А тут к ним переехала жить его старая скверная бабка из Углича. Собака, когда её увидела, сразу зарычала, и бабка заявила, что с этим чудовищем жить не будет. Сенька возмутился и крикнул, что бабка сама чудовище, и за это ему сильно попало.

И тогда Сенька стал всех знакомых спрашивать, не возьмёт ли кто-нибудь собаку на время к себе – она добрая, ласковая, красивая. А когда отец вернётся из командировки, он вместе с Сенькой заставит бабку взять собаку обратно. Что это такое, на самом деле! Приехала – и сразу распоряжаться! В конце концов, собака уже жила в квартире, и поэтому она местный житель, а бабка мигрантка, приехала в Москву из какого-то там Углича и устанавливает свои порядки!

А тётя Тоня всегда боялась воров и грабителей, которые приходят в дом под видом водопроводчиков, электриков, телефонщиков, ну, всяких таких. Сенька стал специально встречать её с Васькой в парке и пугать историями про разные ужасы. И даже сказал, что и к ним домой приходил однажды подозрительный дядька проверять газ и требовал его впустить, но доберманша выскочила к дверям, залаяла, и он сразу убрался. Потом Сенька сказал, что собаку нужно устроить на временное жительство, и предложил её тёте Тоне. Она, конечно, спросила, кто же тогда будет охранять его собственную квартиру, а Сенька сказал, что с такой бабкой собака не нужна: никакой вор не посмеет залезть туда, где живёт его бабка.

И тётя Тоня согласилась, а Васька чуть не взорвался от радости.

Сенька привёл свою Ирму к ним домой, сказал: «Охраняй!» – обнял за шею, поцеловал в нос, вытер глаза рукавом и пошёл к дверям. Ирма взвыла, но он только сказал: «Надо!» – и она опустила голову, легла в углу и загрустила. Тётя Тоня стала её гладить, говорить ласковые слова, принесла ей замечательную куриную котлету. Тут Ирма повеселела и лизнула тётю Тоню в нос, а тётя Тоня сразу разулыбалась. А когда в дверь позвонила соседка, Ирма сразу вскочила и зарычала, а тётя Тоня даже захлопала в ладоши от радости. Теперь она могла спокойно уходить по делам и не волноваться, что Васька по дурости пустит в дом каких-нибудь бандитов. Мне Васька всё это потом сам рассказал.

И Васька стал гулять с Сенькиной Ирмой и уже несколько раз волочился за ней по земле, когда она бросалась за кошками. И всё ждал, когда я выйду гулять с Катей. Даже кричал под балконом, чтобы мы с Катей вышли пройтись. Но я Ваську знала, и Сенькину Ирму тоже, и не шла.

Однажды мы с мамой и Катей приехали из гостей. Я вышла из машины у подъезда, а мама поехала ставить машину на наше парковочное место в конце двора. Я стала открывать дверь подъезда, приложила магнитный ключ, а другой рукой нужно было потянуть на себя дверь, а она очень тугая, тянется плохо. Тогда я спустила Катю на крыльцо и в этот момент услышала: «Давай!» – и увидела эту гадскую Ирму, которая во всю прыть неслась к нам с Катей. Катя прыгнула на меня и вскарабкалась на плечо. Ирма подскочила, стала запрыгивать на меня передними лапами, чтобы дотянуться до Кати, и лаять, а я отпихивала её и кричала.

Катя сначала вся сжалась от страха, а когда услышала мой крик, опомнилась, зашипела и ка-ак даст этой дуре когтями по носу. Та сразу заткнулась. А тут ещё позади Ирмы кто-то тяжёлым басом рявкнул: «Рр-гав!» Я оглянулась, а это Юлин, из восьмого подъезда, ньюфаундленд, чёрный, огромный, как медведь, гавкнул на Ирму, будто приказал, чтобы не смела приставать и шла вон. Как он здесь оказался? Он же гулял со своей хозяйкой Юлей на том конце двора?!

Ирма сразу вся как-то сжалась, попятилась и побежала к Ваське. Он стал платком вытирать ей нос, сверкать на меня глазами и кричать, что мы с Катей – обе дикие кошки и они с Ирмой нам ещё покажут… А я подумала: мне и Кате что, уж и не гулять теперь во дворе?! И тут я в голове услышала: «Не бойся. Ничего эта Ирма ни тебе, ни твоей кошке не сделает. Не посмеет». Я даже испугалась. Оглянулась, а на меня смотрит Юлин ньюфаундленд. И я вдруг поняла, что это сказал мне он! Получается, что я и с собаками могу разговаривать?! Со всеми?! Ну хотя бы с некоторыми?! У меня даже ноги подогнулись, и я села на крыльцо. Тут подбежала Юля, взяла своего пса за ошейник и сказала ему:

– Молодец, Мишка! Настоящий защитник маленьких и слабых.

И моя мама тоже подбежала, бледная – ну, просто белая, прижала меня к себе одной рукой, а другой стала гладить Катю. И мы пошли домой.

Потом Васька всем говорил, что он вовсе не науськивал Ирму на меня и Катю, а просто не смог её удержать. Но взрослые ему сказали, что, если такое ещё хоть раз случится, его поставят на учёт в полиции как малолетнего преступника. Васька испугался, и Ирма стала ему не нужна.

Васька после этого стал мне пакостить в школе. Всё время норовил меня толкнуть или дёрнуть, подходил и орал, когда я с кем-нибудь говорила, – я терпела. Один раз какую-то грязную, драную перчатку сунул мне в карман куртки, дождался в раздевалке, пока я её достану, и стал громко хохотать, чтобы все смотрели. В другой раз в замок на рюкзаке воткнул спичку, я его открыть не могла. Острую кнопку положил на сиденье, Верка плюхнулась на моё место не глядя и заорала, как резаная. Как-то даже полкирпича положил в рюкзак. Я нашла и не стала его вытаскивать, а проходила мимо Васьки и «случайно» уронила рюкзак ему на ногу. Он взвыл, а я говорю:

– Ой, прости, я совсем ослабела, даже рюкзак удержать не могу.

Больше Васька в мой рюкзак не лазил.

А недавно я оставила свою новую ручку на столе, так он на переменке вместо неё подложил мне такую же старую, которая уже не пишет. А у нас диктант. И захохотал, как дурак, когда я попыталась ею писать. Я тогда прямо на уроке встала, ткнула ему его ручку в разинутый рот – он его сразу захлопнул – и дала в ухо. Васька вскочил, и чуть не случилась драка. Но Зоя Викторовна, наша классная, велела мне выйти, а я спросила – как же диктант. А она сказала, что диктант я писать не буду и она мне поставит двойку. А я сказала, что это нечестно, потому что я не сбежала с урока, а она сама меня выгоняет. Пусть выгоняет после диктанта, я только обрадуюсь. Тогда она разозлилась и велела на следующий день привести родителей.

Когда я это дома рассказывала, папа очень смеялся, а мама осуждающе на него глядела и говорила:

– Не смешно! Девочка не должна затевать драку!

А папа хлопнул меня по попе и сказал:

– Ничего, малышка, прорвёмся. Ну, иди, делай уроки.

И, наверное, прорвался, потому что Зоя Викторовна про этот случай больше не вспоминала. Диктант я написала через день после уроков. А Васька перестал мне пакостить, потому что стал бояться и только смотрел на меня злобными глазами.

Через пару дней я встретила во дворе Сеньку. Он был с Ирмой и с толстым рюкзаком. Я спросила, куда это он собрался и почему с Ирмой – ведь он отдал её Ваське.

Оказалось, что Васька вернул ему собаку. Заявил, что она отказывается выполнять его приказы и потому больше ему не нужна. А Сенькина бабка устраивает скандалы и требует выгнать Ирму сейчас же. Поэтому Сенька вынужден уйти из дома и прожить с Ирмой где-нибудь три дня, пока отец не вернётся из командировки. Он у него военный и часто уезжает на какие-то «объекты». А защитить Ирму может только отец. Сенька оставил матери записку, чтобы она его не искала и что домой он не вернётся, пока не приедет отец. А Ваське он эту его подлость припомнит: сам просил-просил отдать ему Ирму, Сенька поверил ему, а он повёл себя как последний гад. И что теперь ему, Сеньке, делать?!

Дело оказалось очень серьёзным.

Попросить моих маму и папу приютить Сеньку с собакой? Без Ирмы они, может быть, и взяли бы его на три дня, и то обязательно сообщили бы его матери, и что бы тут началось!.. Сеньку вернули бы домой с полицией или даже отдали в детский дом – я где-то слышала, что есть социальная служба, которая делает такие подлости, не спрашивая у детей, хотят они этого или нет. А Ирму отвели бы в собачий приют, а там собак держат в тесных клетках и плохо кормят.