Йеннифер, оттолкнувшись от стола, выпрямилась, подошла к нему и заглянула Регису в глаза.

— Спасибо, — проговорила она тихо, и Регис в ответ лишь улыбнулся.

Найти дом Филиппы Эйльхарт в столице оказалось несложно — он был скрыт от магических поисков, но оставался доступным для глаз и ушей. Регис воплотился на пороге и на мгновение замер перед запертой створкой. Сомнений в правильности решения в нем почти не осталось, но он все равно помедлил пару мгновений прежде, чем постучать. Надеяться на то, что чародейка посреди ночи куда-то отлучилась — или легла спать, как все нормальные люди — было глупо.

Несколько мучительных минут дом оставался темным и безмолвным, но потом щелкнул затвор замка, и Филиппа появилась на пороге — и, конечно, не выглядела, как та, кого только что выдернули из постели. В простом белом платье, без единого украшения, она была похожа на призрак полуночницы. Большие черные глаза, странно неподвижные, обрамленные сеткой едва заметных рубцов, с любопытством смотрели на гостя, и чародейка приветливо улыбнулась ему.

— Какая приятная неожиданность, — заговорила Филиппа негромким грудным голосом, по-птичьи склонив голову к плечу, — я так давно мечтала с вами познакомиться. Сам личный лекарь Эмгыра вар Эмрейса на пороге моего скромного жилища — какая честь.

Глупо было рассчитывать, что Филиппа впустит его по-хорошему, но Регис этого и не ждал. Он, тем не менее, ответил на ее улыбку.

— Я пришел поговорить с моим другом, — сообщил он, — думаю, мы оба понимаем, что дело, которое меня привело, очень важно.

— Безусловно, — кивнула Филиппа, — и в иных обстоятельствах, я была бы рада приветствовать вас, но сегодня, боюсь, уже слишком поздно для важных разговоров.

Регис нырнул рукой в свою суму и до того, как Филиппа успела даже дернуться, сдул с ладони ей прямо в лицо мелкую сияющую пыль. Магически восстановленные, глаза чародейки приняли алхимический порошок легко и почти мгновенно. Колдунья вскрикнула, закрыла лицо руками и попятилась. Вампир остался стоять неподвижно, наблюдая, как действует его снадобье — оно не могло выжечь ей глаза за секунду, но Филиппа, безусловно, быстро поняла, как, медленно проникая в ткани, порошок начинал разъедать их. Она осела на пол, не отводя пальцев от закрытых век и, конечно, тем, что отчаянно терла их, делала только хуже. Регис почти ощущал, как боль, проникая все глубже в ее голову, начинала разрывать ее изнутри, но чародейка не кричала и не стонала, пытаясь взять себя в руки и отбросить непрошенного гостя первым пришедшим на ум заклинанием. Но, конечно, это было уже невозможно — Регис не любил причинять боли — кроме тех случаев, когда это было необходимо.

— Скоро все закончится, — пообещал он, — пять минут — и много лет трудов пойдут прахом — в буквальном смысле этого слова.

На любого другого, даже на Детлаффа, этот порошок подействовал бы точно так же, как сейчас на Филиппу, но Регис знал, только давно ослепленная чародейка могла осознать весь ужас происходящего. Она все же застонала, почти распластавшись на полу у его ног, готовая начать биться в конвульсиях от боли.

— Я могу войти? — негромко спросил вампир, не меняя приветливого тона.

Филиппа медлила еще пару драгоценных мгновений — порошок делал свое дело, уже не испытывая ее стойкости, но сжигая остатки нерешительности.

— Заходи! — выкрикнула она хрипло, — будь ты проклят!

Останься в ней сейчас хоть капля способности колдовать, этого проклятья вполне можно было испугаться, но Регис и тогда готов был бы его принять. Он переступил порог, присел рядом с чародейкой на корточки, аккуратно отвел от лица ее руки и, снова порывшись в сумке, извлек маленькую стеклянную пипетку, наполненную мерцающей белесой жидкостью.

— Пожалуйста, не дергайтесь, — попросил он, и, когда Филиппа покорно замерла, быстро закапал по две капли в оба слезящихся налитых кровью глаза.

Боль отпустила чародейку не сразу. Она, вывернувшись из рук Региса, отползла от него по полу, дрожа и не разбирая дороги.

— Думаю, вам не нужно объяснять, — снова заговорил вампир, поднявшись на ноги, — что я — существо ничуть не менее опасное, чем мой друг. И потому я прошу вас — от чистого сердца — не мешать мне делать то, зачем я пришел.

Все еще сидя на полу, Филиппа посмотрела на него, стараясь сфокусировать на Регисе взгляд. На ее щеках остались влажные розовые следы, длинные ресницы выпали все до одной, и от того глаза чародейки казались глазами разъяренной хищной птицы.

— Я отомщу, — пообещала она.

— Я знаю, — покладисто кивнул Регис, — но сейчас это совершенно неважно. Где они?

Филиппа неопределенно махнула рукой куда-то вглубь дома, потом, держась за стену, медленно поднялась.

— Ты совершаешь большую ошибку, — проговорила она хрипло, — и она будет дорого стоить не только нам с тобой или твоему другу.

— Может быть, — совершенно искренне ответил Регис и направился по темному коридору прочь, больше не взглянув на чародейку.

Чутким животным слухом вампир уловил негромкую мягкую мелодию и сразу узнал голос — Детлафф, должно быть, пойманный в какую-то ловушку, напевал колыбельную своей принцессе — одну из тех, что пела для нее Рия, пока дочь не покинула ее навсегда. Регис замер у двери, из-за которой доносился звук, устало прижался лбом к холодной створке и выдохнул, прислушиваясь. Голос Детлаффа звучал все тише и тише, и, лишь когда окончательно иссяк, как пересохший ручей, вампир отважился толкнуть дверь и войти.

Детлафф стоял в магическом кругу, ссутулившись и опустив руки, но, когда Регис пересек порог, выпрямился и повернулся к нему.

— Здравствуй, — тихо произнес вампир, не спеша приближаться.

— Здравствуй, — ответил Детлафф и, подняв руку, прижал ладонь к удерживавшей его невидимой стене.

Хватило пары широких шагов, чтобы подойти к нему вплотную — и чтобы не дать себе передумать. Регис протянул руку в ответ, и его пальцы почти соприкоснулись с пальцами Детлаффа — их отделяла друг от друга магическая пелена, но даже сквозь нее вампир ощущал исходившую от друга тревожную вибрацию — слишком знакомую, чтобы ее можно было с чем-то спутать. Связавшие их почти воедино кровные узы позволяли Регису чувствовать все, что испытывал сейчас Детлафф — волнение, растерянность, надежду — но больше всего — невыносимую тягучую усталость. Друг позволил себе поверить, что его вечный спутник, его брат по крови пришел, чтобы спасти его. И, пусть в своем понимании спасения теперь они фатально не совпадали, именно это Регис и намеревался сделать.

— Я велел тебе не приближаться, — прошептал Детлафф, и грозовая синева его глаз казалась выцветшей, как рассветное весеннее небо.

— Но никогда всерьез не верил, что я послушаюсь, — улыбнулся Регис.

— Никогда, — подтвердил друг, ответив на его улыбку.

Еще несколько долгих минут они стояли друг перед другом — один — пленник чародейского дома, второй — заложник ужасных обстоятельств, и впервые за невыразимо долгое, и необъяснимо краткое время, Регис ощущал обычную знакомую близость. Они снова становились единым целом, и взаимному проникновению их душ не могли помешать даже стенки ловушки. Но по мере того, как вампир позволял другу проникать в свой разум, Детлафф все отчетливей начинал понимать, зачем на самом деле он явился.

Друг отдернул руку, точно обжегся, попятился, и его спокойное лицо, дрогнув, начало меняться — опустились и надвинулись на заалевшие глаза тяжелые черные брови, челюсть выдвинулась вперед, выпуская острые смертоносные клыки, из самой глубины горла Детлаффа послышался низкий угрожающий рык.

— Нет, — выдохнул он, — ты не сделаешь этого!

Рука Региса упала, он сам остался неизменным, лишь взгляд его сделался печальным и темным.

— Я сделаю то, что обещал тебе, — прошептал он в ответ, — ради тебя — и ради всех, кого это могло бы коснуться в будущем. Ты сам просил меня дать слово.

Детлафф дернулся, отпрянул назад, готовясь к бесполезному рывку. В его облике не осталось ничего человеческого — глаза налились яростью, а слова теперь больше походили на хищный рык, чем на раздельную речь.