— Иан, — резко оборвал его тираду папа, и оклик его ощущался, как короткая звонкая пощечина, — иди погуляй. Взрослым нужно поговорить.
Мальчик почувствовал, как у него защипало в носу, а к глазам подкатили горячие досадные слезы.
— Я взрослый, — выкрикнул он, не контролируя больше свой голос, — взрослый! — по щекам маленького эльфа уже катились отрицавшие его слова жаркие капли, и он раздраженно утер глаза рукавом.
— Выйди! — голос отца звучал даже не как пощечина, а как тяжелый удар кнутом.
Иан выкатился из дома, не потрудившись даже надеть куртку. На улице шел противный скучный дождь, размывавший остатки грязного снега. Мальчик понесся вниз по лестнице, поскользнулся, не удержался и полетел вниз.
Его поймали сильные уверенные руки, и мягкий вкрадчивый голос над ухом произнес:
— Осторожней, ваша милость, так и шею сломать не долго.
Варнава-Базиль аккуратно поставил его на ноги. Иан не поднял на него глаза, шмыгая носом, стараясь унять бесконечный поток слез. Прямо перед его лицом возник большой белый платок, и мальчик покорно взял его, шумно высморкался.
— У вашей милости неприятности? — участливо поинтересовался дворецкий. Иан наконец посмотрел на него. Варнава-Базиль выглядел безупречно, как всегда. Казалось, дождевые капли огибали его фигуру, не оседая ни на одежде, ни на стеклах очков. Но сейчас мальчик едва заметил эти странности.
— Меня хотят оставить здесь, — признался он тихо, снова опуская глаза, — бросить в Корво-Бьянко…
— Вам так не по душе наше поместье? — спросил Варнава-Базиль — так, будто мальчик невольно уязвил его гордость.
— По душе, — признался он, — но понимаешь… В прошлый раз меня тоже не спрашивали, когда отправляли прочь из Вызимы. Но я не глупый — понимал, что папина жизнь была в опасности, его собирались судить, и он заботился обо мне. Но теперь… они ведь сами пришли помогать собирать вещи. И у меня даже есть подорожная грамота. Я думал…- его горло снова сжал влажный спазм, — я думал, они считают меня взрослым — я ведь помогал в расследовании, и на охоту ходил вместе с Геральтом, у меня теперь есть настоящий лук, и я вырос почти на полголовы за осень. Но похоже, для них я все еще — глупый младенец, которого можно не спрашивать, чего он хочет.
— Для отцов дети всегда остаются маленькими, — заметил Варнава-Базиль, — и ваше желание уехать вместе с родителями очень понятно. Но думали ли вы, ваша милость, как сложно для них принять такое решение? Защищать вас — их священный долг, и они боятся не справиться.
Иан резко отвернулся от дворецкого, одернул на себе рубаху, поежился.
— Пойдем на конюшню? — предложил он наконец дворецкому, — проведаем Бабочку. Ей тоже придется остаться здесь.
Варнава-Базиль плавно кивнул, протянул Иану руку, и тот, цепляясь за нее, чтобы снова не поскользнуться, двинулся через двор. У самых дверей конюшни Варнава-Базиль остановился.
— Здесь я вас оставлю, — сообщил он, — нужно распорядиться насчет обеда.
Иан удивленно посмотрел на него, но возражать не стал. За все месяцы жизни в Корво-Бьянко, он ни разу не видел, чтобы дворецкий заходил на конюшню. Казалось, это место было заколдовано, и дворецкий был властелином везде, кроме денников лошадей.
Раздумывать об этом сейчас, впрочем, было недосуг. Мальчик тихо скользнул в теплое нутро конюшни, поздоровался с конюхом, чистившим бок Плотве, и просочился в денник к Бабочке. Папина кобыла, заметно округлившаяся за последние месяцы, неторопливо жевала сено, и на мальчика даже не взглянула.
Именно здесь, в самом углу стойла, и обнаружил Иана папа через некоторое время. Он походя погладил гриву лошади, обошел ее и присел прямо на пол рядом с мальчиком.
— Поговорим? — предложил он негромко.
— Не хочу, — упрямо заявил Иан, — я знаю, что ты скажешь, Варнава-Базиль мне все объяснил.
Папа помолчал несколько секунд.
— Мы вернемся, — наконец выговорил он, явно через силу, с трудом подбирая слова, — будем приезжать, когда сможем. А ты пока немного подрастешь, научишься драться с мечом и кинжалом — Геральт обещал помочь.
— Я больше не разговариваю с Геральтом, — буркнул Иан, отвернувшись и сверля расплывающимся взглядом стену денника, — и с тобой не хочу. Уходи. Уезжайте хоть сейчас, мне плевать.
Папа вздохнул, снова помолчал.
— Иан, — сделал он вторую попытку через несколько безмолвных минут, — ты ведь знаешь, что Фергуса его отец тоже не возит вслед за собой, если отправляется в какое-нибудь опасное место?
Иан резко повернулся к человеку.
— Я — не Фергус, — огрызнулся он, — и у Фергуса есть мама. Моя мама предлагала мне уехать с ней, и я мог бы сейчас выступать вместе с труппой Яссэ где-нибудь в Ковире или в той же Редании, где готовится война. Но я решил остаться, потому что думал, что нужен вам.
— Конечно, ты нужен нам, — мягко ответил папа, — для нас с твоим отцом нет никого, важнее тебя, именно поэтому мы и решили…
Иан вскочил на ноги, до боли сжимая кулаки.
— Врешь! — крикнул он так громко, что меланхоличная Бабочка нервно заржала и переступила ногами, — для тебя важен отец, а для него — ты. И я для вас — только досадная помеха! Ты хочешь воевать, он — идти за тобой, а меня, значит, можно бросить при первой удобной возможности!
— Не говори так, — папа оставался совершенно спокойным, хотя Иан заметил, как нервно дернулся его кадык и поникли плечи.
— Почему? — Иан чувствовал, как от крика начинает першить в горле, а предательские слезы снова застилают взор, — Почему не говорить, если это правда? Да если бы меня не было, всем было бы только лучше! Если вы так этого хотите, я останусь. Пускай! Госпоже Йеннифер я явно нужен больше, чем вам!
Иан не стал дожидаться папиного ответа. Почти не разбирая дороги из-за влажной мглы перед глазами, он ринулся из денника прочь, ткнулся в бок Бабочки — та испуганно дернулась. Спотыкаясь, Иан добежал до двери конюшни и распахнул ее. Больше всего ему сейчас хотелось ринуться в поля, утопавшие сейчас в ледяной грязи, и бежать по ним, не разбирая дороги, пока не выбьется из сил и не упадет. И пусть бы потом его съели накеры или гигантские многоножки, или подобрали проезжавшие по дороге разбойники — вот тогда бы родители поняли, каково это — жить без Иана.
Двор перед конюшней совсем развезло. Дождь уже не лениво сыпался, а буквально изливался с неба, вполне соответствуя настроению мальчика. Тонкие замшевые сапоги почти сразу набрали воды. Все еще слепой от слез Иан оступился и полетел вперед, приземлился в ледяную грязь лицом и остался лежать.
Ему было совершенно безразлично, кто вытащил его из грязи, и, увидев над собой лицо Геральта, Иан ни капли не удивился. Ведьмак отнес его в дом без единого слова, и там мальчик терпеливо ждал, пока его вымоют в корыте с обжигающе горячей водой, натрут полотенцем и переоденут в чистое — совсем как маленького. Случившаяся в деннике Бабочки вспышка отняла у мальчика слишком много сил, и потому, когда ведьмак отнес его в комнату, где на кровати все еще лежала выбранная в дорогу книга, налуч с луком и узелок с бельем, Иан совершенно не сопротивлялся. Едва коснувшись головой подушки, он провалился в тяжелый сон, в котором бежал за удаляющимися силуэтами всадников, спотыкался, падал в грязь, вставал и продолжал бежать, но никак не мог их настичь.
Иан проснулся снова в слезах. За окнами стояла густая мгла, и мальчик резко сел и огляделся. В комнате было темно, в тяжелой голове мальчика с трудом ворочались мысли. Сколько он проспал? Что если его родители уже уехали, даже не попрощавшись? После всего того, что он наговорил папе, это было неудивительно… Иан встал и, чуть покачиваясь, подошел к окну, подергал раму — та оказалась не просто заперта на задвижку, а словно бы запечатана каким-то заклинанием. Госпожа Йеннифер знала мальчика слишком хорошо, и, конечно, предполагала, что он решит сбежать. Не стоило говорить, что и дверь тоже оказалась запертой снаружи. С тяжелым вздохом, чувствуя, как в тело просачивается ледяной озноб, Иан уселся обратно на кровать. Все пропало. Он был изолирован от мира, и теперь даже не сможет сказать папе на прощание, что вовсе не имел в виду всех тех ужасных вещей, которые так легко бросал ему в лицо. Им словно владело тогда какое-то жуткое проклятье, но сейчас морок спал, и мальчик снова был собой.
