова “нормальный”, но не мог. Да и веской причины не наблюдалось, ибо Офелия и была ненормальной, инверсивной. Единственной темноволосой в семье, единственной беспалой, единственной со странностями. Ну и черт с ним.
– Не думаю, что мне это необходимо, – ответила Офелия, с досадой складывая письмо и швыряя рядом с конвертом. – Даже если результат “Обратной инверсии” будет, то мне это все равно ни к чему. Его ведь нет.
Крестный раздосадовано вздохнул, вынужденный согласиться. Офелии программа и вправду была ни к чему, пока Торна не было рядом. Бесполезно потраченное время да и только, к тому же, программа не протестирована. К чему подвергать организм опасности, не будучи уверенной ни в действенности, ни в безопасности, ни в пользе процедур?
– Да, его нет, – подтвердил крестный и с надеждой посмотрел на Офелию, приунывшую от одного упоминания Торна. – Нет здесь. Мы ведь знаем, что он жив, где-то далеко от нашего мира, но жив. Ты не задумывалась над тем, чтобы возобновить поиски?
Офелия глянула на крестного в небольшом недоумении, но его выражение лица внушало лишь серьезность вопроса, а не насмешку. Четыре месяца назад крестный радовался тому, что она прекратила брождение зеркалами, а сейчас по непонятной ей причине сам предложил попробовать снова.
Она скривила губы и прислушалась к механическому тик-таку часов, вспоминая все моменты, когда Торн открывал крышку своих. Как она открывала крышку его часов, пока он отсутствовал. Если бы ей задали вопрос о тотемном животном Торна, Офелия бы без сомнений ответила, что животного у Торна быть не может, он будет предметом, и будет именно своими карманными часами.
Каждый день ее преследовала назойливая мысль снова смыться в зеркало и искать его до посинения, до распада на атомы, до конца собственной жизни – до конца света, пока не найдет. Однако здравый смысл побеждал, Офелия знала, что ее силы иссякаемы и она в конце-концов придет домой на Аниму, еще более расстроенная. Единственное, что она может получить из импульсивной вылазки под воздействием чувств – это нотации матери, а их ей за четыре месяца уже хватает сполна.
– Я думала над тем, чтобы возобновить поиски, – призналась Офелия, глядя на свои ботинки. – И пошла бы, будь у меня какая-нибудь новая зацепка. Это бесполезно, я что-то делаю не так, а пытаться получить иной исход, делая одно и тоже действие – пустая трата времени и сил.
Офелия была права, поэтому крестный молчал. Впервые он не знал, чем может помочь ей, и это незнание злило и бесило, ибо вид грустной крестницы вводил в уныние намного сильнее после того, как он разобрался в его причинах. Причины можно устранить, но для этого требуется быть не человеком, иметь огромные знания, что, к сожалению, ни ему, ни Офелии не были доступны.
– В любом случае, программа существует, – сказал он, поднимаясь с дивана. Офелия проводила его взглядом до самой двери из дому, вспоминая подобную ровную походу среди экспонатов музея. Схватившись за ручку и намереваясь уйти, крестный обернулся к Офелии. – Знаю, ничьи слова не заставят тебя дышать полной грудью и радоваться происходящему, поэтому желаю удачи. Ты справишься. Справилась с огромной тучей непонятно чего, справишься и с этим.
На прощание кивнул и скрылся за дверью. Офелию всегда забавляла манера крестного не называть вещи своими именами, а прозвища, данные Другому, и вовсе выводили ее на улыбку.
Окинув взглядом часы, она поняла, что мама вернется буквально через пару часов, но надеялась на их с Агатой уже традицию приезжать с праздников с задержками минут на сорок или пятьдесят. Офелия встала с дивана и направилась к ступенькам, отмечая, что кухня, как и весь дом, идеально убрана: планируется семейное застолье, которое Офелия так не любила. Она недовольно хмыкнула и поднялась по ступенькам на второй этаж, где располагались ванная и коридор спален, было их приличное количество, ибо семья Офелии многодетная. Она заметила, что на стенах около спальни родителей появились новые рисунки – младший сын Шарля и Агаты за два года неплохо подрос, а родители лишь поддерживали стремление ребенка к творчеству. Офелия прошла дальше, в их с Гектором комнату. Последний, к слову, за пять лет превратился из маленького мальчика в подростка, и двухэтажную кровать пришлось заменить на две обычных. Столов в комнате теперь также два, один Офелии, второй Гектора. Видимо, семья решила сконцентрировать весь бардак именно в этой комнате, так как иначе объяснить причину их решения оставить Офелию и Гектора жить в одном помещении нельзя: оба были теми еще неряхами, но вроде как старались сохранять порядок.
