— Все верно, — кивнул Фергус, — допрос подозреваемых завершен, и завтра состоится суд над заговорщиками. Я полагаю…

— Я полагаю, — перебил его отец, — ты знаешь, какой вердикт должен вынести этот суд?

Фергус почувствовал, как кровь отлила от лица, и кожу болезненно защипало. Он смотрел в непроницаемо-черные глаза отца, не в силах подобрать нужного ответа.

— Даже если заговорщики не совершали попытки убийства, — продолжал Эмгыр ровно, — они все равно изменники, и преступление их доказано. Не так ли?

— Так, — подтвердил Гусик, словно отец отчитывал его за разбитую вазу или неприличное слово, оброненное за праздничным столом, — но законы Империи…

— Законы Империи предполагают единственно возможный исход для изменников, — снова перебил его Эмгыр.

Гусик вдруг почувствовал, как в нем удушливой волной поднялась слепая иррациональная злость. Он напомнил себе, что вовсе не отец, а он сам ныне занимал трон, и за ним было последнее слово.

— Если я велю казнить заговорщиков, — заявил он с вызовом, — это может еще больше расшатать ситуацию. Те чародеи, кто не участвовал в заговоре, или кого наша разведка не смогла вычислить, обозлятся еще больше, и снова замыслят заговор — на этот раз уже с настоящим покушением.

— И, схватив их, ты снова велишь их казнить, — спокойно отозвался Эмгыр. Он будто рассуждал о смене времен года и росте посевных сортов винограда, — не ты принимал этот закон, и, отменив его сейчас, ты продемонстрируешь слабость. Чародеи в заточении или на каторжных работах опасней, чем казненные. А просто помиловать их и отпустить с миром ты не можешь. Тогда вся система наших законов потеряет смысл — а ты должен быть ее гарантом, а не разрушителем.

Гусик молчал. Какой-то частью своего рассудка он понимал, что отец прав, но все остальное в нем противилось необходимому. Он запретил Ваттье совершить одно убийство, чтобы предотвратить заговор — и теперь должен был отнять сразу множество жизней одним мановением руки, одним словом.

Отец перебрал пальцами по столешнице, и, когда снова заговорил, голос его звучал мягче и тише.

— Доля правителя тяжела, сын мой, — произнес он неспешно, точно обдумывал сказанное, — корона дает тебе не только привилегии, но и возлагает большие обязательства. Ты не министр торговли, чтобы заниматься только рынком и налогами. Не военный генерал, чтобы принимать решения о том, вести ли войска в бой или выжидать. Ты — Император. И должен помнить об этом всегда, какими бы сложными ни казались тебе необходимые решения.

Фергус знал, как легко в свое время сам отец выносил смертные приговоры. В годы его правления даже подозрение в измене грозило заговорщикам и бунтарям немедленным вердиктом. Он правил стальной рукой, по законам военного времени, иногда даже не отвлекаясь на ненужные судебные разбирательства. Говорили, что, пронаблюдав за казнью очередных изменников, Эмгыр, совершенно бесстрастный, возвращался к работе, точно не отправлял людей в петлю, а выслушивал скучный доклад. Гусик же, всегда присутствовавший на всех военных советах и встречах с вельможами и послами, с раннего детства погруженный в вопросы армии и политики, не бывал до восхождения на трон, ни на одном суде над изменниками, не видел ни одной казни — лишь шибеницы с останками тех, кто осмелился пойти против Императора. И теперь сам должен был велеть возвести эти шибеницы на Площади Победы.

— Я все понял, отец, — голос Фергуса все-таки сорвался, он отвел глаза, но в следующий миг решительно расправил плечи, — я — Император. И я поступлю, как должно.

Ани он встретил в коридоре, ведущем в комнату Иана. Императрица, словно забыв обо всем, что произошло с ней в последние дни, улыбалась и выглядела посвежевшей и воодушевленной.

— Регис сказал, твой папа приехал, — обратилась она к Фергусу, не замечая мрачного выражения на его лице, — ты уже сказал ему…?

— Идем, — Фергус взял ее за руку и потянул непонимающую Анаис за собой, за угол, в укромную нишу за двумя высокими колоннами.

— Он что, не рад стать дедулей? — все еще улыбаясь, спросила Императрица, когда они оказались скрыты от лишних глаз, — или ты вывалил на него всю правду?

Гусик, не слушая ее, стащил с пальца магическое кольцо и протянул его Ани. Та удивленно подняла брови.

— Зачем мне твое обручальное кольцо? — спросила она, — у меня свое есть.

— Это артефакт, — поспешил объяснить Гусик, — вибрирует, когда тебе лгут. Я не хочу больше носить его, с меня хватит правды.

Ани все еще выглядела растерянно, но возражать не стала. Она надела кольцо на правую руку и вздрогнула — артефакт послушно признавал нового владельца.

— Завтра состоится суд над чародейками, — Фергусу пришлось сглотнуть вязкую слюну прежде, чем заговорить — его начинало мутить, и он готов был вот-вот дать себе волю и снова удариться в крики от отчаяния. Ани, для которой исход завтрашнего слушания был, похоже, не менее очевиден, чем для Эмгыра, помрачнела и коротко кивнула. — Ты будешь там со мной? — с надеждой спросил Фергус.

Взгляд Императрицы остался прямым и серьезным.

— Конечно, дурень ты эдакий, — сказала она, перехватив руку Фергуса и крепко сжав ее, — конечно, буду.

========== Золотое сердце ==========

— Если ты сейчас же не уберешь сапоги со стола, я тебе их в задницу запихаю, — мрачно пообещал Иорвет, послав тяжелый взгляд через стол.

Роше заметил, как Виктор, который был занят тем, что перекладывал самые аппетитные кусочки со своей тарелки в опустевшую тарелку Ани, послал эльфу осуждающий взгляд. Ламберт ехидно усмехнулся, но ноги опустил, даже чопорно сложил перед собой руки, как юный наследник престола на торжественном обеде.

Они впятером сидели за длинным дубовым столом в пронизанном солнечными лучами обеденном зале баронского замка. Еще неделю назад Иорвет распорядился, чтобы со всех высоких стрельчатых окон посрывали тяжелые пыльные бархатные шторы, и теперь свет струился сквозь отмытые стекла без помех. Роше со скрытой радостью, боясь спугнуть энтузиазм супруга слишком бурной реакцией, наблюдал за тем, как тот без оглядки бросился в благоустройство дома, который теперь считал своим, и человек был твердо убежден, что это было лучшее, что случалось с баронским замком за все годы его существования. Иорвет исполнил свои угрозы и велел вытащить на широкий внутренний двор все портреты незнакомых ему людей, и, когда управляющий Эрих провожал их на костер печальными, полными боли разочарования взглядами, лишь усмехался. Экзекуцию мрачного прошлого Иорвет проводил с тем же рвением, с каким раньше казнил пленников, попавшихся его отряду в лесах Флотзама. Следом за портретами отправились книги — рыцарские кодексы, религиозные трактаты и скабрезные романчики об изнасилованных эльфках, и Роше подозревал, что Эрих, в отчаянной попытке спасти хоть какие-то осколки древней истории рода Кимбольтов, утащил и припрятал столько томов, сколько успел, пока эльф не поймал его за руку и не отчитал.

Сам Вернон в этот увлекательный процесс не вмешивался. Как и прежде, с домом в Оксенфурте, он решил полностью довериться вкусу Иорвета, твердо уверенный, что супруг сделает все, как надо, чтобы им обоим было уютно и приятно жить в этих древних стенах, не сталкиваясь с блуждающими по длинным коридорам и пыльным покоям призраками.

С тех пор, как они поселились здесь, и Роше наконец принял завещанный ему сыном титул, прошел целый месяц, в Темерию уверенно приходило лето, дни становились длиннее и солнечней, и вечная дождливая весенняя хмарь иссякала, отдавая северные земли во власть долгих теплых вечеров и бархатных коротких ночей. Приближался день Солнцестояния, и впервые за последние несколько лет, с тех пор, пожалуй, как Иан уехал от них в Нильфгаард и стал почти самостоятельным, Роше не имел ничего против того, чтобы отметить грядущий праздник.

Замок, впрочем, становился похож на настоящий дом не только стараниями Иорвета, который скупил, похоже, всю мебель в антикварных лавках Вызимы, и теперь с трепетом чинил, реставрировал и украшал ее по собственному вкусу. Ани и Виктор часто приезжали — пользуясь приличным поводом навестить старика-отца — и оставались на несколько дней. Роше и Иорвет, которые не заблуждались насчет цели их визитов, делали вид, что понятия не имеют, почему дети запирались в отведенных им покоях, и верят, что они просто читали друг другу вслух.