Виктор прошел добрую сотню шагов по кровавому следу и уже начал сомневаться, не привиделся ли ему раненный олень, когда до слуха его долетел сперва странный высокий звук — словно кто-то скулил от боли, а потом приглушенные человеческие ругательства. Юноша зашагал быстрее, чтобы не передумать и не повернуть назад немедленно — паника в его груди взметнулась, как снежная крошка вокруг упавшего тела. Голоса звучали все отчетливей, невидимая собака тихо поскуливала, и Виктор весь обратился в слух.
— Кто, блядь, весной ставит такие капканы? — бубнил низкий мужской голос, и в нем слышалась горькая досада, — в это время года и медведей-то нет. Сука… Потерпи, Клюковка, я сейчас.
— Думаю, это прошлогодние, — отвечал ему высокий хрипловатый голос, и по нему сложно было понять, женщине он принадлежал или взрослеющему мальчишке.
Виктор ускорил шаг, и через пару мгновений оказался на еще одной поляне — меньше предыдущей, почти незаметном пятачке в окружении древесных стволов. Под одним из них на корточках сидел человек, одетый в черную кожаную куртку. Перед ним лежала крупная рыжая собака, и незнакомец одной рукой заботливо гладил ее по голове, а второй явно пытался разомкнуть зубья большого металлического капкана, наполовину присыпанного снегом. Задняя лапа собаки была намертво схвачена в эту ловушку, и второй раз за день Виктор увидел, как кровь пропитывает талый снег.
За спиной мужчины стоял обладатель второго голоса — высокий, плечистый, но сложенный куда тоньше и изящней, чем его спутник. Коротко стриженная белокурая голова была трагически опущена, словно незнакомец уже поставил на пойманной в тиски собаке крест, и теперь лишь ждал, когда мужчина примет неизбежное. Появления Виктора никто из них не заметил.
Рука сидящего незнакомца дернула механизм ловушки, пес задергался и снова заскулил.
— Тише, девочка, потерпи, — увещевал мужчина, продолжая нежно гладить собаку, — ебаные капканы, еще и заржавели.
Виктор, в котором праведный гнев уже заметно поутих, переступил с ноги на ногу, не решаясь вмешиваться в новую драматичную сцену, вновь ощутив себя лишним свидетелем. Снег под его ногами хрустнул, и высокий белокурый человек обернулся.
Никогда прежде Виктор не видел таких прекрасных, таких чистых синих глаз. На мгновение у него даже перехватило дыхание, и он с трудом поборол в себе порыв развернуться и сбежать, как до этого — его неверная лошадь.
— А ты еще кто такой? — спросил незнакомец, и лишь в следующий миг Виктор понял, что это была девушка.
— Я…- юноша завел руки за спину, потом одернул себя, выпрямил их, словно показывая, что ничего не украл, — Я — Виктор.
— И какого хрена ты тут делаешь, Виктор? — раздраженно спросила у него девушка.
Правдивых ответов на этот вопрос могло бы найтись множество — от того, что его вывел на эту поляну кровавый след убитого оленя, до того, что вообще-то — это его леса и его капканы. Ну то есть, капканы, скорее всего, браконьерские, но он, Виктор, владел этим лесом со всеми его оленями и браконьерами. Но слова, с которыми юноша всегда так легко обращался, под пристальным синим взглядом покинули его, даже ручкой не помахав, и новоиспеченный барон Кимбольт остался стоять перед незнакомкой, как полный дурак.
— Я услышал голоса, — произнес он, коротко откашлявшись, — и ваша собака скулила…
— Да, блядь, как же ей не скулить, — раздраженно бросил через плечо мужчина, — если тут медвежий капкан под снегом. Найти бы ту суку, что ее поставил, и…
Заржавевший механизм наконец треснул, выпуская свою пленницу, и незнакомец раздраженно отбросил капкан прочь. Собака осталась лежать на снегу, постанывая и вяло пытаясь подняться на передние лапы.
— Клюковка моя, — в голосе большого сурового на вид незнакомца зазвучали слезы, — ну что же ты, как же так? Мы отнесем тебя домой, и Кейра тебя вылечит…
Виктор, не чуя под собой ног, медленно приблизился под пристальным подозрительным взглядом незнакомки.
— Если задета артерия, она не доживет до дома, — заметил юноша тихо, хотя понятия не имел, где находился этот самый дом.
— Да я знаю, — мужчина обернулся к нему, и на Виктора уставились странные золотые змеиные глаза. Прежде юноша никогда не встречал ведьмаков, а потому снова чуть трусливо не попятился. — Тебе чего, пиздюк? Проваливай, куда шел.
— Можно посмотреть? — спросил Виктор, призвав на помощь всю свою смелость. Девушка смотрела прямо на него, и это отчего-то придавало ему сил и решимости.
— Нравится на кровищу таращиться? — огрызнулся мужчина.
— Пусть посмотрит, — обронила девушка ровно, — хуже не будет.
Помедлив мгновение, ведьмак посторонился, и Виктор присел рядом с ним, не замечая, что колени погрузились в подтаявший снег вперемешку с кровью. Собака тяжело дышала и смотрела на него испуганными темными глазами, вывалив побелевший язык из открытой пасти. Рана на крепком бедре задней лапы выглядела паршиво. Почти так же паршиво, как те, что Виктору приходилось лечить на войне. Только раненные солдаты никогда не были такими терпеливыми и отчаявшимися, как несчастная рыжая Клюковка.
Заклинание пришло на память само по себе, Виктору почти не пришлось прикладывать усилий. Магия потекла с его пальцев, собрав сразу и энергию ледяного наста на снегу, и горячее дыхание собаки, и проглядывавшую сквозь белизну влажную почву, и, казалось, участившееся биение его собственного сердца. Клюковка застонала, выгнулась дугой под его руками, но Виктор не слышал даже, как ведьмак начал материться у него над ухом, полностью сосредоточившись на чарах.
Еще мгновение — и собака застыла. Юноша не решился сразу открыть глаза — вполне могло статься, что магия его сработала совсем не так, как предполагалось, и просто облегчила несчастному животному неминуемую смерть. Но в следующую секунду горячий влажный язык несмело лизнул его пальцы, а над ухом Виктора послышалось облегченное «Сука…»
Он открыл глаза, но подниматься не спешил — на плечо Виктору легла теплая рука, и он замер, боясь ошибиться в собственных ощущениях. Собака уже аккуратно вставала на ноги, и через секунду начала подпрыгивать вокруг хозяина, который тоже вскочил и закрутился, как обрадованный мальчишка, получивший лучший на свете подарок. А рука девушки все еще лежала у Виктора на плече.
— Спасибо, — донесся до него ее тихий голос, и он попытался подняться, повернуться к ней, улыбнуться и наконец ответить что-нибудь путное, но от резкого движения голова Виктора закружилась, его повело в сторону, и он, проклиная себя на чем свет стоит, отъехал в небытие.
Сколько прошло времени, прежде, чем он пришел в себя, Виктор не знал. Юноша очнулся от того, что чей-то язык размазывал горячую слюну по его лицу, и слишком смелым стало бы предположение, что делала это синеглазая девушка.
— Клюковка, ты его сожрешь, — прогремел над ухом насмешливый мужской голос, и Виктор попытался сесть и отодвинуть от себя собаку. Та громко гавкнула прямо ему в лицо, потом отскочила, будто призывала погнаться за собой. Юноша лежал поверх чьего-то плаща, второй был свернут и засунут ему под голову. Во рту было сухо и мерзко, как всякий раз после использования слишком мощного для его силенок заклинания. В паре шагов на поляне горел костер, и девушка, сидя спиной, аккуратно подкладывала в него разломанные на короткие куски сухие ветки. Когда Виктор пошевелился, она обернулась через плечо.
— Очнулся? — спросила она — куда более приветливо, чем раньше, — а мы уж решили, что к Кейре придется тащить тебя, а не Клюкву.
— Я в порядке, — соврал Виктор, хотя в голове все еще неприятно гудело. Он сел и поежился — лежать на снегу было не самой блестящей идеей, но не то чтобы у него был выбор.
Девушка кинула в огонь последний кусок валежника, встала и подошла ближе. Присела рядом с Виктором на корточки, внимательно всмотрелась в его лицо, и он застыл, чувствуя, как сердце подпрыгнуло к горлу. Он не мог толком разглядеть, красивой была его собеседница или нет, не мог вглядеться в ее черты, чтобы постараться их запомнить, лишь одно было ясно — никого похожего на нее он в жизни не видел и, наверно, и не увидит. В романах, которые так обожала его мать, такие чувства описывали однозначно — любовь с первого взгляда.