Лита, не вовлеченная в этот процесс, занималась своими делами — налаживать контакты с запуганными, разрозненными, недовольными чародеями оказалось сложнее, чем ей казалось поначалу. И неожиданно на помощь девушке пришла бывшая наставница. После случившегося на ступенях дворца Лита боялась, что Филиппа, чьи планы глупая ученица так неосмотрительно нарушила, объявит ее своим врагом. Но милсдарыня Эйльхарт явно почувствовала, откуда дул ветер, и решила, что худой мир был Редании выгодней доброй ссоры. Официально Ложа в дела Империи не вмешивалась, но влияния чародеек вполне хватало на то, чтобы убеждать нильфгаардских магов выходить из подполья и присягать Императрице. Лита не заблуждалась — ее собственное имя, конечно, имело значение и вес, но слово юной чародейки пока стоило довольно дешево. Чародеи боялись надеяться на улучшение своего положения, и принцессе приходилось прикладывать массу стараний, призывать на помощь все свое красноречие, чтобы переубедить их.
Восстановленная Магическая Академия Нильфгаарда получила особый статус, по примеру Северных Университетов, но до независимости Аретузы ей было еще далеко. С помощью Маргариты Ло Антиль, однако, удалось пригласить в первом семестре нескольких преподавательниц, чтобы они своим примером показывали, что у Академии был большой потенциал. Лита, ставшая при Лее советницей, не собиралась лично взбираться на профессорскую кафедру, но лекции новых учительниц посещала с удовольствием — не только «торговала лицом», но и впитывала знания, до которых до сих пор ее ум не дотягивался.
За спиной юной чародейки время от времени еще были слышны злые разговоры — кое-кто в окружении Леи болтал, что добрая тетушка помогала племяннице Императрице исключительно из соображений собственной выгоды. И бесполезно было доказывать им, что Лита не только вправду хотела помочь чуть не свергнутой девчонке, за свободу которой едва не поплатилась собственной жизнью, но и исполняла волю почившего отца, по которому до сих пор каждый день тосковала. Эмгыр знал, что Лея была ему не родной, и все равно любил и воспитывал ее, лелеял и защищал — и Лита собиралась продолжить то, что он начал. А расцветавшей в ней незнакомой и непонятной любви теперь вполне хватало на то, чтобы Лея начала ей даже нравиться.
Империю лихорадило — но никто не сомневался, что буря должна была стихнуть, и не за пару месяцев, так за пару лет положению Нильфгаарда суждено было вновь утвердиться. Лея, прилежная ученица своего великого деда, была готова всю себя жертвовать ради этого — и Лите грустно было осознавать, что на это юной племяннице было отпущено всего четырнадцать лет.
Они с Регисом договорились никому не рассказывать о том, что произошло в Тронном зале. Лита и словом не обмолвилась о встрече с Фергусом, а малышку Лею убедила, что тот, кого она видела в коридоре у покоев деда, был лишь магическим мороком, остаточным эффектом магии Риннельдора. Лея была совсем не глупа и могла бы подвергнуть слова чародейки сомнению, если бы сам не хотела верить, что отец ее просто в очередной раз сбежал — но все еще мог вернуться к ней откуда-то издалека. И Лита решила оставить девочке ее безоглядную нелепую веру.
Регис сказал, что проблему краткости отпущенной Императрице жизни он постарается решить за последующие годы — тем более, что его позиция при дворе осталась неизменной. Его услугами лекаря теперь пользовались и Лита, и сама Лея. А в способностях друга юная чародейка ни секунды не сомневалась.
В дверь постучали — громко и требовательно. Лита, снова увлекшаяся разглядыванием собственного отражения, даже вздрогнула от неожиданности. Регис, тонко улыбнувшись, подхватил свой алхимический ящичек и отступил в тень.
В покои юной чародейки, не дождавшись приглашения, вошла Анаис. Низвергнутая королева Темерии была одета на удивление торжественно, хотя выбранное ею платье — конечно, голубое и с лилиями — сидело на ней, как седло на айгуле. Лита, хоть и стояла перед зеркалом в одном исподнем, повернулась к незваной гостье, гордо выпрямившись и вскинув голову.
— Добрый день, Ваша Милость, — церемонно поприветствовала она дурнушку, но та лишь отмахнулась свободной рукой — вторая была занята объемным свертком.
— Оставь эти глупости, Лита, — заявила Анаис, — после того, что случилось, мы вполне можем перейти на «ты».
Юная чародейка, секунду посомневавшись, примерив высказывание дурнушки к собственной гордости, наконец покладисто кивнула.
— Ты пришла меня поторопить? — спросила она сдержанно, снова глянув в зеркало. Волосы Литы были в полнейшем беспорядке. Лицо, хоть и сиявшее румяной свежестью, нуждалось в нескольких дополнительных штрихах, а уж о наряде и говорить было нечего. Те, что Лита предпочитала обычно, стали ей безнадежно тесны, и, примеряя их, юная чародейка не могла не злиться на невинное дитя в утробе и на того, кто был виноват в его появлении.
— До коронации еще почти два часа, — напомнила Анаис, — ты успеешь и губы накрасить, и речь выучить. Я же пришла, потому что так и не успела толком поблагодарить тебя.
Лита удивленно изогнула бровь. Когда она объявила королю Виктору, что возвращается в Нильфгаард, тот потратил едва ли не полчаса на благодарности за помощь возлюбленной и малышке Лилии и заверения в дружбе. Этого Лите казалось достаточно, чтобы считать инцидент исчерпанным — а дружба короля Редании была скорее нужна Лее, а не ее советнице. Но у Анаис, как обычно, было собственное мнение на этот счет.
— Тебе не за что меня благодарить, — ответила Лита с достоинством, — если бы не я, так Ложа непременно спасла бы тебя.
Ани серьезно покачала головой.
— Если бы не ты, я бы родила мою дочь в Императорской темнице, и едва ли нашелся бы кто-то, желающий помочь мне, — сказала она, и тон ее звучал удивительно искренне, — Лилия бы не выжила — а, может, и я умерла бы вслед за ней. Ты спасла нас, Лита. И я этого не забуду.
Юная чародейка медленно кивнула и улыбнулась.
— Расскажи об этом своей дочери, когда она, надев корону, задумается, как вести себя с нильфгаардскими послами, — заявила она, — а мне — ты ничего не должна.
— О, это не так, — внезапно широко улыбнулась Анаис и протянула Лите свой увесистый сверток, — прими этот скромный дар. Я подношу его от всего сердца.
Юная чародейка приняла сверток из рук дурнушки, быстро дернула узел на бечевке и развернула плотную ткань.
Платье было почти точной копией того, что для Анаис по приказу Литы сшил Детлафф перед балом в честь дня рождения Леи. Тяжелый темно-зеленый бархат заструился водопадом, и чародейка, разглядывая наряд на вытянутых руках, замечала и аккуратную точность швов, и умеренный блеск золотой отделки.
— Конечно, его сшил не такой искусный мастер, как твой супруг, — тихо пояснила Анаис, — но мои портные старались, как могли. Я слышала, красное ты больше не носишь — но и этот цвет будет тебе к лицу.
В порыве внезапно нахлынувших чувств Лита прижала платье к груди и посмотрела на дурнушку сквозь мутную пелену подступивших к глазам слез. Та, явно не ожидавшая подобной реакции, нахмурилась и ступила на шаг ближе.
— Лита, — неуверенно и растерянно сказала Анаис, протягивая к чародейке руки, — ты чего? Не плачь.
— Ох, Ани, — девушка все же позорно всхлипнула, но тут же утерла глаза ладонью, постаралась светло улыбнуться, — оно превосходно.
— Позволь, я помогу тебе одеться, — ответив на ее улыбку, произнесла Анаис, — помощь тебе, конечно, пока не слишком нужна — но, поверь моему опыту, очень скоро это изменится.
Лита подняла глаза к потолку.
— Умоляю, не напоминай, — взмолилась она, но протянула платье дурнушке, — и как у тебя хватало отваги появляться на людях с таким пузом?
— Поверь, — пророческим тоном ответила Анаис, — скоро узнаешь, Лита.
ВлюбленныеИан вышел из портала, и ледяной соленый ветер тут же подхватил его волосы, попытался проникнуть под полы плаща и обжег лицо. На Большой Земле весна уже вовсю вступала в свои права, но здесь, на Скеллиге, зимние морозы еще и не думали отступать. Со стороны деревни доносился привычный гул голосов и запах печного дыма — и Иан, прикрыв глаза, позволил себе насладиться странным и прежде неведомым ощущением. Он вдруг почувствовал, что после долгого путешествия наконец возвращался домой.
