— Есть один способ, — выдержав еще одну драматичную паузу, снова заговорила Филиппа, — не слишком надежный, балансирующий на грани запретной магии, но иного выхода я не вижу. — слушатели снова воззрились на нее, и проклятая сова, заметил Роше, буквально купалась в их взглядах, как в нагретом солнцем песке. — в своем исследовании Катрионы Кейра нашла способ пересаживать здоровые органы взамен пораженных болезнью, — чародейка улыбалась, — тело Авы на данный момент нельзя считать мертвым — а, значит, подобная операция могла бы сработать. Можно заменить артефактное сердце живым. Я не гарантирую, что оно прослужит так долго, как обычный орган, но сигнатура плода — очень мощная уже на таком сроке — поддержит его, и до рождения ребенка девушка дотянет точно. Что будет потом — я не знаю.
Ани послала Роше долгий задумчивый взгляд, и он не отвел глаз.
— Делайте, — наконец сухо распорядилась королева, — вам понадобится живое сердце?
— В лечебницу Святого Лебеды часто доставляют безнадежно больных или смертельно раненных пациентов, — ответила Филиппа деловито, — ждать нужного момента едва ли придется долго. Но есть одна проблема, — она вздохнула, покачала головой и отчего-то искоса поглядела на Ламберта, — в этой операции я могу только ассистировать, сама техника мне знакома только в теории. Провести ее сможет только Кейра.
Ани сглотнула комок в горле, и пальцы ее снова быстро сжались в кулак. Ламберт старался не смотреть на нее, пряча глаза, но все равно бросал на королеву отрывочные быстрые взгляды.
— Пусть будет так, — наконец процедила королева и медленно поднялась на ноги, — благодарю, Филиппа. Я не забуду того, что вы для нас сделали.
— Пустое, — улыбнулась чародейка, — я служу науке и королю Виктору. А он очень обеспокоен вашим благополучием, Ваше Величество.
Когда Филиппа удалилась восвояси, а Ламберт отправился в Университет к Кейре, Роше на руках отнес совершенно обессиленную королеву в ее спальню, уложил в постель, как маленькую девочку, избавив ее от сапог и неудобной одежды, и на всю ночь остался у ее постели, охраняя сон.
Долгие часы, пока за окнами не начало светать, Роше провел в размышлениях. Новый элемент, появившийся в его плане, делал его из совершенно безумного и невыполнимого головокружительно сложным, но это уже был заметный прогресс. К утру Вернон твердо знал две вещи. Во-первых, к задуманному необходимо было привлечь чародеек, а во-вторых, Иан ничего не должен был узнать об Аве и ее ребенке. Это было сложное решение, и Роше, утверждаясь в нем, начал смутно понимать Иорвета, который все время, пока они были вместе, держал при себе много тяжелых тайн — как, например, та, чем эльф заплатил за жизнь их сына. Он заключил сделку с тем, кто продал ему магическое зеркало, сохранявшее молодость его человека, показал оставленный демоном знак на своей груди, но о цене, которую заплатил, молчал, как бы Роше его ни расспрашивал. Вернон намеревался докопаться до правды, но пока это не было первостепенным вопросом. Сейчас же он собирался пойти по тому же пути. Но, скажи человек Иану правду, весь его план, и без того опасно шаткий, мог пойти прахом.
Утром Ани проснулась разбитой и больной. Она добрых полчаса провела в отхожем месте, а потом столько же умывалась холодной водой, а, когда вернулась — бледная, но сосредоточенная и серьезная — в дверь ее покоев робко постучали. Роше, дожидавшийся возвращения дочери в том же кресле, в котором провел всю ночь, не двинулся с места, хоть и подобрался, готовый защищать Ани. Та открыла дверь сама. На пороге стояла Кейра.
Чародейка улыбалась, но в ее светлых глазах стояла глубокая мутная грусть. Анаис, увидев ее, попятилась, но не велела бывшей подруге немедленно убираться.
— Филиппа еще не прибыла, — заявила она холодно, — и сердце для пересадки еще не доставили. Ты могла прийти позже.
— Я хотела, — Кейра на миг опустила взгляд, потом снова взглянула на Ани — на этот раз с надеждой, — я думала, мы успеем поговорить.
— Я не в настроении разговаривать, — отчеканила Ани, и Роше со своего места заметил, как болезненно дернулись ее плечи. Он успел изучить и запомнить этот жест — молодую королеву снова начинало мутить.
— Тебе нехорошо, моя девочка? — отринув смущение, спросила Кейра, подавшись вперед, готовая сжать плечи Ани, но пока не решаясь, — что говорит твой лекарь?
Анаис слегка отпрянула от нее, прижала тыльную сторону ладони к губам и снова вздрогнула. Кейра, не замечая ее сопротивления, решительно приобняла ее за плечи и стремительно повела в дальний конец покоев, за плотную ширму. Роше наблюдал и видел, как Ани, сдавшись, поддавшись твердости знакомых рук, почти прильнула к Кейре и следовала за ней на нетвердых ногах.
— Я приготовлю для тебя подходящий эликсир, — приговаривала чародейка нежно, — этот коновал ничего не знает о тебе, конечно, он не смог тебе помочь. Не волнуйся, все будет в порядке.
Очень тихо, не привлекая к себе внимания, Роше поднялся со своего места, оставляя женщин наедине с женскими делами. Он всегда был не очень-то высокого мнения о Кейре, хотя в свое время она спасла жизнь Иану и все эти годы служила Ани, но в ее заботливом тоне, ее точных уверенных жестах сейчас не было ни капли фальши, и Вернон понимал, что вполне мог оставить дочь заботам чародейки. Раз оступившаяся, никому не дававшая вторых шансов, Кейра сама, похоже, надеялась его заслужить — и шла верным путем.
В Вызиме Роше пока нечего было делать. Оставив чародейкам чародейское, а Ани заботам Ламберта, сперва он отправился домой. Первым о своем плане он хотел рассказать Иорвету. Эльф — склонный к авантюрам до зубовного скрежета — мог узреть в его размышлениях все слабые места и разбить его идею в пух и прах — Вернон уже начинал почти надеяться на это. Он рассказал супругу обо всем, что произошло, избегая только самой щекотливой детали, а потом, не мудрствуя, теми словами, что приходили на ум, изложил свою задумку.
Иорвет слушал, не перебивая, и по его лицу невозможно было понять, согласен он со словами Роше или нет. Наконец, когда человек иссяк, супруг напряженно покачал головой.
— Ты ведь понимаешь, к чему это может привести, — произнес он очень тихо, — мы больше никогда их не увидим.
Именно эта деталь за всеми измышлениями оставалась до сих пор сокрытой от рассудка Роше. Он гнал ее, забивал поглубже, не давая помешать холодной логике рассуждений. Но Иорвет сразу ухватил суть и вывалил ее на глупого человека.
— Дело не в нас, — ответил он, немного помолчав, — это не имеет отношения к тому, чего бы мы хотели, и как сильно это огорчит нас. Мы сделаем это для Фергуса и для Иана — не для тебя и меня.
Иорвет опустил взгляд, молчал добрую минуту, потом коротко кивнул.
В Нильфгаард они прибыли вместе. Император, решивший, видимо, что супруги явились, чтобы навестить Иана, приветствовал их скупо, но даже за эти краткие мгновения, взглянув в пустые черные глаза Гусика, Роше понял, что, даже если этот его план провалится, он не перестанет пытаться. В тяжелом прямом взгляде Императора Нильфгаарда не было Фергуса, лишь бездушное благо Империи.
К Иану они заглянули совсем ненадолго — сын все еще оставался в полузабытьи, и очнувшись от него на несколько минут, поговорил с родителями приветливо, но совершенно пусто. Сказал, что чувствует себя гораздо лучше — сын учился заново управлять своим телом, и уже научился ходить, почти не держась за стены и мебель. Ни Роше, ни Иорвет не стали заводить речь о Фергусе, эльф лишь пообещал сыну, что теперь никуда не уедет, пока тот окончательно не окрепнет.
— А потом мы заберем тебя в наш новый замок, — улыбнулся Иорвет, и Роше знал, что это была благая ложь, — станешь баронетом, разве не замечательно?
— Замечательно, — равнодушно откликнулся Иан, и веки его снова тяжело смежились.
Перед Ваттье де Ридо, удивленным такому вниманию к своей персоне, пришлось выложить на стол все карты. Когда Роше излагал свой план Иорвету, он казался почти выполнимым, совершенно продуманным и четким, но под пристальным черным взглядом нильфгаардского разведчика человек вдруг растерялся. Это были больше не умозрительные конструкции, которые пришли к нему в ночной тишине под аккомпанемент ровного дыхания Анаис — это были судьбоносные, непоправимые решения, которым суждено было изменить — или сломать жизни тех, кого Роше любил всем сердцем.
