Литмир - Электронная Библиотека

Командир трудно сглотнул. К счастью, без приглашения в командирский закуток пещеры никто из бойцов заглядывать бы не решился, кроме того, час, видимо, был еще очень ранний, и лагерь партизан только начинал просыпаться. Но вместе с тем Роше вдруг почувствовал иррациональное, душное желание, чтобы кто-нибудь вошел, вмешался, увидел, даже подумал все, что могло предложить его скудное воображение, обсуждал это еще месяц с товарищами, стоя в карауле. Роше был готов снести все косые взгляды и пересуды, все смешки за спиной — лишь бы кто-нибудь пришел и помешал ему сжать Иорвета в руках крепче.

Это было незнакомое, пугающее, захватывающее все новые территории в его душе чувство. Оно было сродни той ненависти, что он испытывал к эльфу много лет, сродни той скорби, что он познал за последние месяцы, и в то же время было совершенно иным, и Роше, не боявшийся ни смерти, ни боли, вдруг испугался самого себя.

Он постарался сделать глубокий успокаивающий вздох и высвободиться из рук Иорвета, хотя бы отодвинуться от него, чтобы не чувствовать, как на каждом его выдохе вверх по шее на затылок поднимаются целые батальоны мурашек, а сердце на каждом его вдохе замирает в ожидании следующего выдоха.

Роше зажмурился. Расслабился, словно пленник, надеющийся так избавиться от пут. Позволил очередному выдоху обжечь свою кожу, а потом повернулся — осторожно, лишь бы не разбередить раны, но решительно. Отодвинулся. Бросил взгляд на лицо Иорвета. Тот нахмурился, ресницы вздрогнули, и Роше понял, что держит в руках бомбу с подожженным фитилем. Еще немного, и эльф откроет глаз и поймет, что происходит. И от стыда у Роше закололо скулы.

Иорвет глубоко вдохнул, не закашлявшись. Ресницы вздрогнули еще раз, и в следующий миг Роше словно с разбегу нырнул в ледяной позеленевший от тины лесной пруд — единственный глаз Иорвета смотрел на него в упор.

Какова была вероятность, что эльф вообще не помнил, как накануне пришел в лагерь партизан, как Роше перевязывал его раны, как посреди ночи решил отогреть теплом собственного тела? Эти мысли проносились в голове командира, пока эльф разглядывал его — внимательно и цепко.

— Воды, — тихо и хрипло проговорил Иорвет, и Роше чуть не подпрыгнул от непрошенного облегчения — будто по-ведьмачьи отбил стрелу, летевшую прямо в глаз.

Он откинул одеяло и встал. Пошарил глазами вокруг, отыскал свою рубаху и натянул ее через голову — так-то лучше.

***

Иорвет пил жадно, едва не захлебываясь. Левая рука ему не подчинялась, и ковш с водой он держал неуверенно, проливая половину на себя. Но Роше скорее бы отгрыз сам себе палец, чем стал бы ему помогать. Он стоял сейчас в нескольких шагах от лежанки, оперевшись бедром о стол и мечтал о том лишь, чтобы закурить.

Эльф сделал последний глоток, отставил ковш и обессиленно откинул голову, опуская веко. Роше молчал, наблюдая за ним.

— Ты протрешь на мне дыру, д’хоине, — проговорил Иорвет. Его голос звучал глухо и хрипло, но это были первые его слова со вчерашнего вечера, не считая просьбы напиться.

Роше вдохнул и выдохнул — злость вернулась к нему, и он был ей рад. Она была понятной и знакомой, он знал, как с ней обращаться, в отличие от того, другого чувства. Он готов был вывалить на голову эльфу сотни вопросов, вертящихся на языке, или — чего проще — выставить его прочь, раз умирать тот больше не собирался. Или даже убить, чтобы не мог никому рассказать, что видел лагерь партизан…

— Какого хера? — выплюнул он наконец.

— Красноречивей самых сладкоголосых скальдов, — Иорвет улыбнулся — из-за задевавшего губу шрама улыбка вышла кривой и зловещей — или он специально этого добивался.

— Заткнись нахуй, выродок, — Роше сжал кулаки, — я спрашиваю — какого хера ты тут делаешь? Откуда ты, блядь, взялся?

— Так мне заткнуться или отвечать? — полюбопытствовал Иорвет, и наконец удостоил Роше взглядом.

Роше надвинулся на него, оттолкнувшись от стола, но эльф не дрогнул, кажется, даже не моргнул.

— Я узнал о твоем лагере в Новиграде, — все же ответил он, — и подумал, что лучше умереть от твоей руки, чем от стрелы или заражения крови. Кто же знал, что тебе придет в голову лечить мои раны?

Роше скрипнул зубами. Он не знал, что злит его больше — эльфские откровения или тот факт, что в Новиграде кто-то мог любому растрепать местоположение партизанского лагеря. Надо будет наведаться к Сиги и прояснить этот вопрос…

— И на кой хер тебе сдался я, а не гнездо накеров на опушке? — сквозь зубы вопросил Роше, — или нильфский гарнизон в ближайшей деревне?

Иорвет молчал, снова опустив ресницы. Роше подождал пару секунд, не дождался ответа, и спросил снова, на этот раз позволив себе злобную насмешку:

— И почему ты не двинул к своим братьям? Беличий лагерь — дальше по тропе, я тебе говорил. Верноссиэль и ее ребята приняли бы тебя с распростертыми объятиями.

На этот раз Роше заметил, как Иорвет на секунду поджал нижнюю губу, словно не желал показывать врагу своей досады. Кажется, сам того не ведая, Роше выстрелил наповал.

— Погоди-ка, — задумчиво проговорил он, потом в два широких шага оказался в углу комнаты.

У стрелы было прочное тисовое древко, немного длиннее и толще обычного, такую можно было выпустить из большого двойного лука. Густое серое оперение. Длинное острие с зазубринами — краснолюдская работа, не иначе.

Роше отчего-то вдруг стало так паршиво и горько, что он едва не отшвырнул стрелу в сторону.

— Тебя подстрелили свои, — выплюнул он, не оборачиваясь, но ощущая, как поникли плечи Иорвета, — гребанные белки подстрелили тебя, хотя ты умереть был за них готов.

— Они не «мои», — негромко и очень ровно, словно боялся оступиться на скользкой тропе, ответил Иорвет, — вернее, я — не «их».

***

Добиться от него чего-то еще в качестве объяснений было невозможно — Роше уяснил это очень быстро.

Иорвет не рыпался, не отказывался от еды и стойко сносил перевязки, но больше не разговаривал. Роше и сам не знал, почему не подпускал к нему никого больше, сам занимался его бинтами и приносил еду. В лагере, конечно, продолжали ходить разговоры о том, почему командир держит эльфа при себе. Если тот был заложником, то кому и какие требования он намеревался предъявить? Если командиром двигала простая человечность и жалость, то почему не отвезти эльфа в деревню или в лагерь белок? Роше слышал, как эти вопросы бойцы задавали друг другу, и благодарил судьбу, что единственная, кто помнил Иорвета — Бьянка — отправилась с разведывательной миссией на север, и вернуться должна была не скоро. С ней пришлось бы объясняться, а командир и с собой-то объясниться толком не мог.

Эльф заговорил однажды ночью, когда Роше, вернувшись с обхода караулов, сидел в углу пещеры и неторопливо забивал табак в трубку. С той самой первой ночи он больше не ложился с Иорветом в одну постель — притащил себе несколько одеял, и спал прямо на полу у очага. Эльф большую часть времени проводил в каком-то странном оцепенении, видимо, так его раны исцелялись быстрее, и стараниями ли Роше, благодаря этому сну или целебной мази, но воспаление почти полностью прошло, и Иорвет очевидно шел на поправку. А вот куда шло все остальное, Роше понятия не имел.

— Они не хотели меня убивать, — голос эльфа пролился плавно, словно масло из треснувшего кувшина. Роше вздрогнул и поднял голову, — это было предупреждение. Не подходи — иначе следующую схлопочешь в глаз. А у меня их не так много осталось, чтобы рисковать.

— И какого ляда они так сделали? — спросил Роше, все еще неуверенный, что имело смысл открывать рот. Может быть, от первого же вопроса Иорвет решит снова заткнуться еще на неделю. Но Роше решил рискнуть, эта история, еще нерассказанная, жгла его своей вопиющей несправедливостью, пусть и по отношению к Иорвету, — после всего того, что ты сделал для них во Флотзаме и в Вергене?

— А что я сделал для них? — Иорвет горько ухмыльнулся, — резня в квартале нелюдей во Флотзаме началась из-за того, что ты не смог схватить меня. А под Вергеном… Верген не удалось отстоять в первый раз, и отряд моих лучников ничем не помог. Для нынешних скоя’таэлей я — пережиток прошлого, способный привести их только к гибели. Кроме того, сейчас Саския, за которую я готов был отдать свою жизнь, воцарилась в Верхнем Аэдирне со второй попытки только потому, что кто-то убил этого борова с рогом посередь лба, Хенсельта.

3
{"b":"730606","o":1}