— Народ поймет, что ты несешь им только смерть, — резко ответила Анаис, — Темерия устала от войны, и за тобой никто не пойдет. Народ ценит свободу, ты права. Но еще больше он ценит свои семьи, свои дома и будущее своих детей.

— Детей, которые родятся, вырастут и умрут под пятой Империи, забыв, что такое свободная Темерия, — было слышно, что холодное спокойствие огненной королевы наконец начало давать трещины. Темноволосая женщина, сидевшая рядом с ней, протянула руку и ласково накрыла ладонью дрогнувшую ладонь Адды, и та, вдохнув, снова заговорила спокойней, — а, меж тем, я вовсе не хотела тебе угрожать, дорогая сестра. Я пришла с предложением, которое может устроить нас обеих.

Анаис помолчала несколько секунд, потом качнула головой, показывая, что внимательно слушает.

— Я предлагаю тебе союз, — Адда повела головой, позволяя огненным кудрям свободно рассыпаться по плечам, — объединив силы, вместе с войсками Каэдвена и Аэдирна, которые вскоре тоже восстанут против завоевателя, мы могли бы навсегда изгнать с наших земель Нильфгаард и того выродка, который им правит — того, против кого всю жизнь сражался наш отец. Того, кто убил его. Ты станешь королевой-освободительницей, матерью целого народа. Ты подаришь детям Темерии новую жизнь и новую надежду, как уже бывало прежде. Мы заключим договор, и ты останешься на троне. А твои дети после моей смерти будут наследовать трон Редании. Мы сможем объединить Север. В Каэдвене и Аэдирне нет законных королей, и мы сможем править ими вместе, как сестры.

Анаис молчала, а Иан, прижимаясь к своей балке, чувствовал, как у него начинает отчаянно кружиться голова. То, что говорила огненная королева, было так правильно, так прекрасно — и так легко с ее слов, что у Анаис просто не было ни единой причины отказаться. Мальчик вдруг подумал о папе. Тот всегда говорил, что готов служить Темерии, жизнь за нее отдать, и что его союз с Императором, новые цвета его одежды и новые имена — все это было ради блага его родины, а теперь выяснялось, что все эти жертвы были вовсе не нужны. Адда — прекрасная, уверенная, сильная, как лесной пожар — предлагала иной путь. Пусть через огонь и кровь, но к той самой свободе, о которой папа так мечтал. Разве нет?

Иан видел, как то же сомнение, что охватило сейчас его сердце, поселилось на лице Анаис. Она медлила с ответом, опустив глаза и как-то незаметно сникнув. Это замешательство длилось несколько мучительно долгих секунд, и Иан приготовился услышать согласие.

— Я знаю, почему ты пришла сейчас, а не полгода назад, — улыбнулась вдруг королева Анаис, поднимая голову, — до того, как велела своей чародейке проклясть моего младшего брата и убить чужими руками моего названного отца. Ты думала тогда, что, чтобы сломить меня, этого будет достаточно. Что я отдам тебе корону потому, что потеряю поддержку людей, спасая моих близких, или впаду в отчаяние, отдав их на убой. Но ты ошиблась тогда, и теперь у тебя закончились козыри. Ты красиво говоришь, дорогая сестра, но мы обе знаем, что за этими словами ничего нет. В Каэдвене власть вот-вот захватят маги, и ты боишься этого больше, чем Нильфгаарда. Аэдирн падет под натиском объединенной армии королевы Саскии, и ты знаешь, что она не станет заключать с тобой союзы. Она знает, как в Редании обходились с нелюдями, и никакая политика равенства ее в этом не разубедит. Так что, прости, милая сестра, но тебе нечего мне предложить.

На мгновение Иан увидел, как четкая алая фигура королевы Адды дрогнула. Казалось, очертания ее тела поплыли, начали растворяться, принимая новую пугающую форму, и стоявший за креслом Анаис ведьмак дернулся, невольно потянувшись к рукояти меча за спиной. Но наваждение тут же развеялось. Ладонь темноволосой женщины с винными глазами снова нежно огладила руку Адды, и та, выдохнув, расслабилась.

— Как знаешь, дорогая сестра, — ответила она наконец, — я хочу, чтобы ты все равно обдумала мое предложение. Время еще есть.

Эренваль ждал Иана там же, где они расстались — под маленьким окном, и мальчик заметил, как он нервно почесывается сквозь ткань одежды — видимо, холод и правда причинял ему массу неудобств. Маленький эльф спрыгнул на землю рядом с ним и под пристальным выжидающим взглядом тяжело вздохнул и серьезно сказал:

— Идемте, у Шани в комнате тепло и есть пирожные с чаем. А еще ваша мазь.

Лицо Эренваля приняло брезгливо-удивленное выражение.

— Ты собираешься делиться секретными сведениями о королевских переговорах в присутствии этой человеческой женщины? — процедил он.

Иан заносчиво хмыкнул.

— Ну, если хотите, могу рассказать все прямо здесь на холоде, — ответил он, нагло скрестив руки на груди, — а вы — продолжайте чесаться, как блохастый кот.

Белоснежные брови страдальчески надломились, и весь вид высокого эльфа выражал его покорность судьбе и надежду, что его преданность принцессе будет оценена по достоинству. Рано или поздно.

— Ладно, — наконец решился он, — но мы попросим ее выйти. Надеюсь, на это ей хватит такта.

Иан, улыбнувшись, сунул свою ладонь в холодные пальцы Эренвалю, и тот посмотрел на свою руку так, словно маленький эльф вложил в нее бомбу с зажженным фитилем.

— Идемте, — решительно сказал мальчик, — рассказ будет длинным.

========== О долге и свободе ==========

Иан прислушивался, как уныло бурлит в животе, и с тоской размышлял о том, что с чаепития в компании Шани нужно было утянуть для себя хотя бы одну булочку или яблоко. Вот ради таких моментов, видимо, его отец и делал свои вечные запасы, но маленький эльф был еще слишком неопытным, чтобы верно подгадать момент, когда эта привычка могла бы пригодиться. А момент настал.

Весь вечер, с тех пор, как они вернулись домой, отец провел над большой книгой в кожаном переплете и стопкой чистой бумаги, на которой он время от времени делал быстрые пометки. Отвлекся эльф лишь на то, чтобы принести побольше свечей, когда окончательно стемнело. Он так старательно вчитывался в мелкие частые строчки, выводил что-то на бумаге и бормотал себе под нос «Я ему еще покажу, будет знать, как спорить с очевидным!», что Иан начал подозревать, что родной отец напрочь забыл о его существовании. Конечно, он мог бы самостоятельно приготовить для себя ужин — в том, чтобы положить кусок ветчины на кусок хлеба, не было ничего сложного. Но для того, чтобы добраться до припасов, нужно было открыть тяжелую дверь в погреб, а Иан сомневался, что сможет преодолеть это препятствие. Потому оставалось только ждать, пытаясь отвлечь себя собственной книжкой — той единственной, что он привез из Туссента и перечитал уже трижды — и не думать о булочках, даже воспоминания о которых уже начинали стираться. Может быть, завтра можно будет попросить Шани дать мальчику одну из ее книг домой, чтобы было, чем занять долгий голодный вечер — Иан подозревал, что отцовская борьба с неведомым противником, осмелившимся спорить с очевидным, одним сражением не ограничится. Нужно было готовиться к долгой осаде.

— Ну вот же! — отец ткнул пальцем в книгу и обращался явно скорее к ней, чем к сидевшему напротив него мальчику, — я ведь так и сказал, подумаешь, я не знаю, что такое «трансцедентальный опыт»!

Иан вздохнул. Иногда, сидя в зале, где отец вступал в свои словесные баталии с профессором Шинце или другими студентами, он слышал слова, которыми они обменивались, и осознавал, что не может понять добрую половину из них, будто присутствующие говорили, смешивая знакомый и незнакомый языки. Но если от Иана никто и не ждал подобных познаний, то отец, если его ставили в тупик таким вот «трансцедентальным опытом», терялся, злился и не начинал грубить только потому, видимо, что атмосфера огромного, полного ученых людей зала его подавляла. И он отвоевывал у книг, которые читал, каждый новый термин, каждую крупицу знания, иногда восклицая «Так вот как это называется!». За этой работой было бы очень увлекательно наблюдать, если бы так не хотелось есть. Сидя на своей скамеечке в углу зала на лекциях, Иан иногда очень гордился отцом, когда тот давал остроумный точный ответ, затыкая собеседника за пояс. Один раз Иорвет даже сорвал аплодисменты своим пассажем, и после этого весь оставшийся день светился, как Йульское дерево.