— Да, — ответил Муратов. — Правильно. Не хватало ещё.
— И про вас, Вадим Денисович, спрашивала.
— В смысле? — уточнил Ярник. — Тоже про дам?
— Да. Женаты ли вы.
— О, — сказал Вадим многозначительно.
— Пресекать, поняли, — строго сказал Ренат. — Знаю я их, девчонок двадцатилетних… Как у неё с ногой?
— Врач сказал, неделя покоя.
— Покой, так покой. По крайней мере, в ближайшее время точно не сбежит. Адрес запомнил?
— Обижаете, Ренат Тимурович. На Кропоткинской, выше «Детского мира»
— Завтра заскочи в «Удачную покупку», собери корзинку: фрукты там, буженинку, шоколадки, завези.
— Понял, сделаю. Ренат Тимурович, я пойду к машине? А то волнуюсь, мало ли…там вас подожду.
— Хорошо, Макар.
Слышно было, как шофёр пробирается по воде вдоль забора и сдавленно ругается. Солнце ощутимо грело, но ещё не припекало. Вадим задумался, таращась на поплавок…
— … о тебе спрашивала, — услышал Вадим конец фразы.
— Я с ней так и не встретился, — посетовал Вадим, встряхиваясь и понимая, что Ренат говорит о Вере Алексеевне. — Неудобно как-то.
— Работает над сценарием Мутко наша. Дома у неё филиал курортной базы. Заезжал вчера. Детишки, четверо, с меня чуть скальп не сняли, у них даже томагавки были, хорошо, что пластиковые. Я б в такой атмосфере работать не смог, слишком весело…. Знаешь, Вадь, Вера Алексеевна… — Ренат замолчал.
— Что?
— Ничего, — Муратов тряхнул испачканной глиной головой. — У меня бывает иногда. Вижу странности там, где их нет.
— Ренат, — Вадим решил, что лучшего времени для разговора у него не будет. — Ты хоть иногда… вспоминаешь… Марину?
Муратов повернул к другу расслабленное лицо, приподнял бровь, благодушно (к облегчению Ярника) спросил:
— Чего ты вдруг? Сто лет прошло.
— Да что-то… навеяло… Ксюша… тебе не кажется, что они похожи немного?
— Все девушки в восемнадцать-двадцать похожи, особенно, если симпатичные и поют… Может. Не знаю, — Муратов помолчал. — Видишь ли, Вадя. Давай объяснимся раз и навсегда. Во-о-он там, вдалеке, город, который я люблю. Он полон женщин. Разных: высоких, маленьких, худеньких, пухленьких, умненьких, дурочек… Однажды я спущусь к ним и выберу одну. Не знаю пока, какой она будет. Может, мягкой и ранимой, может, резкой и напористой, может, красивой, а может, обычной, молоденькой или зрелой. Я буду выбирать спутницу жизни и мать для своих детей, а когда выберу, утихомирюсь. Не надо ржать, Атос! Я всё решил: даю себе семь лет вольной жизни, а потом вью гнездо. Я люблю детей, я тоже хочу себе Маруську или Ванюшку, в индейцев играть, — голос Рената вдруг стал жестким и холодным: — Но клянусь тебе: ни одна из женщин, которых я отберу для самого главного кастинга в своей жизни, не будет похожа на Марину.
— Тогда почему…?
— Срываюсь? Когда-то я доверял Лёхе, как тебе, верил в нашу дружбу. Эта боль до сих пор со мной. Закроем эту тему и больше никогда… Давай собираться, время. Где там Портос?
— Хорошо, — скрывая радость, кивнул Вадим: всё-таки в отношении Муратова был прав он, а не Артём.
«Объяснились, как же!», — думал он, сматывая удочку. — «Если бы ты всё знал, убил бы меня ещё тогда».
Мергелевск, ЮМУ, 2006 год
— Вы где? — голос Рената в трубке был странным.
— В «Кактусе»! — прокричал Лёша в мобильный Вадима.
— Ждём тебя! — подтвердил Вадим, отходя к стеклянной стене бара, подальше от шума. На сцене стуком и звоном рассыпалось барабанное соло. — Что? А, хорошо!
Он вернулся за столик, пошарил в кармане куртки в поисках портмоне:
— Ренат просил взять ему два «Камикадзе».
Спелкин подпрыгнул на месте:
— Вбухаться на раз решил? Что там у него?
— Встреча с дядей. Что-то серьёзное, походу.
— Дядя денег дал? Не говорил?
— Лёха, имей совесть, мля! Тебе лишь бы бабло! Ренат в ауте вообще, а ты только о бабках! — возмутился Артём.
Спелкин что-то проворчал, ссутулился над столом, тонкими пальцами выбивая щелчками сигареты из пачки.
— Я пойду, возьму бухло, — сказал Вадим. — Кому что?
— Как Мурашке, — обиженно процедил Алексей.
Артём кивнул: ему то же самое.
У барной стойки стояла Марина — выглядывала кого-то в толпе, приподнимаясь на цыпочки. У Вадима гулко забухало сердце. Он как раз думал о ней. Он теперь всегда о ней думал. Вадим подошёл, небрежно кивнул, подвинув к себе барную карту, сделал вид, что выбирает выпивку. Марина поздоровалась, заметно занервничав. На ней были узкие голубые джинсы и легкий косой свитерок, открывающий одно плечо.
Песня закончилась очередной барабанной россыпью, и музыканты задвигались на сцене, перебрасываясь репликами с залом и настраивая инструменты.
— Кого-то ищешь? — небрежно спросил Вадим, водя глазами по строчкам меню.
— Стаса, — сказал Марина. — Он сегодня играет?
— Образов? Нет, его сегодня не будет, — Вадим знал, что Стас и Катя уехали на выходные к Катиным родителям, Стас ещё шутил накануне, что едет официально знакомиться с будущими тестем и тёщей. — А тебе он зачем?
— Мне ему деньги нужно отдать, я занимала. Он сказал, сегодня обязательно вернуть. Мы накануне договаривались, но я не успела после пар. Телефон у него почему-то вне зоны. Неудобно так….
Вадим пожал плечом:
— Отдашь в другой день. Иди домой.
— Ой, Люда, Денис и Игорь! Вон там! Пойду к ним! Спасибо, Вадим.
Ярник заказал коктейли. Марина уселась у стены, за столиком солистов из студенческого театра под стилизованным кактусом из колючей гирлянды. Голова у Вадима бешено заработала. Главное, не дать Муратову увидеть Марину. Ренат уже и так ходит вокруг неё кругами, словно голодный зверь. На репетициях они всегда под прицелом преподавательских глаз, в свободное от учёбы время Марина постоянно в кругу друзей и под присмотром Колесовой, тоже начинающей что-то подозревать, но в баре после пары стаканов Муратов станет непредсказуемым. Здесь он как рыба в воде, а сегодня ещё и почему-то на взводе после разговора с дядей.
Марина явно не собиралась уходить. От зала её заслонял своей широкой спиной Игорь Ферцман. Она пила сок из высокого стакана и иногда приподнималась, чтобы посмотреть на сцену, видимо, не поверила словам Вадима и ждала Стаса.
Заскочив в «Кактус», Ренат сразу опрокинул в себя один коктейль. Он не был голоден после ужина с дядей и, в отличие от Вадима, не смог быстро опьянеть, хотя очень этого хотел. У Ярника же резко зашумело в ушах и поплыло перед глазами.
— Пипец, — простонал Муратов, падая лицом на руки. — Это просто пипец, пацаны! Сдохнуть хочу.
Муратовцы с нескрываемым ужасом выслушали рассказ друга. Они знали, что пять лет назад тётя Рената взяла в семью оставшуюся без родителей девочку. Но то, что дядя задумал женить племянника на приёмной дочери, сразу после того, как тот окончит университет, стало для «мушкетёров» шоком.
— Это просто страшный сон, — скулил Муратов, закрыв ладонями лицо. — Мы же с ней друзья, с Лейлой. Я ей как брат, она всегда так говорит. Ей пятнадцать лет сейчас, выпущусь, будет семнадцать! У нас что, двенадцатый век?! Я что-то перепутал?! Какой у нас век? Двенадцатый или двадцать первый? Как мне теперь ей в глаза смотреть? И почему именно сейчас?
— Кому в глаза? Что сейчас? — с подозрением спросил немного опьяневший Вадим.
Как всегда после алкоголя, он стал «тупить». Это его жутко бесило. Но Ренат всегда заставлял пить наравне с ним.
— Неважно, — Ренат тоскливо уставился в окно. — У меня совсем другие планы. Я дальше учиться хочу, клуб свой открыть… и как мне ей теперь в глаза смотреть?
— Лейле? Лейле? — несколько раз настойчиво спросил Вадим.
Ренат не ответил. Успокоил Муратова, как ни странно, Спелкин. Алексей принялся убеждать друга, что требования опекуна ещё не предполагают их обязательное исполнение, что нужно занять выжидательно-оборонительную позицию, тянуть время и всячески делать вид, что племянник у Андрея Эльмирыча — уважительный и послушный мальчик традиционного воспитания.
