И это была фатальная ошибка. Оба — и Риэр, и Мэнно, могли стерпеть оскорбления в свой адрес и даже такую грубую отповедь на предложение сотрудничества. Но вот злословить на матушку они никогда не позволяли никому.

Риэр выступил вперед, плавно вытащил меч из ножен и прокрутил его в руке. Мэнно, отступив на полшага, скрестил руки на груди и приветливо улыбнулся господину вар Аррету.

— Так вы все-таки дома! — воскликнул он так, словно это был для него невероятный сюрприз, — Если вы не желаете впустить нас и поговорить, как цивилизованные люди, боюсь, мне придется прибегнуть к иным методам.

— Что, дверь мне вынесешь и прирежешь меня, паскуда? — продолжал разоряться старик, и Риэр, который был готов к тому, что на них сейчас спустят собак или вооруженную стражу, внимательно поглядывал по сторонам и прислушивался, готовый отражать атаку.

— Вовсе нет, — любезно возразил Мэнно, — но, если вы откажетесь решать вопрос миром, и подписать все нужные бумаги прямо сейчас, в следующий раз к вам наведается отряд гвардейцев Ее Величества, и вы будете отвечать по всей строгости закона уже не передо мной, а перед судом — и не только за долги, но и за страшные оскорбления в адрес ее досточтимой бабушки.

Господин вар Аррет явно хотел еще что-то добавить и, может быть, запустить в Мэнно цветочным горшком с подоконника, но угрозы брата сработали безупречно. За долги несчастный конкурент мог угодить за решетку, но за неосторожные слова в адрес супруги Имперского Регента однозначно направился бы прямиком на плаху.

Возвращались в столицу братья уже совсем в другом настроении. Мэнно, везший за пазухой подписанный договор, улыбался гордо, как улыбался, должно быть, его знаменитый тезка, выигравший очередное сражение. И Риэр решил, что лучшего момента, чтобы завести разговор, к которому так долго готовился, было не найти. Он откашлялся, глянул на брата и, глубоко вдохнув, выпалил:

— Мэнно, мне нужны деньги.

Мэнно покосился на него с искренним удивлением — на его обычно спокойной физиономии выражение это выглядело чуждо и неестественно.

— Много? — поинтересовался он, — и на что ты их только тратишь? Я бы понял, появись у тебя возлюбленная. Женщины — это удовольствие дорогое. Но так-то — что?

— Я…- Риэр осекся. Под теперь очень пристальным взглядом близнеца отступать было некуда, — я хочу уехать из Нильфгаарда. Надолго. Отправиться путешествовать. Может быть, доеду до самой Темерии, может — и дальше, в Каэдвен…

Мэнно помолчал несколько мучительно долгих минут, потом вдруг усмехнулся.

— Я должен был догадаться, — вздохнул он, как умудренный годами старец на просьбу глупого мальчишки рассказать о былых временах, — ты все же отважился выйти на большак, но маме с папой об этом знать, конечно, не стоит.

Риэр, заслышав в тоне брата неожиданные нотки понимания, от удивления едва не сверзился с лошади. Брат говорил так, словно та же мысль приходила и ему самому в голову, и он почти завидовал, что ее озвучили за него.

— Хочешь со мной? — очень тихо спросил он, искоса посмотрев на Мэнно. Их дороги давно разошлись, они оставались братьями, близнецами, которые раньше могли заканчивать предложения друг за другом и делили на двоих все приключения и блестящие планы на будущее. Но до этих слов Мэнно Риэр и подумать не мог, что в глубине этого чопорного крючкотвора еще жили сожаления о том, что времена общих проказ и грандиозных свершений давно миновали.

Мэнно помолчал пару мгновений, словно раздумывая, потом со смехом покачал головой.

— Ни в коем случае, — ответил он, — ты знаешь, я даже из столицы уехать не могу. Ты поедешь один?

Риэр стиснул поводья и несмело улыбнулся. По всему выходило, что брата не нужно было даже упрашивать. И в неожиданном порыве откровенности принц ответил совершенно искренне:

— Я поеду с Зябликом….- и тут же, осекшись, добавил: — Если он согласится.

Мэнно фыркнул.

— Ведьмак и бард на Пути, — с неожиданной патетичностью заявил он, — старая история.

— Я не ведьмак, — немного сконфуженно возразил Риэр, но Мэнно лишь отмахнулся.

Они приехали в столицу, когда короткий осенний день уже шел на убыль. Брат пригласил Риэра подняться с ним в кабинет, чтобы обсудить денежные вопросы предметно, и, шагая вверх по знакомой лестнице, Риэр чувствовал, как сердце от волнения гулко прыгало у него в груди.

Распахнув дверь в кабинет, Мэнно вдруг замер на пороге, и брат едва не сшиб его с ног, налетев ему на спину. Из-за плеча близнеца Риэр заметил, что у стола, понурив плечи, не сняв манто, стояла матушка, и, когда сыновья нарисовались на пороге, она повернула к ним заплаканное лицо. Мэнно бросился к ней первым, отринув свою обычную сдержанность, заключил маму в объятия, и та обмякла в его руках и горько зарыдала. Риэр поспешил захлопнуть дверь, потом тоже ринулся к Рии и обнял ее поверх брата.

— Что случилось? — спросил он, встретившись глазами с тревожным взглядом Мэнно, и отчего-то уже сейчас понимая, что всем его планам суждено было пойти прахом.

— Я разговаривала с Эмиелем, — кое-как справившись с рыданиями, ответила матушка, прижимаясь к обоим сыновьям, как замерзший кутенок к ногам доброго хозяина, — он сказал, ваш отец больше не хочет никакого лечения, мол, все это — бесполезно, а он хотел бы уйти, находясь в твердом рассудке. — братья молчали, а Рия, еще раз вздрогнув, прошептала едва слышно, точно сама не желала слушать собственных слов, — ему осталась пара недель — не больше. О, мальчики, что же мы будем делать?..- она снова расплакалась, и, пока Мэнно ласково гладил мать по волосам, Риэр проговорил с неожиданной даже для самого себя убежденностью:

— Мы тебя не оставим, мамочка. Мэнно и я — мы будем рядом с тобой.

========== Призраки прошлого ==========

Айра смахнул снежную шапку с могильного камня, осторожно счистил наледь с короткой витиеватой надписи, отступил на полшага и в нерешительности замер, глянул на отца через плечо. Иорвет, выпустив руку Вернона, подошел к нему и передал мальчику небольшой венок из еловых веток, шишек и лент, который тот мастерил весь вечер накануне. Ободряюще улыбнулся и кивнул.

— Мы будем рядом, — пообещал эльф и, еще раз улыбнувшись, отошел обратно к Вернону.

Иорвет никогда не говорил об этом вслух, но был совершенно уверен, что для Айры эта простая ежегодная церемония была скорее данью традиции и желанием порадовать отца, чем реальной потребностью его сердца. Ава, покоившаяся ныне под простым могильным камнем на вершине невысокого холма, умерла, когда мальчику еще не исполнилось три года, и тот, хоть и помнил ее лицо, едва ли когда-то по-настоящему тосковал по матери. И, пусть Иорвет и чувствовал в этом какую-то невосполнимую несправедливость, он никогда не навязывал сыну скорби по безвременно почившей. Айра познакомился со смертью, едва выйдя из нежного младенчества, и она осталась для него непонятной и страшной — но так, как бывают страшны истории о непобедимых монстрах и туманные пророчества будущих бедствий. Мать покинула мальчика слишком рано, но в душе и памяти его остались лишь светлые воспоминания о кратких годах, проведенных вместе. Горечи же Айра почти не ощущал, только печаль и немного сожалений. Иорвету же оставалось лишь благодарить судьбу за то, что сын вообще успел хотя бы запомнить лицо Авы, ее негромкий ласковый голос и тепло ее объятий. Те же любовь и заботу, которые Айра недополучил от нее, они с Верноном старались компенсировать ему сторицей.

Стоя в небольшом отдалении, прильнув плечом к плечу Вернона, Иорвет почти украдкой, чувствуя, что вторгается туда, куда вторгаться не следовало, наблюдал, как мальчик, немного потоптавшись, опустил венок на землю, прислонил его к очищенному камню и замер на корточках, опустив голову. Отец никогда не спрашивал, разговаривал ли Айра про себя с Авой, верил ли, что она наблюдает за ним откуда-то из-за грани земной жизни, и сам мальчик об этом не заикался. Может быть, храня свои секреты при себе. Может быть — боясь разочаровать отца своим безразличием.