— Кажется, наша главная проблема решена, — сказал он, — это действительно послание от Региса, и он предлагает очень изящный выход из ситуации.

— Пожалуйста, уберите птицу, — отец едва ли слушал, что говорил ему человек, и Иан решил сжалиться над ним. Он подошел к окну — ворон продолжал спокойно сидеть у него на голове.

— Лети к Регису и передавай ему привет, — сказал мальчик, — прости, угощения для тебя у меня нет…

Птица недовольно каркнула, расправила крылья и величаво вылетела прочь из комнаты. Иан захлопнул створку и повернулся к родителям. Отец, явно смущенный проявлением своей слабости, встал с постели и прошелся по комнате, не глядя на папу.

— Ну и что за выход? — спросил он раздраженно.

— Регис сообщил, что написал какому-то своему другу-профессору в Оксенфуртском университете, и тот готов пригласить тебя в качестве своего личного гостя, — пояснил папа, широко улыбаясь, — ты получишь и подорожную грамоту, и правдоподобную легенду. Представишься каким-нибудь ученым, занимающимся вопросами эльфского наследия или вроде того.

Отец остановился посреди комнаты, и Иан заметил, как вытянулось его лицо.

— Я надеюсь, ты шутишь, — заявил он с легкой ядовитой угрозой в голосе, — из меня ученый, как из ведьмака зерриканская полосатая лошадь.

— Тебе не придется читать лекции или сидеть в библиотеке, — пожал плечами папа. Его глаза смеялись, и было заметно, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не выпустить этот смех наружу, — но сам подумай — это отличный способ проникнуть за стены университета. Для меня вход туда закрыт, а ведь там можно узнать что-то важное. Я думаю, это…

— Подумай еще раз, — зло прервал его отец, — с моей рожей только и светиться среди школяров.

— Не вижу в этом ничего страшного, — возразил папа, — Редания сейчас активно реализует программу реабилитации для нелюдей. Адда, вознеся своего драгоценного супруга на знамя борьбы за свободу, всеми силами пытается отмыть его репутацию от сажи после всех сожженных на площадях эльфов. Так что в университете сейчас больше представителей Старшего народа, чем в Дол Блатанне.

— Еще лучше, — отец сжал кулаки, — если из короткой людской памяти я и был стерт, то мои братья очень хорошо помнят, кто я такой, и смешаться с толпой у меня не получится.

— Ерунда, — отмахнулся человек, — после всех гонений, мало осталось оседлых эльфов, у которых бы на лице не было ужасных шрамов, а твое лицо давно исчезло с придорожных столбов. Для меня, конечно, ты — самый особенный, но для других эльфов — лицо среди лиц. Тебя запомнили по патетичным речам, кровавым нападениям и красной косынке. Вычти все это из своего образа, и ты запросто смешаешься с толпой.

Отец скрестил руки на груди — явно отгораживаясь от папиных слов, и человек разочарованно покачал головой.

— Впрочем, если ты боишься, я не стану тебя заставлять, — сказал он, — До Оксенфурта путь неблизкий — придумаем что-то еще.

Иан услышал, как отец скрипнул зубами. Он колебался еще пару секунд, потом тряхнул головой.

— Лучше бы я и правда был женщиной, — процедил он, — но, если этот алхимик обеспечит меня нужными документами, я, так и быть, познакомлюсь с его профессором.

Папа удовлетворенно улыбнулся и кивнул.

На следующий день завтракали все вместе. Иан, сидя по левую руку от отца и по правую — от Геральта, чувствовал, как над столом набухает, ширится неприятная тишина. Это был их последний завтрак в Корво-Бьянко, и, хотя им подали самую обычную кашу с орехами, которую мальчик терпеть не мог и ел только из уважения к госпоже Йеннифер, сегодня он отправлял в рот ложку за ложкой с настоящим удовольствием. Покидать поместье, успевшее стать ему домом не меньше, чем Вызимский дворец, было немного страшно, и мальчик твердо решил хорошенько запомнить каждую из ускользающих минут.

Неожиданно госпожа Йеннифер отложила в сторону ложку — даже не так, почти отшвырнула ее в сторону.

— Поверить не могу, — заявила она, в упор глядя на папу, сидевшего прямо напротив него, — какими надо быть чудовищами, чтобы тащить ребенка на войну!

Папа, только что зачерпнувший очередную ложку каши, едва не поперхнулся от такого поворота. Он нервно сглотнул, сдвинул брови, но не отвел от чародейки взгляда.

— Мы едем не на войну, — сказал он ровно, — да, Редания собирает войска, и к весне планируется наступление на Темерию, но моя задача — именно предотвратить это. Оксенфурт же боевые действия не коснулись даже во время прошлого наступления Нильфгаарда.

— Допустим, так, — кивнула Йеннифер, и вокруг ее фигуры, казалось, постепенно мерк свет, окружая чародейку коконом из пульсирующей мглы, — но долго ли продлится этот мир? И долго ли ты сам будешь оставаться в Оксенфурте? Насколько я поняла, ты будешь возглавлять мобильный отряд, который отправится, куда велит Эмгыр. Синие Полоски часто оказывались прямо посреди самых жарких сражений — отчего ты думаешь, что, сменив название, ты изменишь этот факт?

Папа не ответил на это, а Иан, чувствуя, что происходит что-то неправильное, с надеждой посмотрел на него.

— Где вы собираетесь оставлять его, пока ты будешь пытать и резать врагов Империи, а Иорвет — шпионить? — продолжала напирать Йеннифер, — наймете няньку? Или, как обычно, предоставите его самому себе?

Иан хотел было вмешаться, возразить, напомнить госпоже Йеннифер, что он уже не маленький, и вполне может сам о себе позаботиться, даже быть полезным папе — разве расследование покушения на Фергуса не продемонстрировало это в полной мере? Но отец опередил его. Он сжал кулаки и грохнул ими по столу.

— Прекрати читать мои мысли, ведьма, — выплюнул он, — а если желаешь продолжать, то прочти сейчас, узнаешь о себе много интересного.

Йеннифер надменно посмотрела на него.

— Смотрите, кто заговорил, — усмехнулась она, — отец, который считал сына взрослым чуть ли не с пеленок. Будь твоя воля, ты бы уже сейчас вручил ему в руки лук и отправил в леса, бороться за вашу призрачную свободу.

Иан почувствовал, что начинает злиться — о нем говорили так, словно его вовсе не было в комнате. Во всяком случае, его собственное мнение никого совершенно явно не волновало. Но какая бы буря ни зарождалась у него в груди, шторм, охвативший отца, был во много раз сильнее. Он поднялся рывком, перевернув свою тарелку, и каша лениво поползла по столешнице и крупными каплями засочилась на пол.

— Я не намерен этого выслушивать, — заявил он, — не думай, что я не вижу тебя насквозь, ведьма. Я с самого начала знал, что ты надеялась, что мы сгинем, и мой сын достанется тебе. Так вот — этого не будет.

Йеннифер откинулась на спинку стула и рассмеялась.

— «Я», «мой», — передразнила она, — ты забываешь, Иорвет, что Иан — не твой трофей и не твоя собственность. И сейчас ты думаешь лишь о том, как утереть мне нос, поставить меня на место, выставить похитительницей детей. В то время как речь идет вовсе не о тебе и не обо мне — речь идет о мальчике, которого ты собираешься обречь на жизнь посреди военных действий. Ты сам так жил. И как — понравилось тебе? Хочешь научить своего сына вздрагивать от каждого резкого звука и в каждом прохожем видеть убийцу или шпиона? Хочешь, чтобы прятаться и убивать он научился раньше, чем держаться в седле и целоваться с девушками?

Отец молчал, и тишина звенела вокруг него, как спущенная тетива. Папа медленно поднялся вслед за ним, и теперь они вдвоем, плечом к плечу, стояли напротив чародейки, слегка улыбающейся им, откинув голову.

— Довольно, — вдруг подал голос Геральт, — Йеннифер, мы с тобой не в праве распоряжаться судьбой Иана, хотя я тоже считаю, что в Редании ему не место. Однажды реданская сова уже хотела его прикончить, и привозить его к ней так близко, все равно, что бросать мышку прямо ей в клюв.

— Никакая я не мышка! — Иан все же не выдержал. Он буквально подскочил на своем месте — от кого угодно он ожидал предательства, но только не от Геральта. Ведьмак до этого моменты был его другом — более надежным, чем даже Фергус. Ему он доверял все свои секреты, с ним делил опасные приключения и старался никогда не подводить. И вот сейчас Геральт буквально вонзал охотничий нож ему в спину, — я сам буду решать, поеду я или…