— Все верно, — кивнул Император, — и для того, чтобы народ вспомнил, кто их правитель, чтобы убедился, что у вас — своя голова на плечах, одну голову придется с плеч снять.

— Во имя Темерии, — проговорил Вернон с торжественной обреченностью.

— Во имя Темерии, — подтвердил Эмгыр.

***

Он ждал, что, когда он опустит на стол перед иссиня бледной королевой регентский знак на длинной серебряной цепи и отдаст подошедшим гвардейцам свое оружие, его сопроводят в темницу. Но рыцари в черных латах повели Вернона по коридорам дворца в его личные покои, и остались за дверью. Он был пленником, но пленником почетным, хотя бы эту услугу Эмгыр решил ему оказать.

Как выяснилось несколькими минутами позже, услуга эта была не единственной.

Роше ничуть не удивился, когда дверь его покоев скрипнула, и в комнату просочился Иорвет. Вернон сидел за столом, за которым проводил почти каждое утро. Зеркало, стоявшее перед ним, казалось, подернулось пыльной пленкой, потускнело, и отражала его лицо с искажением, делая его похожим на мертвеца. Впрочем, им он, по сути, и являлся.

Иорвет подошел к нему неслышно, опустил руки на плечи и замер, ничего не говоря — Вернон видел его смутный силуэт в отражении.

— Прости меня, — решил человек заговорить первым, — Ты был прав — тебе было лучше никогда меня не знать. — шальная, но удивительно привлекательная мысль вдруг мелькнула в голове у Роше — что если попросить эльфа решить все вопросы одним махом. Взять острую бритву и полоснуть человека по горлу — такая смерть была желанной, почти невоплотимой мечтой, единственной вещью, которая сейчас могла сделать Вернона счастливым. Никакого позора. Никакого страха — что могло быть лучше, чем умереть на руках у того, кого любил больше самой жизни?

— Сбежим, любовь моя, — пальцы Иорвета сжались на его плечах, он все еще не наклонялся к нему, и Роше не мог видеть его лица, — через тайный проход между нашими спальнями, а там — выберемся на стену, выйдем из города, сядем в лодку — и больше никто никогда нас не найдет.

Роше прикрыл глаза и сглотнул. Иорвет не предлагал ему спасение — он просил этого у Вернона, но по тону эльфа было ясно, ответ ему уже известен.

— Я не могу, — проговорил Роше тихо, чувствуя себя предателем куда больше, чем прежде, стоя перед бледной испуганной Анаис, — королева будет вынуждена послать за мной погоню, а тогда погибну не только я, но и ты.

— Я и так погиб, — возразил Иорвет, — меня нет без тебя, и, если они казнят тебя, мне придется забрать с собой столько твоих палачей, сколько я смогу, до того, как меня убьют стражники. Может быть, удастся даже добраться до глотки Императора.

Роше поднял руку и сжал ладонь Иорвета на своем плече.

— Ты так не сделаешь, — убежденно возразил он, — теперь ведь есть не только ты и я. И пусть Иан лишится одного отца — двух сразу ты отнять у него не сможешь. Я и так должен был покинуть его слишком рано — пусть лучше сейчас, когда он еще слишком мал, чтобы меня как следует запомнить.

Пальцы Иорвета болезненно дрогнули, сжались сильнее, теперь причиняя боль, и Роше ухватился за это ощущение, как за последнее доказательство того, что еще жив.

— Это все моя вина, — начал Иорвет, помолчав пару мгновений, — моя глупость, моя ошибка. Я знал, что поступаю необдуманно, но не знал, насколько.

Роше чуть поднял голову, стараясь наконец рассмотреть лицо эльфа. Тот говорил все это не из бессмысленной бравады, не ради того, чтобы повиниться впустую. Он, казалось, хотел что-то рассказать, но никак не отваживался. А Роше понял, что совершенно не хочет этого слышать.

— Он сказал, что не сможет защитить тебя от предательства, — продолжал Иорвет, монотонно, как онейромант в глубоком трансе, — я не знал, что предателем окажусь я сам. Я убил тебя, любовь моя. Я убил тебя.

— Иорвет, — Роше наконец повернулся к нему, толкнув стол, и стоявшее на нем зеркало зашаталось, но устояло, — о чем ты говоришь?

Эльф опустил руку, и несколько секунд стоял прямо, как заклинивший механизм. Потом медленно опустился перед Верноном на пол, положил руки ему на колени и посмотрел прямо в глаза.

— Я должен рассказать тебе кое-что, любовь моя, — сказал он очень тихо, нанизывая слова одно за другим, как бусины в проклятом ожерелье, — это случилось почти семь лет назад, и я надеялся, что ты никогда об этом не узнаешь…

========== Сняв голову, по волосам не плачут. ч. 2 ==========

Где-то в глубине комнаты раздался сперва короткий тихий скрип, а потом голос — глубокий, почти томный — произнес негромко и вкрадчиво:

— Наконец-то я увидел тебя во плоти.

— Тайные проходы в стенах, — Император усмехнулся, но не поднял головы от раскрытой на коленях книги, — очень умно.

Шаги по деревянным панелям пола были едва слышны. Убийца двигался плавно, как подползающая к жертве змея, и через пару мгновений шеи Императора коснулась холодная сталь кинжала.

— Иорвет, если не ошибаюсь, — сказал Эмгыр, и наконец поднял голову, подставляя горло.

— Можешь звать стражу, если успеешь, — острое лезвие чуть оцарапало кожу, и теплая щекочущая струйка крови скатилась вниз, остановилась в яремной ямке, — я сделаю все чисто, и быстрее, чем ты того заслуживаешь. Твои солдаты не смогут меня убить — я уже мертв.

— Эльфская патетика, — Эмгыр не двигался, не старался увернуться или даже поднять глаза на своего палача, — совсем как в этом романе. Мститель всегда приходит по душу того, кого считает виновником всех своих бед.

— Я сам виновник всех своих бед, — ответил эльф с короткой усмешкой, — и души у меня больше нет. Так что сойдет и твоя.

Между ними — колкая, как первый мороз — повисла секундная тишина. Руки Эмгыра закрыли книгу, и она, скользнув по шелку халата, скатилась на пол, нарушив паузу коротким хлопком. Император сцепил пальцы.

— Чего ты ждешь? — спросил он, — если того, что я начну звать на помощь, или умолять о пощаде — этого не будет.

— Ты никогда не делал того, в чем не было смысла, — ответил эльф, тихо выдохнув — это должно было стать коротким смешком, но потухло, как свеча, на которую опустили стакан. — Ты знаешь, что я убью тебя. Секундой раньше или позже — неважно.

— Прошло уже тридцать, — напомнил Император прохладно.

— Но кто считает? — откликнулся эльф.

— Думаю, ты, как любой герой таких вот романов, сперва расскажешь мне, за что заносишь надо мной карающую длань, — предположил Эмгыр, — и приговор, вынесенный Вернону Роше, надо полагать — не единственная тому причина?

— Не смей произносить его имени, — лезвие прижалось плотнее, и еще три капли крови скатились по шее императора, на этот раз, не задержавшись, скользнули по ключице и скрылись под воротом халата на груди.

— Ты предпочел бы, чтобы я называл его как-то по-другому? — уточнил Эмгыр. Долгие годы научили его сдерживать все порывы, делать тон выверенным и ровным, а движения — скупыми и точными, подчиненными только необходимости. Сейчас необходимо было не двигаться вовсе.

— Не говори о нем, — на этот раз эльф смог изобразить усмешку, — я пришел не из-за него. Я хочу, чтобы ты понял, в твоей смерти сегодня не будет ровно никакого смысла. Я пришел убить тебя не из мести, не из страха и не ради величия Севера или чего-то в таком роде. Я пришел убить тебя ради того, чтобы ты умер, жалкий человек. Это моя прихоть, последнее желание приговоренного.

Эмгыр помолчал, считая мерные удары собственного сердца, и позволил себе за эти секунды всего одну слабость — прикрыл уставшие от чтения глаза. Годы брали свое, и засиживаться допоздна было все труднее.

— Для вас, эльфов, шестьдесят лет — это пора юности и расцвета, — заговорил он, — для людей же — время заката и забвения. Так что смерть моя не будет иметь никакого смысла ни для тебя, ни для меня, ни для Нильфгаарда. И в конечном итоге скажется она на судьбе только одного человека. Ты просил не называть его имени.