— Мы не ждали вас, ваша милость, — произнес Варнава-Базиль, и было непонятно, к кому именно он обращается, — но мастер ведьмак будет очень рад.

Не в силах больше ждать, Иан бросился вперед, обогнул прямую фигуру дворецкого и, оскальзываясь на ступеньках, устремился к дверям дома. Распахнул тяжелую створку и, оставляя на ковре неровные мокрые следы, пошел вглубь коридора.

— Геральт? — неуверенно позвал мальчик, и голос его словно застрял в воздухе, как топор в слишком смолянистом стволе дерева. — Геральт?!

Ведьмак появился на пороге кухни, где каждое утро раньше Иан боролся с ненавистной кашей и слушал, как госпожа Йеннифер препирается с хозяином дома или папа шутит с ним — как всегда, не слишком смешно. На Геральте была надета простая распахнутая белая рубаха, и под ней виднелась свежая повязка, пересекавшая широкую грудь ведьмака.

— Иан? — удивленно спросил хозяин — так, словно ожидал увидеть кого угодно, только не маленького эльфа.

Иан сорвался с места, и Геральт успел присесть, когда он обвил руками его шею и повис, прижавшись всем телом, снова дрожа, как от холода.

— Геральт, — мальчик закрыл глаза, стараясь заставить себя поверить — на этот раз видение обмануло его, Геральт был совершенно живым и настоящим — каким-то изможденным, явно раненным, но не мертвым, как его кобыла.

— Ну-ну, малыш, — голос ведьмака звучал мягко — так он разговаривал с Ианом, если с тем приключалось что-то плохое — приснился кошмарный сон или он расшиб колено, упав с дерева. Это был не морок и не призрак — ведьмак обнял маленького эльфа одной рукой и застыл, окутывая его терпким запахом целебной мази и алхимического спирта.

Все вчетвером они сидели за столом, но кухня, хоть и осталась такой же тесной, выглядела пусто и как-то сиротливо, словно из нее вынесли всю мебель.

— Йеннифер уехала через неделю после вас, — рассказывал Геральт, крутя в здоровой руке кружку с горячим вином. Отец свою первую порцию уже прикончил, а Иан с папой довольствовались малиновым соком, — с тех пор я почти ничего о ней не слышал.

— Вы поссорились? — осторожно спросил Иан. Сейчас — тщательно вымытый и переодетый во все сухое — он наконец смог по-настоящему оглядеться. Дом действительно изменился. Из него, казалось, исчезло нечто такое, благодаря чему красиво обставленное, теплое, пропахшее вкусной едой и специями помещение и становилось домом. На стенах висели те же портреты, в углу — поблескивали мечи на резных стойках, огонь все также мягко трещал в камине — но это была вовсе не та комната, которую запомнил Иан. Она была пуста, хоть и полна гостей.

— Не то чтобы, — пожал Геральт плечом. Его правая рука лежала на столе — неподвижная и бесполезная, — она просто… иногда так делает. Всегда так делала. Я, можно сказать, привык. После ее отъезда я хотел тоже отправиться в путь — хватит, засиделся, наигрался в зажиточного винодела, с ведьмачьей судьбой спорить — себе дороже. Да и Регис звал меня с собой — он собирается в Назаир, и ему нужен надежный спутник — так он сказал. Но я знаю, зачем он едет туда, и не хочу в это снова вмешиваться. А на Севере, я слышал, опять назревает война, а меня тошнит от большой политики.

— Война кончилась, не начавшись, — подал голос отец. Он говорил уже, чуть растягивая слова — вино успело слегка ударить ему в голову. Но по крайней мере, у эльфа перестали трястись руки, — благодаря усилиям Вернона, глупые девчонки смогли поделить свои игрушки и разойтись по разным углам.

— В основном, это заслуга Цириллы, — поправил его папа, — заговорщики допустили огромную ошибку, недооценив ее. Из нее за очень короткий срок получилась настоящая железная Императрица.

— Вся в бабку, — хмыкнул Геральт, но лицо его отчего-то скривилось, будто ему прострелило спину. — это хорошо, что она нашла свое место. А я вот… — он вздохнул, сделал большой глоток, стукнул кружкой о стол, — я решил остаться в Туссенте. За зиму здесь столько нечисти развелось — для ведьмака работы невпроворот. Анна-Генриетта, кажется, забыла, как неловко все вышло с ее сестрой в прошлый раз, и время от времени нанимает меня для всяких мелких дел — там утопцы расплодились, сям — вампиры борогозят. Скучать и размышлять некогда.

— А что случилось с твоей рукой? — спросил папа, пристально глядя на старого друга. Геральт снова скривился. Пальцы на его непослушной руке едва заметно дрогнули, будто он попытался сжать ладонь в кулак.

— Пройдет, — ответил он, — пара дней, несколько эликсиров, и буду, как новенький. А случилось… глупость случилась. Столкнулся со стаей болотников в излучине, у Золотого холма, земля там топкая, вот Плотва и застряла. Они напали на нее, я пытался отбиваться, но лошадь пала, придавила меня, и я едва не потонул в этом болоте по собственной глупости, — он рассказывал об этом ровно и буднично, как о погоде за окном, и от этого тона Иану вдруг стало очень страшно. Он помнил мертвые испуганные глаза Плотвы, страшную рану на ее шее, окоченевшее холодное тело. А Геральт словно напрочь забыл, и вот-вот спросит, задали ли кобыле корма на ночь, — понятия не имею, как я спасся — очнулся уже у ворот Корво-Бьянко, рядом был только мой дворецкий, но он молчит, как эльфская статуя, чтоб его. Я хотел вернуться за телом Плотвы, но решил, что с бесполезной рукой и сам там подохну.

Он замолчал, и некоторое время было слышно лишь, как потрескивает огонь в очаге.

— А вы к нам какими судьбами? — после долгой паузы спросил Геральт, — тебя, Роше, снова изгнали из очередного королевства?

— Нет, — папа усмехнулся, но лицо его сразу стало торжественно-серьезным, — я приехал, чтобы рассчитаться с тобой. Сложно жить в должниках у лучшего друга.

Геральт удивленно поднял рассеченную бровь, словно не мог вспомнить, о чем это папа толкует, потом возвел глаза к потолку.

— Вернон, мать твою, — проговорил он недовольно, — да я уже забыл об этом долге, я, если помнишь, и платы с тебя брать не хотел, это все ерунда…

— Жизнь моего сына — не ерунда, — твердо ответил папа.

— Ладно, ладно, — отмахнулся Геральт, — год еще не прошел, и я вижу, эльф твой не в положении, и младенца у вас на руках нет, так что же ты мне привез? Надеюсь, яблок с того огромного дерева в королевском саду.

— Геральт, — папа сдвинул брови, и Иан заметил, как напрягся отец, подался вперед, словно готов был броситься на человека через стол и задушить, скажи он хоть одно неверное слово.

— А, впрочем, знаешь, что, — Геральт поводил головой, разминая шею, — после этих эликсиров и вина я уже пьян, как краснолюд. Давай поговорим об этом утром? Ваши комнаты остались нетронутыми — других гостей у меня тут не бывает. Так что — утро вечера мудренее.

Лежа в знакомой постели, окруженный вещами, которые, убегая, оставил в этой комнате, Иан чувствовал сквозь подползающий туман сна, что вернулся домой. Ему не суждено было здесь остаться, да он и не хотел этого — его ждало впереди новое путешествие, встреча с другом, невиданные города и нехоженные дороги, но в эту ночь он засыпал в доме, где ему были рады, несмотря ни на что. И это было теплое, счастливое чувство, сродни крепким дружеским объятиям ведьмака.

Разбудили его затемно. Геральт тряс мальчика за плечо, и тот дернулся, просыпаясь.

— Что-то случилось? — быстро сориентировавшись, спросил Иан, садясь в постели. Геральт, нависавший над ним, улыбался — на этот раз по-настоящему, своей привычной скупой улыбкой.

— Идем, — сказал он, — я кое-что тебе покажу.

Они спустились по темной скрипучей лестнице, вышли во двор. Рассвет только занимался, и все поместье было погружено в прохладные жемчужные сумерки. Земля дышала теплом, и день обещал быть очень жарким.

Геральт подвел мальчика к дверям конюшни, а, когда они вошли внутрь, указал на денник, где все это время их возвращения ждала Бабочка. Луна и Серебряный смотрели из своих стойл торжественно, будто Иан попал на какой-то тайный лошадиный праздник. Геральт открыл ворота денника и пропустил Иана вперед.