— Я так понимаю, к вам в руки попал некий артефакт, — заговорила она быстро, — и мне нужно осмотреть его и определить его происхождение.

Анаис кивнула.

— Роше проводит вас, госпожа, — королева указала рукой на стоявшего поодаль Вернона, и взгляд немного по-эльфски раскосых сиреневых глаз обратился на него. Роше, повидавший в этой жизни всякого, невольно поежился. Он не так уж много чародеек встречал на своем веку, и ни одной из них по-настоящему не доверял, но в этой было что-то пугающе закрытое, опасное, как двери старого склепа, за которые ни в коем случае нельзя было заглядывать.

Это ощущение, однако, рассыпалось без следа, когда Роше заметил, каким стало выражение лица сурового ведьмака, стоило ему увидеть гостью. Вернон подозревал, что его собственная рожа, когда он встречался с Иорветом даже после самой краткой разлуки, выглядела ничуть не лучше, и это странным образом притупило в нем чувство тревоги и недоверия к магичке.

Йеннифер же, зайдя в кабинет, едва взглянула на ведьмака. Тот сделал сперва пару шагов в ее сторону, вроде невзначай. Потом, помедлив полминуты — еще шаг, и наконец подошел к ней совсем близко, все еще делая вид, что просто расхаживает по комнате, без определенной цели.

— Пожалуйста, Геральт, — наставительно, как неразумному малышу, сказала Йеннифер, не оборачиваясь, — не заглядывай мне через плечо, твое дыхание над моим ухом мешает мне думать.

Геральт, ничуть не обиженный, отступил на шаг и с улыбкой глянул на Роше. В его взгляде регент с удивлением прочел хвастливую гордость — ведьмак будто похвалялся своей дамой, и Вернон отлично его понимал. Должно быть, у каждого в жизни должен быть кто-то, для кого границы были неведомы, и чтобы подпустить кого-то так близко, требовалась большая смелость. Геральт доверял колдунье больше, чем самому себе — и это успокоило Роше окончательно.

Йеннифер, меж тем, подняла со стола серебряную монету, покрутила ее между пальцами, потом устроила на затянутой в черную лайку ладони, стянула зубами вторую перчатку и начала медленно водить рукой над монетой. Та начала мерцать льдистым голубым светом, и в комнате едва уловимо запахло теми самыми травами, которые Роше чувствовал в отвратительном жилище вчерашнего убийцы.

— Любопытно, — наконец резюмировала колдунья, опустив руку. Непроизвольным быстрым жестом убрала за ухо смоляную прядь — неужели заволновалась? Голос и взгляд Йеннифер остались прежними, размеренно-деловитыми, но в ее жестах теперь ощущалась легкая напряженная нервозность.

— На эту монету и правда наложены сильные чары, — сообщила она, повернувшись к Роше, — магическая сигнатура кажется знакомой, но, видимо, тот, кто поработал с ней, позаботился, чтобы распознать ее было невозможно. Все, что я могу сделать, это постараться наложить ответное заклятье — оно вернет монету в карманы тех, в чьих руках она побывала. Один из них, как я понимаю, мертв, так что сможете узнать следующего.

Роше благодарно кивнул — это было гораздо лучше, чем ничего.

— На этот раз я отправлюсь один, — сообщил ведьмак, снова подходя к Йеннифер ближе, — так будет быстрее и надежней. Я отыщу того, кто заплатил тому нищему, и вернусь с ним.

— Только приведи его живым, — попросил Роше, и ведьмак ухмыльнулся.

— Кто бы говорил, — отрубил он.

— А бутылка? — из тени у книжного шкафа выступил Иорвет — он наблюдал за всем происходящим молча, не вмешиваясь, и только сейчас решил подать голос.

— А что бутылка? — Йеннифер окинула его любопытствующим взглядом, — это просто вино. Можете его выпить.

***

Время ожидания тянулось бесконечно. Иорвет мерил шагами кабинет, почти натыкаясь на стены, будто не разбирал дороги или вовсе ослеп в полутьме. Роше сидел за столом и уже битый час разглядывал записку, словно хотел выучить и запомнить каждый завиток мелкого изящного почерка. Фраза явно была изображена не рукой Дийкстры — тот писал размашисто, не жалея бумаги, закруглял гласные и бесконечно вытягивал подстрочные знаки, желая всем своим адресатам сообщить, что в его словах смысла куда больше, чем может показаться. Этот почерк был женским — легким, с изящными тонкими петлями, почерк кого-то с очень хорошим образованием и чувством собственной значимости — буквы выстраивались ровно, ненавязчиво и плавно, как пары на Гранд-марше, и тот, кто писал это, знал — не нужно никаких лишних красивостей, чтобы точно донести свою мысль.

— Кто бы это ни был, — Иорвет остановился посреди комнаты и, заложив руки за спину, покачался с пятки на носок, — мы точно знаем, что он либо сам могущественный чародей, либо сотрудничает с ним.

— С ней, — поправил Роше устало, — я больше, чем уверен, что за этим стоит чародейка. Одна из тех, кто отказался от службы Императору — иначе она не стала бы так активно подсказывать нам, что он в этом замешан.

— Если только она не хочет избавиться от этой службы, — возразил Иорвет.

— После подписания Вызимского соглашения, чародеи нашли убежище в Нильфгаарде, и служба их осталась добровольной, — покачал головой Роше, — Император понимал, что заставить их подчиняться при помощи страха и угроз — невозможно.

— Тебя послушать, так нет в мире человека разумней и справедливей, чем твой долбанный Император, — раздраженно отозвался Иорвет, — он и самый умный, и самый честный — золото, а не человек.

— Из всех, с кем мне пришлось общаться в последние годы, он — единственный, кто выполнил все свои обещания, — заметил Роше и почувствовал себя непередаваемо странно. Думал ли он когда-нибудь, что будет произносить защитные речи об Императоре Нильфгаарда? Сейчас, впрочем, проще было говорить о нем, чем считать минуты до возвращения ведьмака.

— Чародейка, о которой мы говорим, знала о том, что вы устроили в Новиграде, — решил перескочить на другую тему Иорвет, все равно не удовлетворенный ответами Роше, — и была как-то связана с этим вашим Дийкстрой, раз знала, какое вино…

Роше поднялся из-за стола так быстро, что едва не перевернул его. Догадка пронзила его, как точно пущенный арбалетный болт.

— Я видел ее, — выговорил он, сжимая кулаки, — не могу вспомнить, как ее звали, но она была слепой, превращалась в сову и своими руками убила гребанного Радовида. А Дийкстра говорил о ней с таким придыханием, как будто хотел ее одновременно выебать и сожрать.

Иорвет повернулся к нему. На его лице Роше увидел след собственного озарения.

— Филиппа Эйльхарт.- выплюнул он так, словно обнаружил в только что откушенном яблоке половину червяка, — сука, заколдовавшая Саскию. Надо было убить ее, когда у меня была такая возможность.

Роше вышел из-за стола и медленно приблизился к эльфу.

— Но зачем ей это нужно? — спросил он, не обращаясь к Иорвету, будто требуя ответа у стен кабинета, — я не переходил ей дорогу, даже напротив — наши цели были едины, и ей никто не стал мешать свершить месть над Радовидом.

— Как справедливо заметил ведьмак, в ту ночь вы убили не только Радовида, — напомнил Иорвет, покачав головой. Он смотрел на Роше, почти не моргая, и с нехорошим волнением Вернон заметил в лице эльфа страх. Он знал Филиппу Эйльхарт не понаслышке, и, кажется, не ожидал столкнуться с настолько серьезным противником. Роше очень захотелось его обнять, но он сдержался — волнуясь, Иорвет не терпел к себе лишних прикосновений.

Он, однако, помедлив секунду, сам подступил к Вернону вплотную и обвил руками его шею, выдохнул и застыл. Роше ничего не оставалось, кроме как обнять его в ответ.

— И если этот Дийкстра так хотел выебать Филиппу, может быть, и она отвечала ему взаимностью? — продолжал рассуждать Иорвет, — и теперь решила отомстить, а записку прислала, чтобы ты точно понимал, за кого тебе мстят. Она почувствовала безнаказанность, и потому решилась подобраться так близко.

— Сомневаюсь, что все так просто, — покачал головой Роше. Он все еще пытался уложить в сознании произошедшее, но взвесить это и разложить по полочкам, оценить риски и принять решение, никак не мог, — если бы она хотела убить меня, она бы убила. А, как мы выяснили, этот заговор был направлен не на Вернона Роше, а на Темерию и регента. Что Филиппе до Темерии?