Княгиня подвела папу к одному из панорамных окон, остановилась напротив него и медленно взяла его ладони в свои. В солнечном свете, падавшем сквозь чистые стекла, Иан мог очень отчетливо видеть ее лицо, и ему показалось, что такое выражение он тоже где-то видел прежде — может быть, в глазах Геральта, когда он смотрел на госпожу Йеннифер, или даже у самого папы при взгляде на отца. И это мальчику совершенно не понравилось, хоть он и не мог понять, почему. В глазах княгини читался искренний восторг.

— Я хотела поблагодарить вас, — проговорила Анна-Генриетта, и голос ее звучал ниже и вкрадчивей обычного, стал мягким и почти завлекательным, как свежий искрящийся сугроб.

— Не стоит, — покачал головой папа, и Иан заметил, как напряглись его плечи, — я просто выполнял…

— Свою работу, верно, — кивнула Анна-Генриетта нетерпеливо, — но вы должны понимать, что спасли мою жизнь, только благодаря вам мне удалось избежать гнева Императора…

— Я действовал по справедливости, — ответил папа, и княгиня, покраснев, опустила ресницы.

— Я постоянно встречаю рыцарей, людей высоких идеалов и несравненного достоинства и чести, — снова заговорила она, понизив голос до таинственного шепота, — или подлецов, желающих поживиться за мой счет. Но таких, как вы, Вернон, я никогда не встречала. Вы — настоящий мужчина, и я не могла этого не заметить. Прошу…- Иан заметил, как трудно поднялась и опустилась ее высокая грудь в глубоком декольте, — не считайте меня легкомысленной, я знаю, что это все глупости, сказочки для малолетних идиоток, но я… Ох, как мне неловко.

Папа молчал, не шевелясь. Княгиня снова подняла на него потемневшие глаза, вдохнула, будто собиралась прыгнуть с обрыва, а потом, подавшись вперед, вдруг впилась губами в папины губы.

Иан не сдержал задушенного вскрика, но на него никто не обратил внимания. Поцелуй длился несколько секунд, и за это время человек не двинулся с места. Наконец княгиня отстранилась — разрумянившаяся, тяжело дышащая, она, казалось, сбросила добрую пару десятков лет, и выглядела растерянной девицей.

— Ах, прошу, теперь уходите, — шепнула она, выпуская папины руки, и Иан поспешил отбежать от двери, чувствуя, как сердце подскакивает к горлу.

Папа нашел его сидящим на лестнице в зале. Подошел твердой походкой, снова чеканя шаг, как солдат. Иан не поднял на него взгляд, боясь, что папа заметит смущенный жар, которым сейчас пылали его уши.

— Хватит с меня Боклера, — сказал папа слегка охрипшим голосом, — едем домой.

========== О подарках и отдарках ==========

Получилось так, что выехать сразу они не смогли — папе нужно было раздать распоряжения людям, помогавшим ему с поимкой преступников. Иан не верил собственной удаче — все это время он был рядом с папой, и никто даже не думал его прогонять. Мальчик видел, с каким почтением слушали человека пугающего вида незнакомцы, с какой охотой вызывались выполнять его поручения, и папа вел себя так, словно не было ничего естественней, чем командовать этими людьми, которые больше походили на убийц, чем на солдат. На самого мальчика никто не обращал внимания, но, когда они уже уходили, один из незнакомцев вдруг улыбнулся ему, потом с опаской глянул на папу, но тот лишь коротко кивнул. Только после этого боец порылся в кармане своего неприметного черного сюртука, извлек большую, завернутую в яркую бумажку конфету и протянул ее Иану. Тот в замешательстве тоже посмотрел на папу, и тому пришлось кивнуть второй раз.

После этой встречи, они еще ненадолго задержались в Боклере — проехались по красиво украшенным разноцветным лавочкам. Папа пояснил, что хочет купить подарки на Йуле, раз уж вышла такая оказия, и Иан горячо поддержал его в этом. Денег у него, конечно, не было, но, когда он с тоской уставился на красивые подвески с молочно-белыми камнями на тонких цепочках, папа будто сумел прочитать его мысли и купил одну.

— Это для госпожи Йеннифер? — поинтересовался он, и Иан стушевался, покраснел до кончиков ушей и ответил едва слышно, не узнав собственный голос:

— Для Цири…

Папа ухмыльнулся, но больше ничего не сказал. Сам он подошел к приобретению подарков очень обстоятельно, несколько раз принимался торговаться с лавочниками, и всегда выходил из этих сражений победителем. И теперь Иан видел какую-то новую, прежде неизвестную сторону своего папы. Этот Вернон Роше больше не был опасным, непреклонным бойцом, который отчитывался перед Императором о своих успехах. С лавочниками папа говорил резко, твердо, но не свысока, будто знал их тайный язык и владел им в совершенстве. Пару раз Иану от смущения хотелось провалиться под пол, и он дергал папу за рукав, прося перестать наседать на торговца, не желавшего сбить цену на большой охотничий нож, предназначенный, видимо, для Геральта. Но папа был непреклонен.

— Я что, не могу отличить назаирскую сталь от махакамской? — надвинулся он на несчастного лавочника, — я же сказал — мне нужна вещь для дела, а не для красоты, так что не дури мне башку, а то живо сообщу, куда следует, что ты толкаешь контрабанду.

Когда с покупками было наконец закончено, настал вечер, и из Боклера они выезжали по темноте, а до Корво-Бьянко добрались уже глубокой ночью. Даже конюх, принявший поводья Серебряного из рук папы, выглядел помятым, сонным и ужасно недовольным. Поместье стояло, погруженным во тьму, но, подходя к дверям, папа вдруг насторожился. Иан тоже это услышал — откуда-то справа раздавались приглушенные голоса, а из-под дверей, ведущих в винный погреб, пробивался смутный желтый свет. Человек нахмурился, и мальчик, следуя за ним, почувствовал легкий волнительный азарт — даже если в погреб забрались грабители, сейчас папа снова не собирался, казалось, прогонять Иана, и в полутьму подвального помещения они входили вместе.

За выщербленным деревянным столом между винных бочек, окруженные батареей пустых бутылок и тарелок с объедками, сидели отец и Цири, и Иан с удивлением увидел, что они играли в гвинт. Папа замер в полутьме коридора, не дав игрокам заметить себя, но те, похоже, и не обратили бы на них внимания — так драматично разворачивалась карточная партия.

Отец надменным изящным жестом обронил последнюю карту из руки на стол, и Цири, издав почти нечеловеческий вой, закрыла лицо руками, вскинув локти вверх, потом схватила собственный сброс и подкинула его в воздух, и разноцветные картинки рассыпались вокруг нее дождем.

— Я не понимаю этой игры! — заявила девушка патетично, — почему ливень мешает баллисте?! Это же, мать ее, баллиста, и она не сахарная!

— Старшая кровь, — не остался в долгу Иорвет, величественно сложив руки на столе, — может, ты и похожа чем-то на Лару Доррен, но проигрывать она явно умела с большим достоинством.

— Засунь себе в жопу свое достоинство! — Цири грохнула кулаками по столешнице, — ты точно мухлюешь, откуда у тебя в колоде столько шпионов?!

— Я играю колодой Нильфгаарда, — насмешливо напомнил Иорвет, и Цири снова застонала, потом послала эльфу тяжелый мрачный взгляд — в точности, как у Императора.

— Я ведь могу приказать казнить тебя за измену, знаешь? — спросила она с угрозой, и Иан, похолодев, вспомнил, что уже слышал накануне эти слова, но, как и папа, отец ничуть не испугался.

— Я не нильфгаардский подданный, — заявил он, — так что давай, стаскивай сапоги.

Цири, ворча, полезла под стол, сняла один сапог и водрузила его на стол перед эльфом.

— На кой хрен тебе вообще сдались мои сапоги? — поинтересовалась она, воюя со вторым.

— Я ничего не приготовил моему супругу к Йуле, — улыбнувшись, ответил Иорвет, — а он так любит праздники. А еще у него до смешного мелкие ноги, так что твои сапоги как раз подойдут.

На этот раз папа не выдержал. Возмущенно фыркнув, он ступил в круг света, но игроки даже сейчас заметили его не сразу. Цири схватила со стола бутылку, сделала щедрый глоток и пододвинула ее обратно к эльфу, и только после этого удосужилась поднять глаза.