— Посмотри, — шепнул он.
У серого опавшего живота Бабочки, тыкаясь в него носом, переступая на тонких ногах, топтался белый, как нетронутый снег, жеребенок. Он помахивал коротким серебристым хвостом, а лошадь встретила мальчика спокойным, каким-то даже умиротворенным взглядом, будто давала ему разрешение полюбоваться своим творением.
— Какой маленький, — растерянно сказал Иан, подходя ближе. — можно его погладить?
Он оробел, не зная, как себя вести. Жеребенок не казался хрупким, но был таким до нелепости нескладным, что впору было рассмеяться над его пока неровными короткими шажками.
— Погладь, — разрешил Геральт, — только осторожно, не пугай ее.
— Ее? — переспросил Иан и протянул руку. Шерсть жеребенка наощупь была похожа на теплую молочную пенку. Осмелев, мальчик провел по ней раскрытой ладонью, пропуская между пальцами чуть влажные волоски.
— Надо обрадовать твоего папу, — ухмыльнулся Геральт, — он так не хотел оставлять Бабочку — она ведь была с ним с самого конца войны, чуть дольше, чем с ним был ты.
Иан кивнул, хотя ему вовсе не хотелось уходить. Он смотрел на то, как жеребенок, отцепившись от матери, трясет маленькой головой. Между несуразно-больших ушей пробивалась серебристо-серая редкая грива, а на лбу красовалась нечеткая, но вполне заметная серая отметина — почти такая же, как у матери. Глаза у жеребенка были немного мутными и никак не могли сосредоточиться на мальчике.
— Привет, — сказал маленький эльф, — меня зовут Иан.- и жеребенок, словно поняв его, ткнулся острой теплой мордой ему в ладонь.
— Так странно, — сказал папа, стоя у входа в денник. Его подняли из постели, и он выглядел растрепанным и сонным. Иорвет, мелькнувший за его спиной, и вовсе имел почти умирающий вид — во всяком случае, страшно недовольный. Жеребенок был занят тем, что трапезничал прямо у всех на глазах и не обращал на собравшихся никакого внимания. — Она должна была разрешиться только в начале осени. Он здоров?
Геральт, погладив Бабочку по меланхоличной морде, кивнул, как гордый папаша на смотринах.
— Здоров, — подтвердил он, — и это «она».
— Пусть так, но либо я ничего не знаю о лошадях, либо… — заговорил было папа, но отец, вдруг встрепенувшись, выступил вперед.
— Ты, может, в лошадях ничего и не понимаешь, Вернон, а вот я — да, — заявил он, — и я умею считать. Выходит, Бабочка понесла на Мидаете, не позже.
— И что? — папа повернулся к нему, и вместе с Ианом, похоже, с удивлением заметил, как лицо эльфа светлеет прямо на глазах.
— А то, что Иана прокляли на исходе Феаинна, — Иорвет говорил тем тоном, каким разъяснял прочим студентам непреложные очевидные истины, — ну, глупый человек, соображай!
Папа молчал несколько долгих секунд, хмурился и смотрел то на Иорвета, то на жеребенка. Наконец его брови взлетели вверх, и он рассмеялся. Повернулся и шагнул к Геральту.
— Друг мой, — заговорил он, — вот твоя плата. То, чего я в своем доме не знал. Примешь ли ты ее?
Геральт соображал куда быстрее папы, но все равно недостаточно. Улыбка вновь расцвела на его усталом лице через несколько долгих секунд. Он повернулся к жеребенку, потрепал его по белой холке.
— Ну что, — сказал он, — Здравствуй, Плотва.
***
Иан услышал, как заржали, заволновались лошади в стойлах, а потом ему на глаза упала густая, непроглядная тьма. Он попытался сделать шаг, но почувствовал, как ноги немеют и отрываются от земли, а руки сами собой раскидываются в стороны. На пороге конюшни стоял человек, весь окутанный неясными всполохами тьмы, похожий на грозно надвигающуюся тяжелую тучу.
— Две дороги, — произнес незнакомый, далекий, мерцающе-призрачный голос, — и всего один Путь.
В дрожании мглы начало проступать, вырисовываться, как узор брусчатки сквозь тающий снег, лицо — и на тонких губах играла мягкая, чуть подрагивающая улыбка.
— Один путь, — повторил незнакомец, и в следующий миг все смолкло.
Иан почувствовал, что его держит твердая сильная рука, а потом встретился взглядом с блестящими в полутьме золотыми ведьмачьими глазами.
— Что это? — услышал он надломленный, испуганный голос отца откуда-то сбоку. Самого эльфа мальчик никак не мог разглядеть, не в силах перестать смотреть в серьезное, сосредоточенное лицо Геральта, — Что с ним такое, ведьмак?!
— Ничего страшного, — голос Геральта звучал ровно, без единой фальшивой ноты, но Иан почувствовал его тревогу, пропитался ею, как запахом свежего сена и спирта, — я никогда не слышал, чтобы такое случалось с детьми-эльфами, но Истоки иногда впадают в неконтролируемый транс. Такое бывает.
Отец наконец появился за правым плечом ведьмака, протянул к мальчику дрожащую руку.
— Иан, — прошептал он, — ох, мой мальчик.