Княгиня сидела во главе с одной стороны. Она успела сменить утренний наряд на тяжелое платье из мерцающего синего бархата, уложить волосы в высокую прическу, увенчанную золотой короной, и даже выражение ее лица теперь было совсем не похоже на то, с каким она встречала гостей. Анна-Генриетта казалась кроткой, приветливой, но предельно собранной, будто боялась произнести лишнее слово. Видимо, из-за того, что напротив нее за столом восседал Император. Эмгыр тоже сменил свой халат на камзол, похожий на военный мундир — конечно, черный. Иан украдкой разглядывал Императора — тот всем своим видом выражал полное безразличие, будто глубоко задумался, и внешние раздражители только мешали ходу его мыслей. Императрица — скромно улыбающаяся белокурая женщина, удивительно похожая на Цири — всем, кроме выражения лица — расположилась по правую руку от супруга. На ней, в отличие от прочих дам во дворце княгини, не было почти никаких украшений — только тонкая цепочка с длинной подвеской охватывала голову. Волосы императрица собрала в тугие толстые косы, и от этого стала похожа на маленькую девочку, забредшую на торжественный ужин совершенно случайно. Она выглядела полной противоположностью своего угрюмого супруга — во всем белом, с нескрываемым любопытством в зеленых глазах под светлыми, как у Фергуса, ресницами.

Даже принца к ужину успели переодеть. Камергер зашел в комнату, когда Фергус был поглощен объяснениями, как именно стоит двигать войска, чтобы захватить город с наименьшими потерями. В роли войска выступали искусно вырезанные из дерева разноцветные солдатики — Иан никогда не видел таких прекрасных игрушек. На рыцарях Нильфгаарда с поразительной дотошностью были прорисованы все знаки различий, а оружие в их руках выглядело совершенно, как настоящее. Сражение разворачивалось на расстеленном на полу полотне, в точности повторяющем карту Северных королевств, а крепостью служили сложенные один на другой серые кубики. Фергус щедро разрешил Иану трогать и брать в руки все, что ему заблагорассудится, даже предложил выбрать, за какую сторону он хочет играть, а потом и вовсе сказал, что может подарить все эти восхитительные фигурки новому приятелю — мол, дома у него нет недостатка в запасных.

— Это, — гордо рассказывал принц, демонстрируя самого большого, аккуратно раскрашенного солдата своей армии, — фельдмаршал Мэнно Коэгоорн, самый отважный полководец Империи. Он пал в битве под Бренной, но не сложил оружия и не захотел отступать. Хочешь, бери его? — а когда Иан замешкался, Фергус с пониманием покачал головой, — хотя ты, наверно, захочешь играть за бригаду Врихедд? У меня дома они тоже есть, вместе с офицерами — и Исенгрим, и Риордаин, и Иорвет, и остальные.

Иан удивленно моргнул.

— У тебя есть фигурка Иорвета? — переспросил он неуверенно, и Фергус гордо кивнул.

— Он был единственным, кто спасся, когда короли Севера казнили остальных офицеров в Дракенборге и Ущелье Гидры, — со знанием дела пояснил он, — и что с ним стало — никто не знает. Но говорят, отважней, чем он, был только сам Исенгрим Фаоильтиарна. Хочешь, в следующий раз привезу тебе его?

Иан на секунду засомневался, стоит ли ему выкладывать карты на стол. Но Фергус рассказывал о его отце с таким неподдельным восторгом, что мальчик решился.

— Я знаю, что с ним стало, — сказал он, улыбнувшись, — он — мой отец, и живет сейчас в Корво-Бьянко.

Фергус даже рот раскрыл от удивления, крепко сжал отважного фельдмаршала в руках и нетерпеливо надвинулся на Иана.

— Да ты врешь! — заявил он, — твой отец разговаривал с моим папой в Зеленом кабинете, ты мне сам говорил!

Никто и никогда не смел обвинять Иана аэп Иорвета во лжи, и сейчас он сурово сдвинул брови и гордо поднял подбородок.

— Ничего я не вру, — заявил мальчик, — мой папа — Вернон Роше. Он воспитывал меня с рождения. А мой родной отец — Иорвет. Не веришь — ну и не надо.

Фергус, словно почувствовав, что игра вот-вот прекратится, новый друг обидится и уйдет, поспешил закивать головой.

— Верю, верю! — затараторил он, — а ты можешь меня с ним познакомить? Вот это да! Может, мы вместе поедем в Ковробьянку, и ты нас представишь? Ты ведь сможешь, да?

Иан немного снисходительно усмехнулся — было удивительно, как принц легко и безошибочно произносил сложные имена эльфских офицеров, которые и эльф бы не обязательно выговорил с первого раза, а в самых обычных словах путался, словно они совершенно не имели для Фергуса значения.

— Представить — смогу, конечно, — пообещал он, — отец не очень любит гостей, но ради меня наверняка захочет с тобой познакомиться. Но до этого тебе придется уговорить своего папу, чтобы он отпустил тебя с нами.

Фергус заметно сник на этих словах.

— Меня никуда не отпускают, — пожаловался он, — даже с мамой — за нами всегда следует целая толпа рыцарей.

— Но Цири же сбежала из дворца, — возразил Иан, — ты тоже мог бы. Серебряный сможет увезти нас троих, а папа возражать не станет — разве что для вида.

Фергус задумался на мгновение, взвешивая про себя это щедрое предложение, но потом печально покачал головой.

— Я не хочу расстраивать папу, — сказал он.

— Ну, может быть, он сам захочет поехать к нам в гости, — не спешил сдаваться Иан, — вроде как они с моим папой — друзья.

— Может быть…- явно без особой надежды протянул Фергус, — нужно будет спросить у него после ужина.

На том и порешили, и теперь, сидя за столом, принц Фергус, переодетый в камзол, почти полностью повторявший одежду отца, ерзал на своем месте, нетерпеливо выжидая возможность поговорить с Императором.

Только папа и Иан остались в том же, в чем приехали, и на фоне всех остальных выглядели так, будто случайно забрели на чужой праздник, чтобы попросить милостыню.

— Как вам нравится Боклер? — обратилась княгиня к папе, и удивительным образом, ее голос с другого конца стола звучал так, словно она сидела на расстоянии вытянутой руки.

— Неплохо, — ответил папа. Быстрый, как испуганный хорек, слуга налил в его бокал что-то красное и прозрачное из большого золотого кувшина.

— Мы рады, что вы одобряете, — улыбнулась княгиня, но было слышно, как тон ее стал холоднее. Она махнула рукой подошедшему к ней слуге, и тот, поклонившись, поспешил испариться с глаз долой.

— Вы так очаровательно все украсили к Йуле в этом году! — поспешила вмешаться императрица, пытаясь сгладить неловкость, — и где только вы раздобыли столько омелы? Я думала, в этих краях она не растет.

— Омела растет везде, — ровным, таким же безразличным, как его лицо, тоном, заметил Император, — это растение-паразит, а еще — совершенно бессмысленная традиция.

Императрица тихо рассмеялась, покачала головой — с таким видом она могла бы выслушивать милого несмышленыша, который сморозил очередную глупость.

— Будь ваша воля, ваше величество, вы бы отменили все традиции, кроме торжественных парадов на Неделе Триумфа, — заметила она, протянула руку и коснулась ладони Императора. Тот, не меняя выражения лица, на секунду сжал пальцы женщины в ответ.

— В этом году мы отменили Йульский турнир, — невозмутимо продолжала княгиня, но взгляд ее стал колючим и внимательным, — по вашему приказу, ваше величество. Нужно было оставить народу хоть какие-то традиции, вы не находите? Иначе они заметят, что, вместе с отменой турнира, мы еще и повысили налоги на содержание Нильфгаардской армии.

Иан заметил, как от этих слов неожиданно нахмурился папа, но вступать в разговор не спешил. Остальные взрослые же продолжали обмениваться репликами, и, хотя голоса их звучали мирно и ровно, становилось понятно, что за столом происходит настоящая перебранка. Фергус, сидевший напротив маленького эльфа, казалось, уже весь извелся от нетерпения. Он принялся дергать ворот своего камзола, словно тот душил его. Круглая золотая пуговица у самого горла наконец не выдержала и отлетела в сторону. Императрица, заметив это, повернулась к сыну.

— Фергус, душа моя, не нужно так делать, — мягко проговорила она, но Фергус вдруг поднял на нее испуганный взгляд, дернулся, открыл рот — в горле его что-то невнятно булькнуло, а потом черные глаза мальчика отчаянно закатились, а маленькое тело сотрясла судорога.