– В твоих словах есть доля правды, но гадать сейчас нет смысла, – произнес Октавио. – Не в моей компетенции дела Центра, нам остается лишь наблюдать и надеяться, что мы ошибаемся. А вот насчет этого Лазаруса, про которого ты рассказала вчера, я не нашел абсолютно ничего. Никакого подтверждения его заслуг, только фото в единственном экземпляре.

Офелия неудовлетворительно хмыкнула, ничего не понимая. Почему с возвращением Лазаруса о нем все забыли? Связано ли это с феноменом Изнанки, с историей Торна и Ренара?

– Спасибо за помощь, Октавио, – поблагодарила Офелия. – Если появятся новости, я скажу, а пока лучше приглядывать за деятельностью Центра.

– Этим мы и так занимаемся.

Офелия положила трубку и спрыгнула с подоконника, наблюдая за пасмурной погодой в окне. Вчера она также помогала Торну в интендантстве, они как раз закончили работу с налогами, поэтому сегодня Торн попросил Офелию раздобыть разрешение на проведение спектакля в театре и, если останется время, вручить ему лично в интендантстве.

За время, пока вчера ему помогала, Офелия заметила в Торне куда большую снисходительность, чем пять лет назад. Словно он вернулся не в начало координат, как Ренар, а чуть вперед, и хоть Офелии это изменение было лишь на пользу, чувство недопонимания ситуации не отпускало ее. Помимо возвращения Торну памяти ей предстояло еще и дело Лазаруса, некоторые задачи на Вавилоне и помощь Гектору, ибо с родителями разговор предстоит серьезный. И она понимала, что без Торна рядом решение всех проблем займет немало времени, а насчет достаточного количества своих сил она очень сомневалась.

Она вышла в коридор, наполненный высокими шторами из плотных тканей и широкими решетчатыми окнами с видом на внутренний двор поместья Беренильды, где уже опали все листья, а тропинки покрылись редким слоем снега. В конце коридора висело широкое зеркало, кончалось оно на пояснице Офелии, но ей было некогда искать полноразмерное. Она подошла к зеркалу и перешагнула через него словно через паркан, подумав и оказавшись за кулисами театра в считанные секунды, не замешкавшись.

Офелия ощутила дощатый пол под ногами и развернулась лицом к закулисью. Оно не изменилось: все такой же темный занавес и сиденья, плотно поставленные друг к другу. Партер уже был при параде, хоть до показа оставалась пара недель, – монсеньор сидит на партере. Амфитеатр, где сейчас сидело несколько человек, бельэтаж, где пять лет назад сидел Торн, угрюмо глядевший на спектакль с Офелией в главной роли.

Возле амфитеатра Офелия увидела женщину в строгих очках и мигом догадалась, что именно она нужна была Офелии: в ее руке находилась папка с документами. Она вышла из-за кулис и стремительно пересекла сцену, ловя чувство дежавю. Остальные обратили на нее внимание, глядя все так же безразлично, как если бы смотрели сквозь Офелию. Она спустилась по ступенькам вниз и миновала партер, вспоминая Фарука в окружении ласк своих фавориток, пока не оказалась к женщине в деловом костюме и с папкой лицом к лицу.

– Добрый день, я от господина интенданта,– сказала она. – Он просил вас предоставить ему разрешение на проведение выступление.

Женщина опустила папку и изучила вид Офелии снизу вверх в поисках заметной детали, той, которую подделать Миражам было не под силу, Торн наверняка такую упомянул, чтобы женщина не отдала документы незнакомым людям.

– Офелия, так? – спросила она.

– Да.

Женщина кивнула, протягивая ей папку.

– Все здесь: разрешения, страхование, подтверждение и так далее. Если у интенданта появятся вопросы, пусть решает все через меня.

– Благодарю, – Офелия взяла папку из ее рук.

Женщина развернулась и вышла из зала, звонко постукивая каблуками. Офелия сопроводила ее безынтересным взглядом и повернулась к сцене, откуда убрали декорации Мемориала и тем самым открыли взор на гигантскую башню из пола к Секретариуму, где поднимались Другой, Элизабет и Офелия. Как давно это было.

Она и не заметила, как подошла вплотную к сцене и принялась разглядывать каждую деталь столба и гигантского глобуса, подвешенного наверху. Красивые переливы позолоченного металла добавляли роскоши декорации, а иллюзия Миражей наверняка сделает это еще более изысканным. С реконструкцией Мемориала у Офелии было связано много воспоминаний, как счастливых, так и гнетущих, но она не жалела ни об одном, зная, что без них она бы не стала такой, какой была сейчас. Страшное восхождение в стенах настоящего Мемориала прошло для нее в глухом астрале, она и не уследила, как это случилось и как она оказалась в Секретариуме. Ей было интересно, как же это выглядело со стороны и насколько люди приукрасят историю, как всегда любили делать.

Офелия бессознательно опустила руку в карман и наткнулась на что-то, по форме напоминающее камушки. Она нахмурилась и достала из кармана один. Белый кубик с черными точками, знатно потертый на ребрах – игральная кость Торна. Офелия оделась в пальто, которое носила во время путешествий по зеркалам на Вавилоне и была крайне удивлена, что спустя столько времени кости все еще были при ней и нигде не потерялись.

Но они ей не принадлежали, да и толку от них было мало: без способности к чтению кости стали лишь приятным воспоминанием и том, как она их читала во время дремы. Офелия слабо улыбнулась, вспомнив их с Торном историю, будто на самой быстрой перемотке. Несмотря на ситуацию сейчас, она не жалела, что влюбилась. Этот суровый человек стоил того, чтобы влюбиться, а его благосклонность к ее помощи лишь еще больше радовала. Она положила кости обратно в карман с целью отдать их Торну в подходящий момент.

Понимая, что у нее еще куча времени, Офелия села на место в первом ряду и задумчиво уставилась на декорации, казавшиеся до невозможности реальными. Она вновь подумала о том, что Гектору бы стоило включить и факт безграничной любви общества Полюса к театру, а еще лучше создать интересную реставрацию: судить будут профессора с Вавилона и Гелиополиса, а там креативность в приоритете. И поставила себе новую задачу: сообщить об идее Гектору и Арчибальду, ибо он и впрямь заразился страстью брата к проекту, что ни на минуту его голову не покидали идеи как сделать выступление интереснее и эпатажнее, дабы передать всю суть холодного внешне, но энергичного внутри Полюса.

Офелия поглубже вжалась в кресло и опустила голову на плечо, понимая, что двое суток без сна дают о себе знать. Закинув ногу на ногу и спрятав внутрь пальто документы, она сомкнула веки, чувствуя, как усталость стремительно одолевала ее, накрывая собой подобно необъятному мраку.

*

Два года Офелии снились сны с одним и тем же посылом, всегда она вновь попадала в Изнанку и путешествовала там в поисках Торна. Однажды ее вернуло в момент, когда он схватил ее запястье – момент, когда они оказались в двух разных измерениях. Во сне она его таки вытащила, но вскоре проснулась в холодному поту.

Два года ей снились сны, связанные с Изнанкой и Торном. Однако теперь не снилось ничего.

– Девушка!

Офелия резко распахнула глаза и попыталась сфокусировать зрение на говорящем: мужчина с видом уборщика смотрел на нее в небольшом беспокойстве. Офелия кулачком потерла глаза и выпрямилась в кресле, оглядывая помещение где находилась: театр. Свет горел.

– Который час? – сонно спросила Офелия, вставая с кресла.

Слуга посмотрел на наручные часы и поджал губы, его усы скривились.

– Десять минут пятого.

У нее в голове произошли ядерные взрывы: она опаздывала к Торну. Не помня ни слова, она проговорила извинения уборщику и забежала на ступеньки сцены под его нарастающее возмущение. Благо, неуклюжесть Офелии исчезла после компенсации и она не задела ни одну из декораций, проскользнула мимо толстых тканей занавеса за кулисы, разыскивая глазами зеркало.

Интендантство. Торн. С этими мыслями Офелия влетела в зеркало и тут же уперлась ребрами в позолоченные ручки шкафа: гардеробная была тесной. Контроль над происходящим оказался утрачен на пару секунд, она пыталась наладить связь с миром после столь быстрого прохода через весь Небоград. Офелия закрыла глаза и вновь их открыла, осознав себя в гардеробной Торна в интендантстве. С нужной папкой в пальто.