Тут и я растерялась. Сеньке надо было что-то посоветовать, но я ничего не могла придумать, потому что у меня мало жизненного опыта. Ведь у меня совсем не такая бабушка. И никто никогда не обзывал меня дрянной девчонкой. Ладно, в ближайшее время Сенькин папа Ирму точно не выгонит, а там посмотрим.

Через день Сенька опять вызвал меня во двор и уже издали закричал:

– Бабка в больнице! Она при папе устроила сердечный приступ, а папа вызвал врачей из госпиталя, поговорил с ними шёпотом в коридоре, и они её увезли и положили на обследование.

А потом подошёл поближе и сказал уже тихо, что у него с папой был разговор. И папа сказал, что Ирма остаётся, и потом спросил:

– Что это за девочка, про которую говорила бабка?

– И я ему сказал, что ты не дрянная, а самая лучшая девочка на свете. Ты меня нашла в тайном месте, когда я сбежал с Ирмой из дома, и уговорила вернуться! Вот! А бабка сама дрянная, если так обзывается, не зная человека! Тогда папа спросил, как ты меня нашла в тайном месте. Я сказал, что тебя привёл пёс Якс, который знал Ирму. Тогда папа спросил, правда ли, что тебя любят собаки, и я сказал, что да, правда, потому что ты их понимаешь. И ещё придумал, что ты хочешь стать звериным врачом. А папа сказал, что такие врачи очень добрые люди и ты, наверное, хорошая девочка. Ничего, что я о тебе так придумал?

Я сказала, что про звериного врача он очень хорошо придумал. Наверное, я действительно стану звериным врачом, когда вырасту. Я смогу сразу узнать, что у зверя болит, что он ел, ну и всё такое. А Сенька сказал, что, когда мы поженимся, у нас в доме будет много разных зверей. А я покраснела и сказала, что посмотрим.

Однажды, когда я возвращалась из школы одна, без Сеньки, меня догнал Васька и молча пошёл рядом. Я тоже молчала – о чём мне с ним таким говорить?!

А он вдруг спросил:

– Это правда, что ты с собаками можешь разговаривать? Правда? Скажи! Я никому не разболтаю.

Я от неожиданности чуть не задохнулась. Откуда этот гад узнал про мой дар? Он же от своей подлости всем раззвонит! В школе начнут спрашивать: «Правда, разговариваешь? А как? Гав-гав? Докажи! Вон дворняжка Шайка возле школы бегает, поговори с ней. А как они тебе отвечают?»

Что же мне теперь делать? Сказать ему, что это правда? Ни за что! А если разболтает и ко мне станут приставать, буду отвечать, что это враньё, что Васька всё нарочно выдумал и гадости всякие мне делает, потому что я его уже несколько раз побила и рядом с ним даже стоять не хочу. Может, и поверят, но всё равно станут дразнить и смеяться. Прозвище какое-нибудь придумают – «собачий переводчик», например. Ужас! Что делать?! Даже Зоя, наша классная, может спросить про это прямо на уроке, с неё станется. Она меня после того диктанта не любит.

Я подышала и спокойно спросила:

– Сам придумал или кто-то научил? Научили, наверное. Сам бы до такого ты не додумался, мозгов не хватит. А ну говори, кто научил?

Васька покраснел, глотнул, но стерпел и выдал:

– Наша соседка, Марья Павловна. Она нам рассказала, как ты кричала, что у Юльки в квартире огонь и что её Мишка может сгореть. Как ты про пожар могла узнать и что дома пёс один? И она видела тебя в парке, как ты на скамейке сидишь и с собаками разговариваешь. Вот. А я, если ты не станешь со мной дружить, буду всем говорить, что тоже видел, как ты разговаривала с Ирмой, с ньюфом Мишкой и другими собаками. И что ты не-нор-маль-на-я! И что ты, когда вырастешь, будешь ночами превращаться в волчиху, а утром обратно в человека. Я видел очень страшный фильм про такую девушку – «Оборотень» называется. И от тебя все станут разбегаться.

Мне от злости даже холодно стало:

– Вот и хорошо! Я как стану волчихой, тебя закусаю. А пока скажу Сеньке, как ты меня назвал. Он тебе покажет, кто в кого превращается! Сам станешь бегать, как собака, на четвереньках и гавкать! Вали от меня, пока я сама тебя не отколотила!

Васька высунул язык, заорал: «Волчиха, волчиха!» – и побежал от меня. Я кинулась за ним и почти догнала, уже замахнулась рюкзаком, чтобы его треснуть, но тут непонятно откуда появилась Зоя Викторовна – тоже, наверное, шла домой, – вытаращила глаза и закричала:

– Ярославцева! Это что такое? Прекрати сейчас же! Ты почему его преследуешь?

Я затормозила, сказала, что он сам виноват, и побежала скорей домой.

Дома меня встретила Катя и сразу же мысленно спросила, что случилось. Я бросила рюкзак на диван и, как была в куртке и шапке, уселась за стол. Тогда Катя прыгнула на стол, и я ей всё пересказала. И спросила, что делать.

Катя подумала и предложила попробовать подружиться с Васькой. На это я ответила, что ни за что с ним дружить не стану, хотя бы он грозил заявить, что я террористка и хочу взорвать школу. Тогда Катя посоветовала не обращать на Васькину клевету внимания и смеяться над ним. Все поговорят, поговорят и перестанут, а Васька опять окажется в дураках.

Тогда я спросила про оборотней: правда ли, что есть такие люди, которые могут превращаться в собак и волков, и наоборот. Катя сказала, что среди её знакомых зверей кто-то об этом слышал, но бывает ли такое на самом деле, она не знает. Лесные звери про это должны знать лучше, но Катя ни с кем из лесных не знакома.

Тогда я спросила, а могут ли об этом знать вороны, они ведь летают и встречают многих зверей из разных мест. Дело в том, что я иногда встречаю ту ворону, которой я помогла освободить её сына, и мы здороваемся. Я даже назвала её Фросей, и ей это имя понравилось. Но Катя сказала – вряд ли, потому что городские вороны хотя и умные, но всё же ограниченные создания и путешествуют от своих мест обитания недалеко. Возможно, у них есть связи с лесными воронами, но про это Катя ничего не знает.

И я решила расспросить об этом папу. Он физик, он всё должен знать.

Мы с Катей пообедали, отдохнули от мысленного разговора, и я села делать уроки. А когда сделала, стала размышлять: сказать Сеньке про новую Васькину гадость или не надо?

Если скажу, он может Ваську отколотить, будет драка, потом станут разбираться, за что бил, как бил, вызовут родителей, Сеньке попадёт, да и мне достанется. Ведь Васька всё наврёт, чтобы Сенька и я оказались виноватыми, а он остался несчастным, пострадавшим от злых хулиганов. А если не скажу и Васька начнёт в школе болтать обо мне, Сенька его всё равно побьёт, и его самого накажут. Надо что-то придумать.

Я думала, думала и вдруг придумала: буду говорить правду. Пусть только Васька попробует сказать, что я волчиха, я тогда скажу, что он приставал ко мне, чтобы я с ним дружила, а я засмеялась и сказала, что лучше подружусь с волком, чем с ним, потому что дружить с волком и то интереснее. Вот он и выдумал назвать меня волчихой. Дурак! Надо будет только Сеньку об этом предупредить. Но всё-таки сначала спрошу у папы насчёт оборотней…

Вечером, когда мама мыла на кухне посуду, я подошла к папе и сказала, что у меня к нему серьёзный вопрос: бывают ли на свете оборотни? Ну, это такие люди, которые умеют превращаться в волков и обратно в людей. Папа как услышал, так даже уронил книжку, которую читал, и уставился на меня. Потом обо всём догадался, посмотрел на меня весёлыми глазами и сказал:

– Ты что, боишься, не оборотень ли ты? Признавайся, волчишка.

Я кивнула и сказала, что сегодня гад Васька из моего класса, который непонятно как узнал, что я могу разговаривать со зверями, сказал, что я оборотень и скоро стану по ночам превращаться в волчиху.

Тут папа засмеялся, обнял меня и сказал, что это всё выдумки, старинные сказки, как, например, про царевну-лягушку или злую колдунью, которая превращалась в чёрную кошку. А превращение человека в зверя невозможно ни физически, ни анатомически, ни физиологически. Какого же размера должна быть лягушка, из которой получилась царевна?