— Когда уходишь?

— Уже. Ушла.

Боря поднял брови.

— Я пою опять, — объяснила Марина. Она немного рассказывала ему про группу.

— Ты же не хотела, — озадаченно проговорил массажист.

— Хочу пою, не хочу — тоже пою, — устало сказала Марина. — Предложили, я согласилась. А ты зачем приехал?

— Расплатиться по долгам. Одним хорошим предложением. Ты же просила… Марин, я всё помню. Ты мне жизнь спасла. Другая бы испугалась, сдала б меня отморозкам. Ты же понимала всё, но не сдала.

У Марины чуть не вырвалось: «Хочешь отблагодарить? Я передумала, не надо искать мне работу! Защити меня, Боря, ты сильный, я ведь тебе нравлюсь: я опять вляпалась в то же дерьмо, на этот раз по собственной воле». Но она вспомнила шрамы на плече у массажиста и покачала головой:

— Я ведь уже объяснила, что… не хочу… чтоб ты был мне что-то должен, не нужно этого.

Борис прищурился — судя по лицу, тоже вспомнил, как она «объясняла»:

— Ну, то что ты не хочешь, я понял. Вопрос: почему? Тебе что, девочки нравятся?

— Боря, — с упрёком проговорила Марина.

— А что? Бывает ведь. Нет? Ну, прости. Должен же я знать, за что меня отшили.

— Ты хороший и очень привлекательный, — сказала она, прикрывая глаза. — Можно я в другой раз тебе объясню?

Боря фыркнул, с досадой поддал носком дорогой замшевой туфли пляжную гальку — обувь запылилась мелкими ракушками и влажным песком.

— Короче, — сказал он. — У меня есть для тебя работа. Не отказывайся. Дело хорошее и несложное. Я говорил тебе, что Кардашев передо мной в долгу? А я в долгу перед тобой. Сечёшь?

— Нет, — устало сказала Марина.

— Кардашев предлагает тебе работать у него. Моделью. Натурщицей. Ты картины его видела? Маринкин, интернет для чего изобрели? Он рисует только рыжих, со спины, вполоборота… Нет, не нагишом, не волнуйся, хотя что в этом плохого, не понимаю. Платит хорошо, налом за каждую постановку, или как договоритесь. Обещал приплачивать за кофе, если согласишься, Кардашев — кофеман со стажем, благо здоровья хватает. У старика сейчас творческий кризис, пресса его поругивает, картины продаются плохо. Ему до сих пор всё похрен было, а тут он тебя увидел и оживился. Я же говорил — харизма, пользуйся, пока есть. Сразу уточню: ничего такого в мыслях у Терентича нет. У него двадцать лет назад жена умерла, с тех пор он один бобылём. Она тоже рыжая была, тётя Анжела. Дочка у Кардашева в Италии живёт, третий раз замужем, Игната мама. Внук здесь, мамаше он на фиг не нужен. Люся из старика только деньги тянуть умеет, а Игнасика- ретрограсика учить надо. Он на первом курсе в ЮМУ. Что касается тебя, с Терентича — питание, проживание в доме в посёлке, прочие расходы. Даже готов заключить с тобой договор, если захочешь.

Марина слушала Бориса в полном смятении:

— Что за благотворительность ни с того ни с сего? Какая к чертям собачьим харизма? Хочешь сказать, другую натурщицу твой Кардашев найти не может? Ты что ему про меня нарассказал? — с подозрением спросила она. — Что я бедствую?

— А что, нет? — жёстко парировал Танников. — Посмотри на себя? Сколько тебе лет? Тридцать два? Тридцать пять?… Двадцать восемь?!! Красивая ведь… девчонка! А во что себя превратила?! То тряпьё, в которое ты одеваешься… у меня слов нет! Как питаешься? Где живёшь? У тебя ещё одна молодость имеется, запасная?! Решай, Марина! Кардашев и Игнат на три недели уехали: старик в санаторий, подлечиться, а пацан — к мамке, та в Москву собралась, жаждет повидаться с отпрыском. Если сомневаешься, просто хотя бы поживи у них, присмотри за домом. В тепле, с баблом, старик тебя не обидит. Там и определишься. Кота, кстати, будешь кормить — и мне не придётся эту тварь глупую к себе забирать…

— Кардашев доверит свой дом мне? — с недоверием спросила Марина. — Совершенно постороннему человеку?

— Уже доверил. Под мою ответственность, — массажист сморщил нос. — Да ну, шучу. Я ему рассказал про то, как Валюшка мне деньги через тебя передавала. Старик впечатлился. Да и должок за ним, он помнит…

Марина забыла про усталость и раздражение. Она смотрела на Бориса, раскрыв рот.

— А как же мои репетиции? Посёлок далеко.

— Марина, люди давно изобрели наземный транспорт: автобусы, маршрутки, такси.

— Да, верно…

— Обещаю, приставать больше не буду, — проговорил массажист с улыбкой. — Я в последнее время у Терентича в доме редко бываю. Тем более, бизнес свой зачинаю. Бизнес-шмизнес. Ну, решай!.. Вот и умничка! Давай, рысью, час на сборы, отвезу. Считай, твой первый рабочий день сегодня.

В машине Марина спросила:

— Он алкоголик, Кардашев?

Борис с неохотой кивнул:

— Бывший. Как чувствует, что накатывает, едет в санаторий, особый. Уже пятнадцать лет так и спасается. А как ты…?

— Просто ощущение… Есть в нём что-то такое…надлом. Я встречала таких людей, в музыкальных тусовках в основном… Жизнь жестока с талантливыми людьми, алкоголь часто становится решением.

— Охренеть! Тебе двадцать восемь! Ты на шесть меня младше, а выдаёшь иногда… перлы житейского опыта. Жизнь и к тебе была жестока?

— Немного, — Марина посмотрела в окно. Они проезжали самую красивую часть пути, с видом на яхт-клуб и парусники. — О каком долге ты всё время говоришь? Чем Кардашев тебе обязан?

— Пятнадцать лет назад старик взял меня к себе, когда умер мой батя. Был у Терентича самый пик запоя, белая горячка маячила на горизонте. Я был девятнадцатилетним пацаном с разбитым сердцем, ругался с матерью. С Кардашевым дочь порвала, из-за пьянки. Короче, нашли мы друг друга. По большому счёту, он меня тоже вытащил… из ада. Но до сих пор считает, что это я его спас, заставил опять рисовать. Ну да, заставил. Я с девчонкой встречался, у неё отец держал крупный салон. Так сложилось, что он заинтересовался работами Терентича. Тот в то время писал, как бешеный, с душой, страстью. Пил и рисовал. Не хотел ничего продавать, я уговорил. И понеслось. Его работы сейчас в нескольких музеях современного искусства, у нас и на западе. Совет: иногда заглядывай в интернет.

Марина помолчала, переваривая услышанное. Потом сказала:

— Извини меня… за тот вечер. Это не из-за тебя. Просто у меня… в жизни был случай, много лет назад… Один парень… он однажды совершил одну глупость и чуть не погиб. Я очень из-за него переживала и попала в неприятности.

— Ренат? — тихо спросил Борис, глядя на дорогу.

— Да… Ты меня… я вспоминать стала… и поэтому… прости.

Боря выдохнул сквозь напряжённые губы:

— Значит, у меня ещё есть надежда?

— Прости… нет. Я просто пыталась смягчить… — Марина жалко улыбнулась, готовая провалиться сквозь землю.

Танников рассмеялся:

— Да ладно, не оправдывайся, не судьба, значит… И всё же… что там стряслось? С тобой и тем парнем.

— Стряслось то, что я… влюбилась… — выдохнула Марина.

Мергелевск, ЮМУ, ноябрь 2006 года

Грипп у Аниды Батистовны совпал с подготовкой к концерту ко Дню Факультета, в котором участвовали хор Тараса Семёновича и «Биг Пош», поэтому было принято решение отложить совместные репетиции оперы. Солисты распевались в фоностудии по отдельности, и Марина с Ренатом почти не пересекались. Муратов держал обещание: Марина перестала «случайно» встречать его в коридорах университета, кафетерии и столовой. Она иногда видела его издалека, всегда в компании «мушкетёров», но он ни разу не посмотрел в её сторону. Вадим тоже затих, хотя его взгляд на себе Марина всё-таки иногда ловила. Ярник продолжал ходить на репетиции «Биг Пош», и она ничего не могла с этим поделать. Не приставал больше, и то хорошо.

Марина начала успокаиваться, удивляясь самой себе: почему вдруг она решила, что может влюбиться в Муратова? Такие мальчики вообще не в её вкусе. И что бы там ни говорила мама по поводу интересного общения с хулиганами, Марине совсем не хотелось, чтобы оно было НАСТОЛЬКО интересным. Тем более, что по университету поползли разговоры. Студенты шептались, что муратовская команда ушла в полный отрыв. Муратов за неделю до дня рождения уже начал отмечать: текила в «Кактусе» льётся рекой, девчонки сбиваются в стаи и чистят пёрышки, «Д’Артаньяну» грозит большой штраф за драку в баре, но для него это, разумеется, не проблема.