— Не надо, — попросил Фергус срывающимся голосом, — пожалуйста, Иан.
Юный эльф удивленно вздрогнул, уронил руку в воду с тихим всплеском.
— Гусик? — спросил он тихо, с невыносимо нежной тревогой, — ты чего?
У Фергуса заложило уши. Он зажмурился, понимая, что его загнали в угол, и наступал тот момент, когда скрываться от друга дальше было уже невозможно. Он должен был признаться во всем, и гордо принять свою участь. Если Иан после этого решит отвернуться от него, так тому и быть. Фергус выдохнул и прямо посмотрел на друга.
— Я…- он сглотнул, повернулся к Иану всем корпусом, чтобы тот смог разглядеть проблему под толщей горячей прозрачной воды, опустил глаза.
Юный эльф поначалу замешкался, потом догадался скользнуть взглядом вниз, и Фергус застыл, чувствуя, как в душном пару ему становится холодно. Друг молчал, может быть, разглядывал его, как ученый — ранее неизвестный экземпляр яркой бабочки. Это было унизительно и страшно.
Потом Иан хмыкнул.
— Я думал, у меня одного такая проблема, — сказал он, понизив голос почти до шепота.
Фергус секунду не мог понять, что он имеет в виду, а потом догадался скосить глаза вниз — туда, куда до сих пор запрещал себе смотреть. Узкие бедра Иана были разведены в стороны, принц задержал на них взгляд, не решаясь посмотреть выше, но через мгновение все же отважился. Юный эльф был прав — проблемы у друзей в этом момент и впрямь были схожие. Он снова посмотрел другу в глаза, облизал пересохшие губы. Иан явно собирался снова заговорить, может быть, начать разъяснять, что в этом состоянии нет ничего постыдного или страшного, тоном опытного лекаря сообщить, что это — никакая не болезнь, просто признаки взросления тела, но принц не хотел ничего из этого слышать. Он придвинулся вплотную, а друг не отстранился. Фергус выждал два удара сердца, чтобы решиться. Он стоял на последней черте, или уже далеко за чертой, понимал, что пути назад нет, и действовать нужно сейчас — или никогда.
Но Иан опередил его. Под водой его рука мелькнула, как белоснежный мраморный карп, и когда пальцы юного эльфа сомкнулись вокруг эпицентра фергусовых страданий, принц захлебнулся стоном, испугавшись, что сейчас умрет. Но освобождение смерти не наступало, а по телу вверх от паха словно проходили крохотные разряды молнии. Иан надвинулся, хотя казалось, что сесть еще ближе уже невозможно, сжал пальцы уверенней, и Фергус, ощущая, как последняя мысль вспыхнула и потухла в его голове, подался навстречу.
Они соприкоснулись лбами, на миг смешав тяжелые вздохи, и принц услышал, как Иан прошептал что-то, но слов не разобрал — может быть, друг извинялся. Может быть — просил перестать, хотя сам начал первым. Для Фергуса все потеряло значение. Его рука действовала сама по себе, не подчиняясь велениям рассудка. Принц провел ладонью по бедру друга, про себя отметив, что кожа его вовсе не такая гладкая, как он ожидал, но в этой легкой шероховатости была какая-то особенная интимная прелесть.
— Пожалуйста, — на этот раз отчетливо выдохнул Иан, и Фергус сообразил, что слишком замешкался. Ладонь юного эльфа у него в паху не двигалась, лишь сжимая, и принц отзеркалил его жест, сомкнул пальцы, чувствуя под ними пульсирующую горячую твердость. Плоть Иана казалась горячее воды, в которой они сидели, и, когда принц наконец сжал его настойчивей, юный эльф ответил коротким стоном. Этот звук был прекрасней всего, что Фергусу приходилось слышать, словно торжественный горн ранним утром, возвещающий начало генерального сражения. И, впустив в себя уверенность обреченного солдата, принц принялся двигать ладонью. Сперва неспешно и аккуратно, боясь все испортить, спугнуть момент, отвратить Иана от себя. Но, когда рука друга начала повторять за ним, подхватив неспешный ритм, Фергус стал ласкать его настойчивей и быстрей. Иан был покорным, как верная Бабочка под его рукой. Он повторял то, что делал принц, в точности копируя темп и силу, эхом отзывался на напряженные выдохи и тихие стоны. Через некоторое время юный эльф уронил голову, вжался горячим лбом в плечо Фергуса, но ласк не бросил, и принц взмолился про себя, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. Стоны друга перешли в короткие судорожные выдохи, Фергус чувствовал его дрожь, и словно камертон перехватывал и возвращал эту вибрацию. Его тело, казалось, перестало состоять из плотной материи, готовое рассыпаться в любой момент, разойтись в воде, как мыльная пена, и Фергусу было не жаль умереть так, под рваный ритм взаимных касаний, под тихие стоны — уже неясно, кого именно из них.
Иан крупно вздрогнул, выговорив едва слышное «Ох», прильнул к Фергусу, и плоть его в пальцах принца в последний раз судорожно дернулась. Юноша боялся, что сейчас друг выпустит его, и тогда его сердце непременно остановится, не выдержав напряжения, но Иан еще дважды двинул ладонью, и Фергус оказался в эпицентре взрыва. Оглушительный разряд удовольствия, равный силой сотне Великих Солнц, сделал его тело вялым и бескостным, заставил прерваться дыхание, не оставил сил даже на последний стон. Фергуса швырнуло в зыбкую мглу, и сквозь нее он мог лишь чувствовать, как Иан, тяжело дыша, привалился к нему, все еще дрожа.
Они отшатнулись друг от друга, оказавшись наконец по разные стороны бадьи. Фергус, все еще не в силах выровнять дыхание, осмелился поднять на Иана глаза. Тот сидел, низко опустив голову, и плечи его судорожно вздрагивали от шумных вдохов, и принцу захотелось окликнуть его. Увидеть лицо эльфа, убедиться, что только что не произошло ничего страшного, что они все еще друзья, что Фергус, не сумев сдержаться, не совершил ничего непоправимого. Но Иан не смотрел на него и не двигался.
Никогда в жизни Фергус не совершал таких позорных побегов. Он выбрался из бадьи так стремительно, что едва не рухнул на влажный пол, пришлось ухватиться за край, чтобы удержаться на ногах. Не потрудившись обтереться полотенцем, принц вылетел в предбанник и с трудом натянул приготовленную одежду — видимо, предназначенную для Иана. Рукава, в которые он никак не мог попасть дрожащими руками, оказались слишком длинными. Принц не знал, в какую сторону бежать — Вызимский дворец был неизведанной территорией, и Фергус понятия не имел, какую комнату для него приготовили. И больше всего ему сейчас хотелось взобраться повыше или выйти на дворцовую стену и сброситься вниз. Иначе пережить позор было невозможно. Иан больше никогда не заговорит с ним, даже не взглянет, а это значило, что жизнь Гусика была окончена, в ней не осталось никакого смысла.
В одном из коридоров его перехватил услужливый слуга в синей ливрее. Кланяясь и заискивающе улыбаясь, он вызвался проводить принца в его покои, и, оказавшись у нужной двери, принялся спрашивать, не желает ли Его высочество что-нибудь еще — поужинать или выпить. Но Его высочество желал только броситься грудью на меч, а потому бесцеремонно захлопнул дверь прямо перед услужливым носом.
Покои, в которых он оказался, были обставлены скромно, хоть и без сдержанной педантичности, как спальня принца дома, в Нильфгаарде. Видимо, его приезда ждали, потому что комната была выполнена в черных и золотых тонах, а полог балдахина над широкой кроватью был даже расшит маленькими солнцами, больше похожими на разрезанные пополам куриные яйца.
Фергусу до всего этого великолепия не было никакого дела. Он рухнул на постель, лицом в благоухающую розами подушку, которая смогла заглушить его досадливый крик. В ушах принца все еще звенели стоны друга, его пальцы все еще чувствовали его горячую твердую плоть, а тело предательски пело от только что пережитого наслаждения. Фергусу захотелось побиться о стену или растереться жестким полотном, чтобы изгнать это тянущее приятное чувство, заставить себя забыть о том, что случилось, но он продолжал лежать, дрожа и готовый в любой момент снова заорать в подушку.
Когда Фергус смог заставить себя подняться, за окнами уже стемнело. Он сел на кровати — опустошенный — и огляделся по сторонам. В одном углу комнаты были аккуратно сложены вещи — те, что он бросил в Новиграде, убегая вслед за Ианом в их последнее совместное приключение. Принц медленно поднялся и подошел. Прислоненный к стене, здесь стоял даже портрет, заботливо завернутый в льняное полотно, который он вез в подарок Иорвету. Фергус аккуратно дернул край бечевки, позволяя полотну сползти с картины. С портрета на него смотрело лицо Иана — серьезное и сосредоточенное, с таким друг вчитывался в строки своей книги, с таким творил заклинания или смотрел на Фергуса, если им случалось о чем-то спорить. Принц присел перед картиной на корточки, протянул руку к нарисованному лицу, осторожно коснулся его, будто боялся размазать давно высохшую краску. Сейчас, когда постыдная волна паники миновала, Фергусу захотелось плакать. Он все испортил. Он все потерял.
