- Надеюсь, подойдет,- сказал он, отступая на полшага, когда Иан принял из его рук сверток. По мнению мальчика, и старая куртка была ничем не плоха – ну, подумаешь, пятно от пирога плохо отстиралось, его было почти не видно, если не присматриваться внимательно.

В свертке обнаружился, впрочем, настоящий шедевр швейной мысли. Иан осторожно поднял новую куртку в руках, чтобы получше ее разглядеть прежде, чем примерить. Она была сшита из красивой матовой ткани глубокого зеленого цвета, а изнутри оказалась утеплена гладким коротким мехом – такая же оторочка обнаруживалась и на воротнике и манжетах. Странным образом, обновка, казалось, почти ничего не весила, и, когда Иан влез в нее, села на него, как вторая кожа. Мальчик покрутился, поднял и опустил руки, огладил мягкий черный воротник – зимняя одежда обычно очень ему мешала, в ней было толком никуда не залезть, бегать было тяжело, стрелять из лука или карабкаться на стену – почти невозможно. Но эта куртка была словно создана для такого отчаянного приключенца, как Иан. Он легко мог представить, как, одетый в нее, следит за самыми опасными преступниками Севера, потом гонится за ними, вскочив на верную лошадь, вступает в драку или отстреливается, сидя не ветви дерева.

- Вот это да! – заявил он, с восторгом глядя на отца,- ты где ее раздобыл?

Иорвет сделал таинственное лицо.

- Не только у твоего отца обнаружились полезные знакомства в городе,- заявил он, и Иану в это очень сложно было поверить.

- Мастер Лютик помог? – уточнил он.

Отец недовольно поморщился.

- Ты становишься слишком сообразительным, мой мальчик,- сообщил он прохладно,- давай, снимай ее, и помоги мне прибраться. Твой папа возвращается завтра – не хочу, чтобы он решил, что мы не в состоянии поддержать чистоту в таком крохотном жилище. Мы ведь не какие-то лесные оборванцы, правда? Хотя даже когда я жил в лесу, в моих вещах всегда был порядок.

Иан с готовностью выпрямился, хотя снимать с себя теплую удобную куртку, с которой он за считанные минуты успел почти сродниться, совершенно не хотелось. Но в натопленной кухне в ней и правда становилось жарковато.

- А правда, что у тебя была своя пещера в лесу? – спросил Иан, берясь за кусок полотна, чтобы стереть пыль и сажу с подоконников,- и что ее охранял главоглаз?

- Чистая правда,- подтвердил отец, работая большой метлой, которую он неизвестно где раздобыл,- Того главоглаза звали Вернон Роше, и я кормил его накерами.

Иан удивленно покосился на отца, тот перехватил его взгляд и рассмеялся, но заявлять, что это была шутка, не стал, а Иан не решился уточнить.

У него никогда не было вопросов о том, как его родители сошлись – он слышал истории о взаимном преследовании и отгремевшей войне, о том, как папа спас отца, и как они вместе нашли Иана в таверне со смешным названием «Семь котов», а потом зажили, судя по всему, долго и счастливо. Но чем старше и внимательней он становился, тем отчетливей понимал – их семья далека от обычной, и любовь родителей была скорее каким-то магическим исключением из нормальных законов мира. Они не должны бы были сойтись, повернись судьба так, как было задумано, они либо вовсе не встретились бы, либо один убил другого рано или поздно. Оказываясь вместе со своими эльфами в людных местах, папа всегда представлял Иана, как своего сына, а Иорвету позволял представляться самому, хотя только слепой бы не разглядел сходства между маленьким эльфом и большим. Люди слепы к таким вещам – часто говорил отец, но Иану верилось в это с трудом. Родители сыграли свадьбу, и мальчик знал, что это значит, люди, с которыми он встречался, говорили о своих близких «моя жена» или «мой муж», не смущаясь и не скрывая этого, даже гордясь. Но ни отец, ни папа, никому, кроме хорошо знакомых, вроде Геральта или мастера Лютика, не представляли друг друга «мой муж», хотя свадьба, вроде как, давала им на это право. Хотя Иану и не приходилось видеть других пар, где бы оба были мужьями, для него в этом не было ничего необычного – родители целовались, обнимались, спали в одной кровати – в общем, делали все то, что должны делать влюбленные, о которых Иан знал из книг и из жизни. Но ни разу он не видел, чтобы отец позволил себя обнять и поцеловать на людях. Они даже за руки никогда не держались, и от этого Иану становилось почему-то очень обидно. На то, чтобы выразить свою любовь к нему, наедине или публично, родители никогда не скупились. Но друг другу словно становились чужими, стоило появиться хотя бы одному свидетелю. Но задавать вопросы Иан не решался. Он догадывался, что рано или поздно все поймет – сам или с чьих-то слов, но пока этот момент еще не настал.

- Помнишь,- все же решился спросить Иан, когда они с отцом вместе распаковывали свои скудные пожитки и раскладывали их по местам в спальне,- папа сказал, что лучше бы ты был женщиной? Что тогда вы бы заключили брак, и после считались бы семьей. А раз ты не женщина, вы не семья?

Отец, расправлявший в этот момент одну из рубах папы, глянул на него через плечо и в первые несколько секунд молчал, будто подбирал верные слова.

- По человеческим законам – нет,- наконец ответил он.

- А по эльфским? – уточнил мальчик.

На этот раз отец молчал еще дольше.

- Тем более,- наконец отозвался он, отвернувшись, и в тоне его Иан расслышал глубокую, плохо скрываемую горечь. Маленький эльф почувствовал, что становится на скользкую, опасную тропу, и вот-вот отец перестанет с ним разговаривать, закроется или сменит тему, но отступать ему очень уж не хотелось.

- Будь кто-то из нас женщиной,- внезапно заговорил отец без лишних толчков, продолжая заботливо развешивать папину одежду,- мы могли бы отправиться в храм или в ратушу, получить бумаги, подтверждающие, что мы – муж и жена. Тогда нам хватило бы одной подорожной грамоты на всех, а, если бы кто-то из нас умер, второй получил бы его имущество по наследству безо всяких вопросов. Кроме того, рано или поздно, у нас мог бы появиться общий ребенок – пусть полукровка, но кровь и плоть нас обоих. И он бы считался законнорождённым. Вот, в сущности, и вся разница,- на последней фразе голос отца вдруг зазвенел, взвился, но тут же опал, как пенка на молоке, снятом с огня,- Но мы не королевские особы, имущества у нас нет, да и умирать никто пока не собирается, так что это все совершенно не важно. Ну и, конечно, нам не нужны другие дети, кроме тебя, Иан.

Иан задумчиво кивнул. Отец пытался говорить легкомысленно, с улыбкой, но отчего-то в нем все равно чувствовалась какая-то невысказанная досада, словно жизнь несправедливо обделила его в чем-то, чего он и сам толком не хотел, но с потерей никак не мог примириться.

- Я – незаконнорожденный? – спросил Иан, хотя ответ на этот вопрос его не слишком волновал, ему просто вдруг стало любопытно.

- Как и я,- ответил Иорвет и наконец повернулся к нему – с улыбкой,- как и твой папа. И он до сих пор звереет, когда слышит слово «ублюдок». Но, как видишь, никому из нас с этим живется не хуже. Вернон не знал своего отца, я своего – знал, но до меня и моей матери ему не было никакого дела. А у тебя, так вышло, нашлось целых два отца, и оба они жизнь готовы положить, лишь бы ты был счастлив.

Иорвет снова отвернулся, а Иан некоторое время молча смотрел ему в спину, видел, как тот передернул плечами, когда разбор вещей дошел до папиного белья и каких-то дорожных принадлежностей.

- Папа,- тихо позвал Иан, и отец замер, не оборачиваясь. Слова вертелись на языке – такие простые, понятные, как строки той самой колыбельной, и мальчик вдруг ощутил, что просто не может не высказать их вслух, пусть даже в них не было никакой необходимости,- я люблю тебя. И папу тоже. Больше всех-всех на свете.

Отец стоял неподвижно несколько секунд, и Иану даже начало казаться, что он сболтнул лишнего, выдал что-то не то, что еще больше расстроило эльфа. Но тот наконец аккуратно отложил какой-то бархатный чехол, повернулся и подошел к мальчику вплотную. Медленно опустился перед ним на одно колено и в следующий миг притянул Иана к себе и прижал так сильно, что мальчик невольно крякнул от неожиданности. Объятие длилось почти целую минуту, и маленький эльф боялся шелохнуться, боялся все испортить.