— В моем возрасте это случается, — ответил Эмгыр, мельком улыбнувшись, — доживешь до моих лет — поймешь. Но тризну по мне заказывать пока рано, так что поубавь сочувствие во взоре, сын мой.

— Прости, — Фергус попытался ответить ему улыбкой, но отчего-то не смог, — и за то, что давно не приезжал — тоже.

— Ты — Император, — пожал плечами Эмгыр, — было бы странно, если бы ты при любом удобном случае бежал жаловаться старику-отцу на злых советников и неверных друзей. Для этого у меня есть Мэнно — ну и ябедой он растет! Вчера пришел жаловаться, что матушка заставила его есть овощи на ужин.

Фергус невольно рассмеялся — отец никогда не славился разговорчивостью, и обычно вытянуть из него лишнее слово или случайную шутку было сложнее, чем глубокую занозу из пятки. Сейчас, возможно, он прятал правду за потоком ничего не значащих слов — Ваттье де Ридо наверняка рассказал бывшему Императору, какой подарок сделал его преемнику.

— Мэнно еще слишком мал, чтобы понимать, кто на его стороне, а кто — настоящий враг, — ответил юноша, решив принять пока правила отцовской игры, — со временем он разберется, что овощи — и матушка — вовсе не желают ему зла.

— Этот хотя бы просто жалуется на обидчиков, — отмахнулся Эмгыр устало, — Риэр же, едва почуяв опасность, спешит разобраться с обидчиком силой. Из его тарелки, говорят, овощи летели через всю столовую и едва не разбили витражное окно. Если бы пришлось оставлять трон Империи кому-то из них, я предпочел бы сразу сдаться Редании и избежать больших жертв.

Фергус ничего не ответил и поджал губы — по всему выходило, что простой разговор о проделках младших братьев превращался в конкретный и совершенно прозрачный намек. Всю свою тираду отец мог бы уместить в короткую фразу — кроме тебя, Гусик, править страной некому.

— Им не хватает твердой руки, — решил юноша не оставаться в долгу. Кружить и выписывать финты в словесных схватках он за последние годы научился не хуже отца, — и чувства ответственности.

— Может быть, — равнодушно откликнулся отец, потом пристально посмотрел на сына, — ты хотел о чем-то поговорить со мной?

Отправляясь в родительский дом, Фергус не смог точно для себя сформулировать, о чем именно он хотел спросить у отца, какого совета ждал от него. Дела в Империи были далеки от плачевных, но он чувствовал, что катастрофа назревала. И виной тому была не только его неопытность или нежелание принимать радикальные решения. Послевоенный мир менялся повсеместно, и старые приемы в нем больше не работали. Пытаясь наладить одну сферу жизни, Фергус неминуемо выпускал из поля зрения другую, и там тут же появлялось недовольство, с которым нужно было разбираться, бросив то, чем он занимался изначально. Невозможно было угодить всем, и Гусик знал, что и не должен был этого делать, но не станешь же просить отца научить расставлять верные приоритеты. И Фергус решил начать с самой, по его мнению, безопасной темы.

— Новая правительница Скеллиге прислала парламентеров, — заговорил он, — она просит снять торговую блокаду и открыть порты для их товаров. Острова устали от набегов и готовы заключить мир на наших условиях. В противном случае, они грозятся начать переговоры с Реданией и ее союзниками об объединении.

— Они этого не сделают, — спокойно возразил отец, — единственный вариант, при котором Редания согласится на союз со Скеллиге — это если те войдут в ее состав на правах частичной автономии. Иные условия для нее просто невыгодны. Наши северные союзники знают, что рискуют попасть под ту же блокаду и перекрыть себе доступ к нашему рынку. Это слишком высокая цена за союз с теми, кто торгует только рыбой, шкурами и кровавым возмездием. А островитяне не пойдут на это, даже если новая королева подпишет такой договор. Народ немедленно поднимет бунт, и все вернется на круги своя.

— Если я откажусь, начнется новая волна набегов на прибрежные темерские регионы, — возразил Фергус, хотя отец, казалось, вовсе не намеревался с ним спорить, — придется перебросить туда регулярные войска, а это, в свою очередь, может привести к волнениям в восточном регионе — в Аэдирне продолжаются восстания. Когда наступит лето, и перевалы Махакамских гор очистятся для прохода, приграничные области Темерии окажутся в опасности. Мы могли бы вести войну даже на два фронта, но я этого не хочу.

— Ты сам отвечаешь на свой вопрос, — развел Эмгыр руками, — отказать — значит, объявить войну. Согласиться — значит открыть для освоения новый рынок, пусть и не слишком платежеспособный. Спроси у своей матери — она давно размышляет о том, как бы увеличить продажи и расширить поле деятельности.

— Тогда необходимо установить обычные торговые пошлины, — теперь Фергус уже размышлял вслух, почти не рассчитывая на отцовский ответ, просто стремясь привести в порядок собственные мысли, — но для островитян такая налоговая нагрузка может оказаться неподъемной, они просто не станут покупать наши товары. Но особые условия для них разозлят тех, кто находится в нынешнем правовом поле.

— На рынке большая часть влияния принадлежит Торговым гильдиям, — напомнил отец, — и пока тебе нечего им противопоставить.

— Но что, если я организую новый торговый союз, — Гусик с надеждой посмотрел на отца, надеясь, что губы его не дрогнут в ехидной насмешке, — все, кто вступит в него, получат особые права на торговлю. Гильдии смогут решать — поддержать мою инициативу или выступить против нее.

— Все верно, — кивнул Эмгыр и устало прикрыл веки — Гусик пристыженно замолчал и тревожно посмотрел на него. Похоже, своими разговорами он успел порядком утомить собеседника, забывшись. Но, посидев пару минут и отдышавшись, отец вновь посмотрел на него, — а Ваттье еще говорил, что ты неспособен к принятию смелых решений.

Фергус нахмурился. То, что старый разведчик шпионил не только за врагами Империи, но и за ним самим, не было, конечно, новостью, но таких заявлений от него юный правитель не ждал. Похоже, верный соратник считал его трусом, нерешительным мальчишкой — неужели из-за того, что Гусик не поддержал главную его инициативу?

— Ваттье де Ридо предлагал мне разбираться с моими врагами нечистыми методами, — ощущая себя ябедой-Мэнно, заявил Фергус, — я сказал ему, что политические убийства — это не то, чем я хотел бы запомниться.

— Политические убийства славятся тем, что их политичность понятна только тем, на кого ими необходимо повлиять, — ухмыльнулся Эмгыр, — в противном случае, они совершены грубо и глупо. Но Ваттье — профессионал своего дела.

— Ты предлагаешь мне согласиться? — неожиданно резко переспросил Фергус, на этот раз ничуть не устыдившись своего тона.

— Когда правишь Империей, иногда приходится принимать не те решения, которые кажутся тебе благородными, а те, что необходимы, — ровным безэмоциональным тоном ответил отец, — в противном случае, может оказаться, что противники твои не столь благородны.

— Я не вижу необходимости в убийстве, — отрезал Гусик, и между отцом и сыном на добрую минуту повисла напряженная тишина.

— Как поживает твоя супруга? — наконец поинтересовался Эмгыр, и Фергус мрачно покосился на него. Он прекрасно понимал, что своим невинным вежливым вопросом бывший Император интересовался, не беременна ли еще Ани, словно уже поставил крест на нерешительном правителе, надеясь, что из его наследника еще мог выйти толк. Порадовать отца Фергусу, впрочем, было нечем. Он не сомневался, что супруга больше не была одинока в своей постели, но рассчитывал на ее разумность и осторожность. И на честь Виктора, конечно. С пока некоронованным реданским королем молодой Император после того неловкого разговора в собственной спальне, общался еще пару раз, и вынужден был признать — тот вполне заслуживал любви Анаис.

— У нее все в порядке, — ответил Фергус скупо, про себя радуясь, что отец, в отличие от него, не мог проверить его слова на искренность, — она занята делами Университета, но находит время помогать мне в делах Империи.

— Хорошо, — покладисто кивнул отец, решив, видимо, не смущать сына следующим, более конкретным вопросом. — я знаю Анаис с тех пор, как она заняла трон Темерии, и уверен, лучшей соратницы тебе было не найти. Важно, что и народ Империи это понимает.