Когда они выезжали со двора трактира, занимался рассвет. Снег тяжелыми шапками лежал на пригибающихся ветвях деревьев, и Иан, поплотнее закутавшись в дорожный плащ, прижался к папиной груди. Молодая сизая кобылка, которую пожаловала папе княгиня Анна-Генриетта, бежала ровно и подчинялась малейшему движению. С отцом они ехали бок о бок. Тот, с тех пор, как осталась позади граница Редании, явно нервничал, озирался по сторонам и — Иан был в этом уверен — едва ли спал по ночам.

В корчмах, где они ночевали, спать им чаще всего приходилось втроем на одной кровати — Иан был совсем не против. Он и забыл, какие в Северных королевствах бывают холодные зимы, когда даже жаркий огонь в печке не может изгнать из комнаты ледяной холод. Но иногда, просыпаясь по ночам, мальчик видел, как отец, стоя у окна, вглядывается в темноту, будто ждет чего-то, а под его подушкой маленький эльф однажды нащупал кинжал. Папа всех этих тревог либо не замечал, либо предоставил отцу самому справляться со своими демонами. Иан же, когда отец все же возвращался от окна в постель, прижимался к нему, как мог крепко, несмотря на то, что руки у отца делались совершенно ледяными. Мальчик готов был это потерпеть, лишь бы услышать в какой-то момент над своей головой спокойное спящее дыхание отца.

Хрусткая ледяная дорога вела все дальше в лес. Отец ехал, склонив голову, не глядя по сторонам, и Иану показалось, что он заснул. Папа тоже хранил молчание, хотя обычно по дороге ему нравилось развлекать мальчика играми в слова или в угадайку. Сейчас, судя по всему, человек был слишком глубоко погружен в раздумья после прочтения полученного накануне письма. Что в нем было, мальчик не знал, а спрашивать не решался.

Неожиданно отец, встрепенувшись в седле, выпрямился и напряженно повел головой. Чуть натянул поводья, пуская Серебряного ровным ритмичным ходом.

— В чем дело? — спросил заметивший этот маневр папа.

— Лучники, — свистящим шепотом ответил отец, — трое на деревьях и один в кустах прямо перед нами.

Иан испуганно вскинул голову — сам он ничего не замечал, но фигура отца вдруг выпрямилась и напряглась. Он медленно откинул с головы капюшон.

— Скачите вперед быстрее, — сказал он очень спокойно и ровно, не повышая голоса, — им нужен я.

Папа резко дернул поводья, и Луна, немного погорцевав, остановилась.

— Ну уж нет, — папа передал поводья Иану и медленно поднял руки, демонстрируя, что они пусты. — Выходите! Мы безоружны, — крикнул он громко, и Иан заметил, как отец на мгновение сжался в седле, но потом гордо вскинул голову, откинул волосы со шрама и посмотрел по сторонам. Маленький эльф понимал, что то, что сейчас происходило, мало было похоже на приключение из рыцарского романа, и что им грозила реальная, хоть и пока непонятная опасность. Но ни капли настоящего страха мальчик не испытывал — дорога из Туссента выдалась на редкость скучной, и только сейчас начинало происходить что-то увлекательное. А в том, что родители смогут легко отбиться от нападения, Иан даже не сомневался.

С кустов у обочины дороги короткими толчками слетели хлопья снега, и перед путниками появился высокий эльф в потертой, кое-где прохудившийся кожаной куртке, висевшей на нем, как на пугале. Иан с любопытством разглядывал его, и, чем больше смотрел, тем больше убеждался — бояться было нечего. Незнакомец выглядел изможденным и совершенно больным. Кожа, плотно обтягивающая острые скулы, была нездорового желтого цвета, глаза — покрасневшими и мутными. Вокруг потрескавшихся губ запеклись бурые корки. Большой тисовый лук эльф держал неровно, будто ему было тяжело удерживать корпус прямо.

— Смотрите, ребята, Гарек не обманул, — хрипло крикнул незнакомец, обращаясь к кому-то в кронах деревьев над головой, — тут у нас особенная добыча. Оседлые, да еще и с ребенком. Давай, красавчик, — незнакомец навел стрелу на отца, и Иан увидел, как тот удивленно моргнул, будто не понял сразу, что речь идет именно о нем, — выворачивай карманы, и никто не пострадает. А то мы вас живо нашпигуем стрелами, а мальчонку заберем в лагерь. Вырастим из него настоящего скоя’таэля, а не зажравшегося увальня вроде тебя.

Отец был явно совершенно обескуражен. Он бросил растерянный взгляд на папу. Тот тоже скинул капюшон, а потом медленно опустил руки. Тощий эльф прицелился в него.

— И ты не дергайся, приблуда, — выплюнул он, — выворачивайте карманы, я сказал, считаю до трех, потом стреляем!

Папа наклонился к седельной сумке, вытащил оттуда увесистый мешочек с золотом, подкинул его на руке.

— Мы никому не хотим зла, — сказал он. Тощий эльф следил за полетом кошеля, как завороженный бантиком на нитке кот. — забирайте деньги и не трогайте нас. Мы — просто путники.

— Кидай, — выплюнул эльф, и, когда папа легко подкинул кошель в его сторону, не успел его поймать. Лук в его руках снова дернулся, — И коня, — тощий прицелился в отца, — слезай, нам он тоже пригодится.

Отец кровожадно усмехнулся, рывком натянул поводья Серебряного, и жеребец, громко заржав, встал на дыбы. Лучник вздрогнул и попятился. Ветви деревьев над их головами заходили ходуном, и Иан приготовился, что вот-вот из них полетят дождем пущенные невидимыми эльфами стрелы, но ничего не произошло. Тощий неуклюже потянулся к кошелю на земле, схватил его, покачнулся и чуть не упал — казалось, под весом собственного лука. Пока длилось это замешательство, родители пришпорили своих лошадей — Серебряный и Луна припустили с места одновременно, и Иан, замирая от восторга непонятной ему немой сцены, снова тесно прижался к папиной груди.

Стремительным галопом они ехали еще около четверти часа, пока наконец, не сговариваясь, снова не сбавили шаг.

— Они меня не узнали, — заметил отец, негромко хмыкнув, — обычные жалкие головорезы — вот во что превратились скоя’таэли в Редании, все, как ты и говорил.

— Заметь, меня они тоже не узнали, — фыркнул папа, — хотя моя рожа должна быть им не менее известна, чем твоя. Но этот парень был так крепко набит фисштехом, что я сомневаюсь, чтобы он мог узнать даже родную матушку, встреться она ему на дороге.

— Папа, — неуверенно подал голос Иан, — это были скоя’таэли? Настоящие?

Человек помедлил с ответом, невесело усмехнулся.

— Ну можно и так сказать, — проговорил он наконец, — хотя, те скоя’таэли, с которыми прежде приходилось иметь дело мне, могли удержать лук в руках.

Иан кивнул и замолчал. Ему и раньше доводилось видеть нищих, больных и несчастных — в Вызиме в таких недостатка не было, да и в прекрасном солнечном Туссенте нет-нет, да и приходил к воротам Корво-Бьянко какой-нибудь человек в лохмотьях — просить милостыню. Но тощий лучник был совсем не похож на обычного нищего, и вид его напугал Иана. Не потому что он целился стрелой в родителей — сомнений в том, что те могли легко с ним справиться, все еще не оставалось. Но было в эльфе что-то пугающе отталкивающее, неприятное и неправильное. Что-то такое, с чем Иан столкнулся впервые, и больше сталкиваться не хотел.

Случившееся они больше не обсуждали. В середине дня, когда холодное зимнее солнце начало клониться к западу, сделали короткий привал, а потом уже ехали без остановок. Папа заметно повеселел, и к заставе на большом каменном мосту, ведущем в город с резными высокими башнями, они подъезжали, не успев завершить очередной раунд угадайки — папа никак не мог понять, что же это такое «Вот иголки и булавки//Выползают из-под лавки,//На меня они глядят,//Молока они хотят.», а отец почему-то сказал, что это — политически опасная загадка.

На посту стояли усталые стражи в красных кирасах, которые едва взглянули на подорожные документы и открыли ворота. Папа, все еще изображая приветливость, спросил у них, как дела у какой-то Анниты, и один из стражников, мельком улыбнувшись, ответил, что она ждет в доме под холмом. Иан уже привык, что с некоторыми встречными людьми папа разговаривал загадками, но сейчас слишком устал, чтобы спрашивать, в чем ее суть.

По освещенным желтыми фонарями улицам они добрались до небольшого деревянного дома. Папа помог Иану, уже вовсю клевавшему носом, вылезти из седла.