Поначалу, когда Виктор только узнал, что одновременно и станет, и не станет отцом, Роше пытался поговорить с ним, выяснить, как сын воспринял эти новости и как к ним относился. Но реданский король, еще со времен своей работы в Университете научившийся «держать лицо» старательно делал вид, что его такое положение дел полностью устраивало. Лишь однажды, когда Ани уехала из замка раньше него, Виктор признался отцу, что растерян и совершенно не понимает, как быть дальше. За последние месяцы он уже привык оказываться посреди обстоятельств, на которые никак не мог повлиять, которые несли его неудержимым течением, но впервые за это время неподвластные ему факты по-настоящему задевали Виктора. Он прекрасно понимал, что не мог предъявлять никаких прав ни на Ани, ни на своего ребенка, и, хоть королева и пыталась компенсировать ему эту несправедливость, с каждым днем становясь с возлюбленным все мягче и ласковей, отказываясь от тех привычек, что не нравились Виктору, проводя с ним каждую свободную минуту, будущему отцу этого, конечно, было недостаточно. Но, чтобы не тревожить любимую, он молчал об этом, держа недовольство и тревоги при себе. Роше ничем не мог ему помочь, как бы ни хотел, и всем оставалось только смириться с неизбежным.
Ани подцепила вилкой кусок мяса, только что перекочевавший с тарелки Виктора, задумчиво отправила его в рот и начала лениво пережевывать. Гости прибыли в замок накануне вечером, и должны были остаться до следующего утра, но возможность по-настоящему поговорить всем вместе им представилась только сейчас. Полночи, пока возлюбленные уединились в спальне, хозяева провели в компании Ламберта. Тот, бравируя и сдабривая свою речь бесконечным потоком крепких выражений, словно выливая на собеседников то, что копил в себе, не решаясь ругаться при Викторе и Ани в ее деликатном положении, рассказывал о своей жене.
После того, как Кейру схватили и допрашивали по подозрению в измене Империи, состоялся суд, на котором чародейка стала единственной, кто оказался полностью оправдан, но ее положение при дворе Ани безнадежно пошатнулось. Ламберт говорил, что Кейра перебралась из дворца в Вызимский Университет, и теперь навещать ее приходилось в скромной казенной спальне, которую магичка доверху забила своими книгами и приборами, погрузившись с головой в науку, чтобы не думать о том, что с ней произошло. Ани не желала ее видеть, и Ламберт, остававшийся при королеве, пару раз пытался завести с ней разговор о Кейре, но сталкивался с глухой стеной осуждающего молчания. Его жена не была изгнана прочь из столицы потому лишь, что, лучше нее никто не разбирался в делах Университета, и чародейка уже начинала поговаривать о том, чтобы к зиме — когда Ани разрешится от бремени — перебраться в Марибор, в свою старую лабораторию, и перед Ламбертом теперь маячила незавидная перспектива делать нелегкий выбор между женой и подопечной. Кейра уехала бы раньше, если бы втайне не надеялась, что Ани понадобится ее помощь. Королева, однако, уже заручилась услугами имперского лекаря, который помогал матери Гусика, и громко заявляла, что Кейру и близко не подпустит ни к себе, ни к будущему ребенку. Но Кейра продолжала надеяться, а Ламберт — разрываемый на части этой ссорой — в присутствии подопечной молчал и больше не заикался о чародейке.
Влюбленные покинули свое гнездо только к обеду. Виктор, обычно очень серьезный и собранный, казалось, совершенно забыл о своих тревогах, и теперь буквально светился от радости — Иорвет шепнул Роше, что у него самого бывал такой же довольный вид после целой ночи жаркой страсти. Вернону о жаркой страсти, которой предавались его сын и названная дочь, думать хотелось в последнюю очередь, но он был рад видеть, что и Ани выглядела отдохнувшей и спокойной, пусть и не улыбалась так же широко, как Виктор. Ее занимали собственные проблемы, от мыслей о которых она никак не могла спрятаться, и одной из этих проблем был Фергус.
— С тех пор, как казнили чародеек, — негромко, перекатывая по тарелке одинокие горошины, говорила Ани, — он стал похож на голема. Ходит, говорит, делает все, что должен делать, но я чувствую, что с ним что-то не так… Да чего уж там — все не так. Ваттье, конечно, страшно гордится, что Фергус наконец начал воспринимать свои обязанности всерьез, взялся за ум, и вырос в настоящего Императора, но мне за него страшно. Зачем нужен Император Фергус, если он убил моего друга Гусика?
— Затем, чтобы править Империей, — сдержанно заметил Виктор, но взгляд его, до того полный заботы и нежности, посерьезнел, — Хорошо еще, что ты не часто видишь меня в Третогорском дворце и в короне. Я становлюсь невыносимо нудным.
— Ты и без короны самый нудный человек, которого я знаю, — отмахнулась Ани, — а Гусик… Я словно вовсе с ним не знакома. Он разговаривает со мной, спрашивает моего мнения, держит меня за руку на официальных приемах, но так, словно ему противно со мной разговаривать, и он тяготится каждой минутой, проведенной со мной рядом. Хоть я и понимаю, что дело вовсе не во мне и не в ребенке. Просто Гусик… сломался, — она обронила это слово, как тяжелый камень из усталых рук, и ниже опустила голову. Горошина отскочила от зубца вилки и, проскакав, покатилась по столу. Ламберт поймал ее за миг до того, как та упала с края столешницы на пол.
— Это пройдет, — уверенно заявил Иорвет, пожав плечами, — когда Вернон был назначен регентом, и ему пришлось разбираться со всеми этими аристократами, которые его ненавидели, с послами, которые его презирали, с Эмгыром, который нежно взял его за горло и не намеревался отпускать, на него тоже было больно смотреть. Спасал только Иан, и, если не раньше, с рождением ребенка Гусик оттает.
Роше послал Иорвету благодарный взгляд. Мало было того, что он терпел в их замке Виктора и Анаис, и даже, похоже, радовался их визитам, теперь у него находились для «глупой девчонки» и «бездарного неумехи» верные слова, когда те делились своими проблемами. Но на этот раз он попал «в молоко» — Ани лишь скептически хмыкнула.
— А, кстати, что Иан? — решив одновременно и сменить тему, и задать вопрос, вертевшийся у него на языке с тех пор, как Ани пересекла порог замка, спросил Роше. Он знал, что сын оставался в Императорском дворце. После чудесного спасения от неминуемой смерти, юный эльф восстанавливался тяжело и медленно, но, когда родители предложили ему перебраться в баронский замок, наотрез отказался. За несколько недель, прошедших после покушения, Роше и Иорвет навестили сына всего пару раз, и неизменно находили его в прежнем положении — в полутемной спальне, в целительном полузабытьи. Мастер Риннельдор утверждал, что для того, кто получил такие серьезные повреждения, это было нормальное состояние, и Иан должен был в конце концов полностью оправиться. Но Роше не замечал никаких изменений, хоть и старался верить словам Знающего, а не собственным глазам.
— Выздоравливает, — пожала плечами Ани, — Ваттье, конечно, настоял на том, что необходимо распустить слух, что он при смерти, и вот-вот отправится в лучший из миров. Мол, так нильфгаардский народ, которому поведали, что Иан спас и меня, и Гусика, и будущего наследника престола, начнет его жалеть, проникнется к нему симпатией, и, когда Иан придет в себя, примет его, как родного. Но мне кажется, они с Гусиком повздорили — и теперь мой братишка не больно-то хочет поправляться, потому восстанавливается так медленно. Я захожу к нему, когда могу, но он только лежит и почти со мной не разговаривает.
Роше со вздохом кивнул — для них с Иорветом желанней и правильнее всего было бы, конечно, перебраться в Нильфгаард и проводить все время у постели сына, но Иан сам дал понять, что не хотел этого, понимал, что родителей удерживали в Темерии важные дела, а ему они едва ли могли помочь, если бы все бросили. Иорвет, который поначалу сильно настаивал на том, чтобы быть рядом с сыном, первым принял его решение и, пообещав явиться к нему в любое время дня и ночи, когда бы Иан ни захотел его видеть, убедил в этом и Роше. Они пришли к выводу, что сын хотел больше времени проводить с возлюбленным, но теперь выяснялось, что оказались не правы. Перехватив тревожный взгляд супруга, Вернон понял, что тот принял решение отправиться в Нильфгаард при первой возможности, вопреки воле Иана, и был с ним солидарен.
