Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Я вернусь,- прошептал он в темноту, и вдруг услышал, как слева от него, прорываясь сквозь темноту и мертвенную тишь, зазвучала негромкая песня. Она была не одной из тех, что пели эльфы, то была простая детская колыбельная, которую Нириэль пела маленькому Валендилу, когда тот никак не хотел засыпать. Исилдур поднял голову и удивленно прислушался. В лагере не было женщин. Но голос точно принадлежал женщине - она пела негромко, так, что слова едва можно было разобрать. Исилдур поднялся на ноги - земля под ним качнулась, но он устоял. Неужели показалось? Но нет - песня не затихала, и Исилдур сделал шаг в ту сторону, откуда она звучала. Неожиданно все вокруг померкло на мгновение, и он очутился в светлой просторной комнате. На резном высоком стуле, спиной к нему сидела Нириэль - ее темные волосы волнами рассыпались по спине. Одной рукой она неторопливо покачивала колыбель. Исилдур, как завороженный, ступил к ней ближе, открыл было рот, чтобы окликнуть, но под его ногами внезапно вспыхнуло пламя - оно пронеслось по деревянному полу, взяв Нириэль и колыбель в кольцо. Исилдур попытался крикнуть, броситься сквозь огонь, но застыл, как парализованный. Лицо опалял нестерпимый жар - такой, что казалось, вот-вот закипят глаза в глазницах. Он рванулся снова. Нириэль, будто ничего не замечая, продолжала петь. Исилдур все же сумел двинуться с места, но тут огонь охватил его тело, и он беззвучно отчаянно закричал.

Один миг, и Исилдур оказался стоящим в полном одиночестве перед высокими черными воротами - огонь все еще полыхал вокруг него, но больше не опалял. Он поднял руки, чувствуя, как теперь пламя просачивается меж пальцев, собирается на ладонях и цветет причудливыми высокими цветами. Пламя было подвластно ему, а песня, все еще звучащая в ушах, ставшая частью окружавшего его воздуха, пропитавшая его, - придавала сил и решимости.

- Выходи! - выкрикнул Исилдур,- выходи! Я пришел!

Кто-то теребил его за плечо. Исилдур вздрогнул, распахнул глаза и встретил встревоженный взгляд Анариона. Брат был бледен, под глазами залегли глубокие темные тени, но он улыбался.

- Кого это ты зовешь? - поинтересовался он с любопытством.

Исилдур сел и огляделся - он был в своем шатре, заснул полностью одетым, не добравшись до ложа. Подумать только.

- Мне снился приятный сон,- сообщил он брату, не желая вдаваться в подробности. Тот кивнул.

- Отец и Гил-Гэлад собирают войска. мы выступаем. Это будет последний переход, а потом…- Анарион вздохнул и вздрогнул.

- А потом,- закончил за него Исилдур,- мы примем бой.

========== На пороге ==========

Трандуил покинул королевский шатер, как только убедился, что отец слишком занят спором с Ардиром – предводителем лотлориэнских лучников. Споры вообще не затихали с тех самых пор, как армии эльфов и людей соединили свои знамена и вместе двинулись против общего Врага. Трандуил в большинстве споров не участвовал, но наблюдать за тем, как сородичи препираются, иногда переходя на личности и припоминая все старые обиды, начиная с достопамятного пожара в гаванях, было страшно утомительно. Тем более, что мысли его были далеко от предстоящей битвы, от советов – сколь бесконечных, столь и бесполезных, от нависшей над ними всеми угрозы неминуемой смерти. Много столетий Трандуил избегал тех мыслей и чувств, что сейчас занимали его. Он сделал все, чтобы заставить себя забыть, похоронить произошедшее в памяти, уничтожить малейшее напоминание о тех днях, когда он был юн, а мир был полон невинности, красоты и любви, равных которым позднее он не встречал.

И все было ради того лишь, чтобы единственный взгляд изменил все. Одно это глупое «Приветствую», и спокойствие, взрощенное годами, щедро политое слезами и укрепленное обидой и злостью, рассыпалось на куски, как белая головка одуванчика, когда дитя подуло на нее. Трандуила снова – за один вздох, один полувзгляд, одно оборванное касание рукой к руке – отбросило в те времена, когда он был молод, влюблен и доверчив. И с тех пор он никак не мог выбросить из головы того, кто так стремительно вновь завладел его мыслями.

Он прошел по притихшему военному лагерю – у шатров горели костры, хотя ночь еще не наступила. В иных землях, должно быть, солнце только начало клониться к закату, но здесь, на пороге вечной тьмы, небеса были низкими, черными и пустыми – ни единой звезды. Даже языки яркого пламени здесь казались зеленоватыми и тусклыми, словно окружающая их темнота крала у огня краски, свет и тепло. Здесь царствовало иное пламя, и обычной согревающей силе не было здесь места.

Лагерь окутывала странная, неестественная тишина – Трандуил был почти уверен, никто вокруг и не думал спать, но голоса и обычный шум военной стоянки обретал в этих землях причудливую форму – такую, что говорившие начинали даже бояться собственного голоса, если пытались перекрыть им здешнюю тишь. Для Трандуила, впрочем, ничего этого не существовало – он знал, куда идет, и понимал, что не отступит, не вернется назад, пусть даже ему суждено столкнуться с насмешкой или злым отпором.

Два стражника у полога походного шатра насторожились, когда он приблизился. Один окликнул его, и Трандуил поднял голову, чтобы под серым капюшоном можно было разглядеть его лицо. Стражи явно были удивлены, но расступились, пропуская.

За расшитыми тяжелыми стенами шатра было тепло и светло. Все небольшое пространство освещал свет очага. После похода сквозь тьму снаружи, на мгновение Трандуил почти ослеп и растерялся. Владыка стоял спиной ко входу в шатер, склонившись над походным столом, заваленным какими-то бумагами. При появлении Трандуила он повернулся, и лесной принц заметил на лице владыки тень удивления – совсем мимолетную, словно тот ждал его прихода, но не предполагал, что гость явится так рано. Сейчас было самое время, последний шанс извиниться, развернуться и скрыться в темноте, вернуться в шатер к отцу и надеяться, что завтра черная стрела или отравленный клинок отправят его в Чертоги Мандоса, туда, где все земные горести теряют смысл.

- Здравствуй,- сказал Келеборн, и сердце Трандуила на мгновение перестало биться.

На владыке Лотлориэна не было кольчуги - он был одет в светло-серую рубаху, подпоясанную витым ремнем, но выглядел так, словно в любой момент мог облачиться в доспехи и выйти на поле боя. Трандуил, не снимая с головы капюшона плаща, позволил себе несколько секунд просто разглядывать Келеборна – внимательно и не произнося ни слова. Тот повернулся к нему, сложил руки перед собой. Лесной принц видел – губы Келеборна силились сложиться в привычную приветливую улыбку – такой он награждал всех, с кем разговаривал. Но сейчас этот дежурный жест вежливости не давался ему. В свете очага серебряные глаза Келеборна казались почти черными. Огонь отбрасывал на его лицо неровные тени, и казалось, что владыка хмурится.

- Я предполагал, что ты придешь, Трандуил Ороферион,- заговорил Келеборн наконец мягко и тихо – словно падали на землю легкие перья,- я рад, что мы сможем поговорить до того, как решится судьба Средиземья – и наша вместе с нею.

- Я пришел не говорить,- Трандуил и сам не понял, как осмелился сказать это. Подобная фраза была последней из тех, что он придумал, чтобы начать этот разговор. И вот теперь отступать было некуда. Белые брови Келеборна нахмурились – или дрогнуло пламя?

Трандуил чуть дрожащими пальцами расстегнул брошь на плаще у горла. Откинул с головы капюшон – огонь расцветил его волосы медовыми бликами. Одно плавное движение плеч – и легкая серая ткань плаща стекла по его телу на пол, как водопад сбегает с камней. Трандуил перешагнул через плащ, приблизился к Келеборну и замер в паре шагов от него, давая владыке рассмотреть то, что предстало перед его глазами.

Трандуил был совершенно обнажен под плащом. Сейчас, в мягком свете очага, тело его казалось вылепленным из белоснежного воска – столь же совершенным, сколь и хрупким. В шатре было тепло, но аккуратные темные соски лесного принца затвердели, как от холода. Трандуил стоял совершенно прямо, не прикасаясь к себе, чуть вздернув подбородок, зная, что от взгляда владыки сейчас не укрывалось ни то, что руки его дрожали все сильнее, ни то, что мужское естество его уже начинало наливаться кровью от самого того факта, что он стоял обнаженным перед тем, кто много столетий назад разбил его сердце.

15
{"b":"730610","o":1}