– Да заткнитесь вы! – Первой не выдержала Кэт.

– Да ты аватар, а не Гитлер! – Кинул мне предъяву Серёга.

– А ты вообще врач! – Не остался я в стороне.

– Я не врач, я фельдшер!

Тут уже и Антон, и без которого проблем хватало, в одних трусах шагнул вперёд, и гордо заявил:

– Это я фельдшер!

Будто очнувшаяся после сна Маша совсем запуталась в творившемся хаосе, и инстинктивно перевела это на немецкий:

– Дас бин ихн санитатэр!

Димаса в первом ряду уже пришлось стучать по спине, потому что он задыхался от смеха.

Только сейчас, когда мы с Серёгой и Антоном толкали друг друга в стороны, до Кэт дошло, что надо делать – она махнула рукой в сторону, за кулисы, чтобы механики закрыли кулисы.

Как назло, по всем законам подлости, именно сейчас их заело, как механик не дёргал за верёвку.

Зато староста восприняла это как знак, и взорвала последнюю хлопушку.

Вслед за этим из разных частей сцены, и слева, и справа друг на друга рванули русские и немецкие солдаты, половина из которых вскоре попадала.

– Да что вы творите-то?! – Выкрикнула Кэт, и, не дождавшись от Маши перевода, запуталась, и сама перевела, – Вас тус ду!

– Переводчик сломался! – Продолжил комментировать Димас, и снова начал задыхаться.

Такого шоу он явно не ожидал.

Кэт потянула меня за руку, чтобы утащить со сцены, и уж не знаю, чем я руководствовался, но в тот момент я почему-то посчитал, что эпизод самый что ни на есть подходящий, и схватив её за щёки, потянулся, чтобы поцеловать.

Но тут же схлопотал по яйцам коленом… снова…

– Бля-я-я-я…, – раздалось жалобное блеянье от падающего на колени меня.

Мой дед решил, что больше не может этого терпеть, и воинственно зашагал к сцене.

Лео же, пытаясь хоть как-то разбавить напряжение, заиграл на гитаре, что, правда, вызвало ещё больший приступ смеха у всех зрителей.

Под его непопадающую в ноты от волнения игру занавес наконец-то заработал и закрылся тогда, когда уже было поздно.

Вскочив со своего места, шатающийся из стороны в сторону Владимир Владимирович возопил:

– БРАВО!

И захлопал в ладоши, а вслед за ним и все остальные.

– ТЫ ЧЁ, БЛИН, ТВОРИШЬ?! – Набросилась на меня Кэт, крепко схватив за волосы.

У меня даже слёзы из глаз пошли от боли.

– Ай, да пусти ты, пусти!

С трудом отцепив её руку, я встал, всё ещё держась рукой за свои болящие яйца, и огрызнулся:

– Ты мне и так уже по яйцам зарядила, тебе мало, что ли?

Сил уже не было терпеть.

– Я сейчас снова заряжу, чтоб не повадно было!

– Да ты достала уже! – Наступал я в ответ, – у меня с тех пор, как ты тут появилась, одни только проблемы… я из-за тебя и на коленях стоял, и чуть из универа не вылетел, а тебе всё мало, да? Ты только и делаешь, что стебёшься! Я вчера со всей душой, нормально, по-человечески просил, а ты выбрала с Серёгой тут засосаться!

– Чего?! Да ты чё несёшь вообще?! Ни с кем я тут не засосалась бы… и вообще, это не твоё дело! Ты кем тут себя возомнил?!

– Я… я… да никем, – обида взяла верх.

Кэт со злостью уставилась на меня, но в этот раз я выдержал этот взгляд.

Так хотелось её, эту суку… эту суку… так…

Ай, даже слов нет.

Занавес заглючил, и снова раскрылся, и все зрители аплодисментами встретили просто стоявших на месте нас.

Вскоре, правда, отвлеклись на начавшего блевать в центре зала Владимира Владимировича.

– Поздравляю, Лёш, – с презрением шепнула мне Кэт, – ты снова облажался.

Она зашагала за кулисы, а я так и стоял под сотнями взглядов, камерами, в костюме Гитлера, весь в синей краске, которую теперь хуй смоешь, и сгорал со стыда.

Понимал, что моя жизнь, кажется, закончена.

Ну-у… может, всё не так плохо, а? Зрителям же вроде понравилось…

***

А после, на сессии мы с Кэт сидели в разных частях аудитории, и с максимально недовольными лицами сдавали экзамен Владимира Владимировича.

Впрочем, его сдавали все, и Димас каждый день по десять раз с довольным видом твердил нам, что он единственный ничего не потерял.

Комментарий к Глава седьмая – А взоры здесь дикие В честь моего дня рождения самая длинная глава))

====== Глава восьмая – Облом нам ======

На летнюю практику мы с группой поехали вглубь страны, в далёкие сёла, где две недели будем изучать этнос и быт тюркских народов.

Это всяко было лучше прошлогодней практики, где мы вроде как должны были поехать в леса для изучения мест зарождения народного фольклора, но в нашем универе всё как обычно сделали через жопу, и мы просто провели две недели в универе.

(Даже с этажа не спустились)

Две недели я по несколько часов сидел рядом с Антоном, выслушивал его «охуительные истории» про то, как его одноклассница-дылда постоянно била его на физкультуре, и просто подчёркивал нужные слова в старых книжках.

Было незабываемо, конечно, но я рад, что в этом году мы хоть куда-то выбрались.

Вместе с парой других групп с потока – в том числе и с группой Лео – мы в тесном-тесном автобусе по самой хуёвой дороге, через кочки, ехали к совсем небольшому селу, которое мы и должны будем изучать.

Антона пару раз стошнило в пакет, Лео всю дорогу напевал какие-то песни, а наш заикающийся препод умолял, чтобы мы были потише.

Конечно, помимо него с нами поехал ещё и придурок Владимирович, и это единственное, что портило всю малину.

По пути мы умудрились совершить невозможное – попасть в пробку на настолько пустой дороге, что создавалось впечатление, будто там по сей день катаются на лошадях.

Автобус не доехал до цели буквально два километра, и дальше нам пришлось тащиться пешком.

(Ну, зато весело)

В само село мы не завернули, а разбили палатки в лесу вблизи от просёлочной дороги.

В первый же вечер мы ощутили на себе след от некогда существовавшего разделения российского социума на привилегированный и непривилегированный слои населения – поскольку костёр группы Лео находился на совсем небольшом расстоянии от нашего, мы слышали, как Лео наигрывает на своей гитаре.

У нас гитары не было, а даже если бы и была, никто не умел на ней играть, поэтому всё что нам оставалось – это косо смотреть на них.

Вскоре Димас придумал ещё и бросать в них камешки, но Владимирович быстро намекнул, что пора прекратить злодеяние.

– Это нарушает закон о правах человека… к сожалению, – с грустью в голосе вздохнул препод.

Сидя у местного костра, на почти что дикой природе, я вдруг ощутил какое-то странное «осознание».

То, чего я никогда бы не почувствовал в городе, проживи я там ещё хоть сто лет.

Я понял, насколько бесполезна моя жизнь, так как я упускал очень многое, и в особенности вот такие вот обыденные посиделки у костра.

Это было чистой правдой: человеком социума я стал лишь в годы университета, постаравшись прожить на полную катушку эти два года, живя от тусы до тусы.

Однако, годы уже не вернёшь, я упустил множество возможностей поехать в летний лагерь, отправиться на какой-никакой курорт даже в рамках собственной страны; вместо этого я предпочитал вести образ жизни типичного сыча и, возможно, это до сих пор сидит где-то в глубинах моего сознания, и уже никогда не уйдёт по-настоящему.

На редкое мгновение я почти даже понял было своего деда, вечно жалующегося, что я не хочу наслаждаться жизнью в деревне в то время как я попросту не понимал, как этим можно наслаждаться…

А потом меня отвлекло понимание того, что все уже разошлись по палаткам, и я сижу тут, на полотенце поверх сырого бревна один.

Сижу и пялюсь в ночное небо.

По крайней мере, так было до тех пор, пока ко мне вдруг не подсела Кэт.

(Вот это новости)

Задумчиво уставившись на звёзды, она протянула:

– А что если там – другие миры?

…

Внезапно всё торжество момента было испорчено тем, что я заржал от нелепости фразы.

Знаю, не стоило так делать, но иначе я попросту не смог.