— Мой, — выдохнул юный эльф, начиная короткие резкие движения бедрами, — мой или ничей. — И Фергус готов был ответить ему теми же словами, если бы мог выдавить из себя что-то, кроме глубоких влажных стонов — он был уже на опасной грани, но за миг до конца взор Иана вдруг прояснился. Он посмотрел на Фергуса в упор, серьезно и прямо, — Я убью любого за тебя, — выговорил он очень четко, и мир вокруг погрузился в сияющий свет.
Кольцо на пальце Фергуса не дрогнуло.
========== На службе Отечеству ==========
Поначалу Эренваль был всерьез уверен, что ни с кем не станет делиться тайной, свалившейся на него и связавшей по рукам и ногам, но Шани, с которой он разговаривал через мегаскоп каждый вечер, очень быстро раскусила его. Ее проницательность и умение чутко ощущать любые изменения в состоянии и настроении супруга всегда восхищали Эренваля, и за последние три года она отточила эти умения почти до совершенства и использовала их при любом удобном случае. Должно быть, так Шани хотела наверстать все упущенные годы, когда они ходили друг мимо друга, обмениваясь ничего не значащими фразами и взглядами, не решаясь переступить границу близости, самим себе признаться в любви друг к другу. Но теперь, когда самая главная граница была давно пройдена, Эренваль ничего не мог утаить от жены — и по большей части, совершенно этого не хотел.
Но тот секрет, которым его связали, был слишком опасным, слишком непонятным, и мог грозить не только ему самому, но и тем, кого он решился бы посвятить в него. Но Шани раскрыла его слишком быстро. В первые несколько дней Эренваль старался не подавать вида, что что-то не так. Разговаривал с женой непринужденно, расспрашивал о ее работе и здоровье, о том, как поживал Юлиан и хорошо ли себя вел, но должно быть, ответы на ее вопросы оказались слишком скупыми и размытыми, и эльф слишком старался свернуть беседу, как только разговор заходил о его делах, и Шани заподозрила неладное.
Из-за деликатной природы его работы, супруга никогда не стремилась допытаться до правды, если Эренваль не хотел чем-то с ней делиться. Государственные дела Шани не слишком интересовали. Она знала — ее муж, пользовавшийся исключительным доверием со стороны Императора, выполнял важную миссию на неспокойных территориях, рискуя жизнью каждый день, а потому не желала обычно ставить его в сложное положение, заставляя выбирать между верностью жене и Отчизне. Но то, что случилось одной самой обычной ночью, не вписывалось в понятия его привычной деятельности — вообще ни во что не вписывалось, если на то пошло, и Эренваль, просыпаясь каждое утро, еще продолжал робко надеяться, что все случившееся просто приснилось ему.
Но как бы ему ни хотелось верить в обратное, факт оставался фактом — в его доме поселилась принцесса Лита вар Эмрейс на пару со своим ручным вампиром, представившимся Детлаффом. Встреться Эренвалю такой поворот сюжета в одном из приключенческих романов, или расскажи ему это кто-то за бокалом вина на скучном приеме в Венгербергском дворце, он только посмеялся бы. В реальной жизни — опасной, нестабильной, но по большей части, довольно скучной и однообразной — такого просто не могло произойти. Принцессам было место в королевских чертогах под пристальным взглядом стражи и слуг. Судьба дипломата же включала в себя бесконечные однообразные переговоры, визиты на официальные мероприятия и пристальные недоверчивые взгляды возможных врагов Империи. И две эти линии никогда не должны были пересекаться. Не говоря уже о том, что едва ли хоть одному нильфгаардскому дипломату до сих пор приходилось давать приют беглому высшему вампиру, готовому убить кого угодно по приказу маленькой принцессы. А Детлафф был вполне на это способен — в этом можно было не сомневаться.
Шани поинтересовалась, все ли с Эренвалем в порядке, на третий день пребывания Литы под его опекой. Сигнал мегаскопа не давал ни одному из них точно разглядеть выражение лица собеседника, и эльф надеялся, что удастся скрыть от жены-медика и страшные круги под глазами — следы тревожной бессонницы — и бледность, и дрожание рук, и нервную сыпь на коже. Или хотя бы списать это все на напряженную работу и необходимость вставать ни свет, ни заря. В первый раз объяснения и правда сработали — Шани настойчиво посоветовала Эренвалю беречь себя и пообещала прислать ему укрепляющих настоек, чтобы он окончательно не разболелся. Но уже на следующий день ее вопрос повторился, и такой же, как накануне, ответ Шани больше не устраивал.
Эльф знал, что с его стороны подло и неправильно было скрывать что-то от супруги. Несколько лет назад, когда развернулась Зимняя война, как ее теперь именовали нильфгаардские историки, он провел непростительно много времени вдали от Шани, не зная ни как сильно она тосковала и волновалась за него, ни того, что будущая супруга носила под сердцем его ребенка. Вернувшись невредимым, Эренваль поклялся себе, что больше не будет держать возлюбленную в неизвестности — и честно предупредил об этом Императора. Тот, хорошо знакомый с Шани, дал ему позволение рассказывать ей все — в разумных пределах — с условием, что информация не пойдет дальше. Но то, что происходило сейчас, едва ли оставалось в этих самых пределах. Но, видя беспокойство в родных глазах, даже несмотря на помехи магической связи, Эренваль понял, что молчать просто не в силах. Не добившись от мужа правды в этот раз, Шани могла, чего доброго, отправиться в Венгерберг, прикрывшись научными целями, и явиться к нему в дом, чтобы выяснить, что происходит. И от возможных последствий Эренваль не смог бы ее защитить — ведьмак из него был еще хуже, чем лжец.
Шани выслушала его рассказ спокойно, ни разу не перебив.
— И кто такой этот Яссэ? — спросила она, когда откровения Эренваля иссякли.
Комната, где стоял мегаскоп, была надежно защищена от подслушиваний и проникновений магическими артефактами, созданными отцом эльфа собственноручно, и он не слишком опасался, что принцесса или ее вампир услышат что-то из того, что он собирался поведать, но вопрос Шани был, пожалуй, самым сложным из тех, что она могла задать.
Эренваль знал Яссэ с ранней юности, когда он поступил в обучение к его отцу, и с тех самых пор между ними завязалось какое-то странное подобие преданной дружбы. Пока сын мастера Знающего еще пытался вгрызаться в магическую науку, Риннельдор неизменно ставил своего нового ученика в пример Эренвалю, распекая его за вечные неудачи. Сложно было не проникнуться завистью к Яссэ, которому искусство Знающего давалось легко, почти играючи. Он, казалось, не просто чувствовал природу магической энергии, подчиняя ее себе, а сам был соткан из этой энергии. Ему хватало один раз услышать новое заклинание, чтобы понять принцип его работы и освоить на лету. Но Эренваль, давно примирившийся с мыслью, что чародеем ему никогда не стать, вместо того, чтобы злиться на друга, радовался его успехам, даже гордился ими, как собственными. На Яссэ вообще невозможно было злиться — он никогда не зазнавался, не мнил себя выше окружающих и поначалу, пока Эренваль сам не бросил бесполезных занятий, помогал названному брату с неподатливой наукой.
Позже, когда, по словам отца, Яссэ пошел по неправильной дороге и поддержал восстание Узурпатора, Эренваль не мог поверить, что друг сделал это по доброй воле, а когда к власти в Нильфгаарде вернулся сын свергнутого Императора и начал беспощадную зачистку сторонников захватчика, Яссэ вышел сухим из воды каким-то невероятным чудом. Уходя в неизвестность, чтобы «залечь на дно», друг рассказал Эренвалю, что смог спастись от неминуемой казни только при помощи покровительства мастера Риннельдора, сохранившего верность вар Эмрейсам, но эльф с трудом мог в это поверить. На его глазах в те времена сжигали и вешали тех, у кого находились и покровители посерьезней, и чьи преступления против восстановленной династии были куда менее значительными. Яссэ же не только избежал казни, но и после его исчезновения, вездесущая имперская разведка совершенно потеряла к нему интерес. Эренваль подозревал, что друг применил магию, хоть и не мог вспомнить ни одного заклинания, способного на нечто подобное.
