— Срок траура в Нильфгаарде ограничивается одним годом, — деловито ответила Кейра, и было видно, что она уже приняла решение — пожалуй, даже прежде, чем пересекла порог ректорского кабинета, — после этого Анаис вольна распоряжаться своей свободой, как ей вздумается.

— Что скажет на это юная Императрица Лита? — поинтересовалась собеседница негромко.

— Что на свадьбе она должна непременно выглядеть лучше, чем невеста, — улыбнулась Кейра.

— Это будет несложно, — покладисто согласилась Филиппа.

Когда подруга ушла, чародейка еще некоторое время сидела над остывшей нетронутой чашкой с чаем, чувствуя, как обруч боли все плотнее сжимался вокруг ее головы. Новый передел мира выглядел пока занимательной карточной партией — убрать с поля одну карту, чтобы заменить ее на другую, отправить во вражеский стан шпиона, чтобы получить преимущество… Филиппе вся эта суета была хорошо знакома, она знала, как плавать в опасных водах, не давая течению снести себя. И будь дело только в нескольких перетасовках и паре точных ходов, согласиться на грядущие перемены было бы гораздо проще. Но чародейка знала, что в одном Кейра оказалась совершенно права — во всех этих выкладках, в филигранной стратегии никто из них, включая бунтарей-чародеев, не учитывали одного очень важного фактора, от которого сама Филиппа могла отмахнуться только на словах.

Она медленно поднялась из-за стола и подошла к порталу — стоило, наверно, немного повременить, подождать, пока головная боль утихнет, пока не было никакой спешки. Но, еще секунду подумав, чародейка все же шагнула в магический проход.

Виктор пока даже не начал осваиваться в Третогорском дворце, хотя за последние недели бывал в нем довольно часто. До момента, как он должен был покинуть едва ставший его собственностью баронский замок, оставался еще один день, и любого другого вся эта череда изменений могла бы подточить и даже сломать. Но Филиппа знала — Виктор умел приспосабливаться. Он был, как упрямый цветок, пробивавший себе путь к свету между сочленений городской брусчатки, он не нуждался ни в бережном уходе, ни в чужой осторожности, и для будущего короля это было прекрасным свойством.

Чародейка нашла его в дворцовой библиотеке — пусть пышные покои и длинные коридоры, полные вооруженной стражи, пока были юноше не знакомы и чужды, как лесные тропы в зачарованной чаще, здесь, среди книг, к которым много лет никто не прикасался, он чувствовал себя, как птица в небе. Виктор стоял у одного из высоких шкафов, задумчиво перелистывая страницы тяжелого древнего фолианта.

— В последний раз в это хранилище не по ошибке заходил славный король Визимир, — заметила Филиппа, подходя к юноше ближе. Ее мутило, а головная боль мешала разговаривать, но чародейка продолжала приветливо улыбаться воспитаннику.

Виктор не вздрогнул и даже не удивился ее приходу — он привык к подобным появлениям, пока еще работал в Университете. Сейчас юноша оторвал взор от пожелтевшей страницы и улыбнулся наставнице в ответ.

— Я хотел подобрать что-нибудь из этого собрания, чтобы послать…- он осекся, потупил взгляд и слегка покраснел.

— Уверяю тебя, — Филиппа легко коснулась его порозовевшей щеки, — коллекция короля Фольтеста ничуть не беднее этой. Просто его наследники уделяют ей столько же внимания, сколь наследники Визимира. Эра читающих королей уже почти отошла в прошлое — но тут появился ты.

Виктор кашлянул и неуверенно посмотрел на чародейку — та не переставала улыбаться. Может быть юноша, хотел сохранить свою любовь в тайне от учительницы, и Филиппе было даже любопытно, как долго он смог бы молчать, если бы она не обличила его.

Юноша вернул книгу на полку и отряхнул руки от серой пыли. Только сейчас он, должно быть, заметил бледность на лице Филиппы и то, какой напряженной выглядела ее улыбка — чародейка мысленно прокляла собственную слабость и позорное неумение ее скрыть. Она учила и воспитывала Виктора, а он, в свою очередь, присматривался и привыкал к ней — единственный из тех, с кем ей приходилось иметь дело, способный не только смотреть, но и замечать. Еще одно чудесное свойство короля — и опасное умение для соучастника.

— Снова мигрень? — участливо спросил Виктор, теперь вглядываясь в лицо наставницы очень пристально, и та вынуждена была кивнуть. — вам нужно больше отдыхать, — посетовал сердобольный юноша, но Филиппа лишь рассмеялась — смех провернул наконечник невидимого копья в правой глазнице, и чародейка поморщилась.

— Еще скажи, что в моем возрасте полезен свежий воздух и долгие прогулки у моря, — заметила она.

— Они полезны в любом возрасте, — улыбнулся Виктор, — пойдемте отсюда — я и сам сейчас задохнусь от этой пыли.

Он отвел ее в один из кабинетов под руку, как престарелую тетушку, хватившую лишка на придворном приеме, и Филиппа успела удивиться, как точно спутник выбирал повороты в бесконечных коридорах. Если бы Виктора хоть немного интересовала военная стезя, из него вышел бы прекрасный генерал, способный мгновенно запоминать расположение своих и вражеских частей и ориентироваться на незнакомой местности. Филиппа и прежде отмечала его феноменальную память, но до сих пор она вмещала в себя лишь имена нужных людей, страницы прочитанных книг и магические формулы.

Усевшись в глубокое бархатное кресло, Филиппа откинулась на высокую спинку и прикрыла глаза. Темнота под веками кружилась и отсвечивала зеленью — обычный эффект восстановленного зрения. Виктор потер ладони друг о друга, согревая их, и лишь после этого аккуратно прижал пальцы к вискам чародейки. Старательно, как ученица-отличница из Аретузы, прошептал заклинание, и Филиппа ощутила, как тиски, охватившие ее голову, медленно ослабевают. Она и сама могла бы проделать этот трюк с собой, но ей нравилось взращивать в Викторе чувство ответственности и дарить ему ощущение удовлетворения от хорошо выполненной работы. Он мог сколько угодно утверждать, что магия не была его коньком, что из него не вышло бы ни целителя, ни алхимика, но то, с какой охотой и без капли сомнений Виктор брался за каждую новую магическую задачу, было, несомненно, заслугой Филиппы.

Когда мигрень утихла, оставив после себя лишь легкий назойливый звон, который вполне можно было игнорировать, чародейка открыла глаза и ласково улыбнулась Виктору.

— Спасибо, Ваше Величество, — проговорила она, — простите, что оторвала вас от занятий.

— Так вы мне платите за помощь? — ухмыльнулся он, — неприкрытым сарказмом?

— В чем же здесь сарказм? — Филиппа сложила руки на коленях, — ты был занят, выбирая подарок для любимой, и ты — будущий король. Привыкай, «вашим величеством» тебя теперь будут звать все, включая меня.

Виктор подумал немного над ее словами, но не нашел, чем возразить. Неловко выпрямился, опустив руки, и вопросительно посмотрел на наставницу.

— Вы ведь пришли не только затем, чтобы я помог вам с болью? — поинтересовался он.

— В проницательности тебе не откажешь, — кивнула Филиппа и, поведя рукой, пригласила его сесть рядом с собой. Виктор послушно отошел к письменному столу и поднес к креслу Филиппы один из стульев. Уселся на него с таким видом, будто ждал очередного урока — сосредоточенный и серьезный. Филиппа снисходительно улыбнулась.

— Мой бедный мальчик, — заговорила она, — прошло всего несколько недель, а ты уже от каждой нашей встречи ждешь шокирующих новостей.

— Я теперь жду шокирующих новостей от каждой своей встречи, — откликнулся Виктор, чуть скривив губы, — если бы все, что происходит, происходило с кем-то другим, и мне об этом просто рассказали, я бы решил, что это все — вранье, и так не бывает.

— Ах, дитя, — Филиппа убрала прядь рыжих волос с его лба, снова огладила его щеку, — бывает еще и не такое. Ты станешь королем, и поймешь, что до сих пор жил в полном неведении. Но не бойся — я буду рядом с тобой и помогу тебе.

— С тех пор, как меня объявили наследником престола, я только и слышу о том, что стану марионеткой в ваших руках, — ответил Виктор с прохладцей, и Филиппа решила не принимать его тон на свой личный счет, — очередная голова в короне, чьи мозги хранятся в баночке в вашей лаборатории.