Комната была пуста, и Иан, притворив за собой тонкую створку, вошел в нее, как дерзкий археолог в проклятую эльфскую гробницу. Может быть, Фергус не слишком часто ночевал в этих стенах, но все здесь, каждая деталь, каждая маленькая вещица хранила прикосновения его рук. Чужой среди темерцев, юный Император постарался навести в своей опочивальне собственный порядок, должно быть, для того, чтобы ему было приятно сюда возвращаться хоть время от времени. Здесь все еще царили черный и золотой цвета, но на пустых прежде полках появились разномастные книги. В дальнем углу за плотной ширмой обнаружился мольберт с выставленным на него грунтованным холстом — пока не тронутым. На низком столике рядом покоились в безнадежном ожидании хозяина тюбики с краской, кисти, серебряный мастерок и чистая палитра.
На столе у окна была расстелена карта — ни Темерия, ни Нильфгаард не вели ни с кем войн, и это было сделано лишь по прихоти Фергуса. Поверх линий границ Северных королевств выстроились его деревянные фигурки — старые, потускневшие от времени, с кое-где облупившейся краской. В Городе Золотых Башен Фергус, должно быть, всегда оставался Императором, у которого не было времени на глупые игры или рисование. Тут же, среди старых знакомых вещей, все еще жил Гусик — мальчишка, которого Иан знал и любил.
Осторожно, стараясь не шуметь, словно боясь спугнуть ощущение узнавания, юный эльф подошел к книжным полкам, провел пальцем по корешкам, выцепил один том, не взглянув на название. Он знал, что среди этих книг не было ни одной интересной — сплошная история Нильфгаарда, трактаты о тактике и государственном управлении — книги, заменявшие Фергусу сказки и рыцарские романы. Иан прижал тяжелый фолиант к груди и глубоко вдохнул. Комната даже пахла Гусиком, хотя Император, возможно, давно здесь не бывал.
Юный эльф вернулся к по-солдатски гладко застеленной кровати, сел, все еще не выпуская книгу из рук, прикрыл глаза. Ему казалось, одного этого визита, только вида пустой комнаты, где жил Гусик, уже было достаточно, чтобы разбудить в нем спящую магию. Это было сильнее, чем все объятия и поцелуи Авы, чем веселье пьяных ночей в цинтрийских лесах, чем овации огромной толпы после особенно эффектного фокуса, чем одобрительные возгласы Яссэ, когда Иан осваивал очередное сложное заклятье. И юноша решил — раз так суждено, он посидит в этом храме былой любви еще немного, а потом сбежит, чтобы забыть о своем плане навсегда и довольствоваться тем, что от него осталось.
Дверь в спальню скрипнула, но Иан даже не пошевелился в первый момент, решив на мгновение, что просто слишком глубоко провалился в свои фантазии.
Фергус был болезненно бледен, выглядел встревоженным и печальным, но никогда прежде юный эльф не видел никого прекрасней. За три года Гусик еще не успел толком возмужать, но от неловкого, нескладного мальчишки, смущавшегося своих слишком длинных рук и не особенно чистой кожи, уже ничего не осталось. Прежде совершенно бесцветные волосы отросли, немного потемнели, обретя благородный оттенок начищенного золота, и теперь завивались тугими крупными кудрями. Глаза, казалось, стали еще темней. Черты лица — выровнялись, заострились, стали немного резче, но отцовская порода в облике Фергуса заметно отступала, уступая место будто искусно выточенным линиям его матери. Гусик не слишком прибавил в росте, но тело его стало более складным, мальчишеская угловатость пропала, оставив вместо себя, пожалуй, излишнее, почти по-женски тонкое изящество. И когда Фергус велел ему уходить, Иан понимал уже, что не смог бы выполнить его приказ, даже если бы Император говорил это всерьез.
Юный эльф почти не запомнил того, что произошло между ними дальше. Но всем собой, каждой клеточкой сладко расслабленного тела он ощущал, что не было на свете ничего более приятного, ничего более правильного, чем лежать с Гусиком, обнявшись. Над ними все еще висел тяжелый топор правды, но Иану теперь она не казалась такой уж страшной. Он рассказывал Фергусу о своих путешествиях, о долгих ночах и шумных днях, о выступлениях и трюках, о песнях и смехе циркачей, об аплодисментах и долгих весенних рассветах, когда он сбегал из притихшего лагеря, чтобы погрузиться в волшебную свежую тишину одиночества.
И на самом излете одного из этих рассказов Иан вдруг перехватил взгляд Фергуса и понял, что тот ждал от него совсем не этого.
— Я не писал тебе, — произнес юный эльф то, что не успело сорваться с губ друга, и тот, опустив светлые ресницы, коротко кивнул. И с убийственной ясностью Иан понял, что не сможет подобрать нужных слов, как бы долго он мысленно ни готовился к этому разговору.
— Я…- у Иана вдруг страшно пересохло во рту, он сглотнул, постарался чуть отодвинуться, но Гусик не разжал объятий — он, похоже, готов был поверить в любую ложь, лишь бы она хоть немного могла убедить его, что юный эльф его не предавал. Но что это было, если не предательство? — Я не могу объяснить, — признал Иан хриплым шепотом, и заметил, как на миг застыло лицо Фергуса, — Я мог бы придумать любое объяснение, и кое-что из этого могло даже оказаться правдой, но Гусик… я не могу.
Фергус помолчал немного, больше не глядя на Иана.
— Ты снова уйдешь? — спросил он наконец.
— Мне нужно вернуться к своим, — ответил юный эльф тихо, — но через неделю наша труппа прибудет в Вызиму, Ани нас пригласила.
Они вновь замолчали. Иан боялся пошевелиться, чувствуя, что один неловкий вздох, один решительный взмах светлых ресниц — и он просто рассыплется прахом. И юный эльф отважился наконец сказать правду.
— Я люблю тебя, Гусик, — прошептал он.
В черных глазах Фергуса промелькнуло что-то очень знакомое, почти на грани с тревожностью. Еще секунда — и он улыбнулся.
— Ты просил всегда помнить это, — ответил юный Император таким же сбивчивым шепотом, — и я все еще верю тебе.
Яссэ своим примером учил Иана никогда не скрывать своих чувств, но сейчас юный эльф не смог даже расплакаться от облегчения. Сбитая страхом быть обнаруженной, магия в нем, шевельнувшись, вновь пробуждалась.
— Может быть, после вашего представления ты мог бы остаться подольше? — без особой надежды спросил Гусик. По всему выходило, он принял правила новой игры, уцепился за край разделявшей их пропасти, и теперь старался выбраться на твердую почву. Но того, о чем он просил, было, конечно, недостаточно.
— Я хочу остаться насовсем, — говорить правду было легко и приятно, и голос Иана окреп и выровнялся. — Я не знаю, как это устроить, и что мне делать, но, Гусик, я так долго путешествовал, так долго искал, чтобы понять, как все на самом деле просто.
Фергус теперь смотрел ему в глаза очень прямо, выискивая во взгляде Иана, должно быть, малейший оттенок сомнения, но юный эльф больше не сомневался. Если Яссэ был прав, и для пробуждение истинной магии ему нужен был мощный источник, то лучшего было просто не найти. И ему, глупому мальчишке, потребовалось три долгих года, чтобы это понять.
— Ты уверен? — Гусик прильнул к нему тесней, — я ведь… теперь Император, ты знаешь. И у меня совсем нет времени, я редко бываю в Вызиме, и мне…
— Уверен, — Иан улыбнулся, вдруг вспомнив давнишний разговор родителей, когда Иорвет сказал папе, что готов пойти за ним любым путем, в любом статусе, в любую даль. Сейчас юный эльф наконец по-настоящему его понимал. — После нашего представления при дворе, я поговорю с Яссэ и попрошу его меня отпустить. Да ведь он меня и не держит… А потом — будет, как будет. Может быть, мастер Риннельдор согласится снова учить меня. Или тебе при дворе понадобится лекарь-недоучка. Или, может быть, шут? Я выучил много шуток!
Гусик тихо рассмеялся, прикрыл глаза, и Иан заметил, как между его ресниц заблестел глянец рвущихся наружу слез. Юный эльф поцеловал его в сомкнутые веки, а потом перехватил губами губы. Все было так просто. Иана допустили до бесконечного, мощнейшего источника силы, и он готов был прильнуть к нему с жадностью умирающего от жажды.
От поцелуев они быстро перескочили к новым поспешным ласкам, таким привычным, и таким необходимым, словно прошедших лет разлуки вовсе не существовало. Юноши расстались, лишь когда за окном императорской спальни начало смеркаться. Иан пообещал, что через неделю с кочевой жизнью будет покончено, а Фергус — что до того времени придумает, куда устроить Иана, чтобы он не чувствовал себя лишним и ненужным при дворе. А еще они сговорились пока сохранить эти решения в тайне.