Войска, верные Сенату, брали под контроль район за районом, на то, чтобы пробиться к Пирамиде, ушел ровно час.

Через шесть часов после гибели Аналитика Фантом вступил под своды Калинус-Холла. Поломанные скамьи красного дерева уже кое-как расставили по местам. Барт встал, чтобы приветствовать народного героя Каленусии.

– Счастлив пожать вашу честную руку, Генерал.

– Я сделал все, что мог, Президент.

Рядом с главой Каленусии маячили двое. Один – светлоглазый, сухопарый сенатор Керриан, второй – полузнакомый бледный тип, с морщинистым лбом и аккуратными, словно бы выцветшими усами.

– Я рад, что вы спаслись, шеф.

– Мы коллеги?

– Да. Я – “Доктор”.

Президент Барт согласно кивнул.

– Ваш коллега раньше вас сумел покинуть нижние ярусы захваченной мятежниками Пирамиды. Во многом благодаря его ценным советам мы и продержались.

– Вы преувеличиваете мои заслуги, мастер Барт.

– Ничуть. Кстати, мастер Фантом, мы только что объявили вне закона всех мятежников. Без исключения – всех. До того момента, пока не будут подавлены беспорядки. Связь отчасти восстановили. Директивы уже разосланы в провинции…

– Что?!

Фантом почувствовал, как та самая фигуральная почва уходит из-под его ног.

– Простите, господин президент, а как вы без суда собираетесь отделять сусликов от кротов, мятежников от честных каленусийцев?

– Но, генерал… В конце концов, ваш коллега Доктор дал неплохой совет. Пси-тест. Детектор прекрасно позволяет определить сенса.

– Но не каждый псионик – мятежник.

Барт отстранился, оглядел генерала с тем сдерживаемым вежливостью недоумением, под которым обычно прячется новорожденный гнев.

– Простите, но с момента начала столкновений немятежные псионики мне еще не попадались. Думаю, их не видел никто.

Это конец, подумал Фантом. Аналитик умер молча, и я опоздал, трагически опоздал на четыре часа, меня опередил наш добрый Доктор. Вот цена того случайного выстрела – это гражданская война. И первыми отвалятся восточные территории. Там восьмая часть населения – псионики, почти в каждой семье – сенс, люди прошли конфликт Ахара и умеют сражаться. Нам не простят крови…

– Погодите…

– Простите, генерал. Я должен идти. Мне нужно позаботиться о погребении внучек и дочери.

Фантом стиснув кулаки, остался стоять посреди быстро пустеющего зала, к его ботинкам робко жался забытый всеми гомункулус. Доктор в сумятице исчез.

– Великий Космос! Почему? За что?

В тот же день начались первые погромы в провинциях.

К ночи ливень над столицей усилился. Крупные капли барабанили по лужам, по крыше Калинус-Холла, по шлемам жандармов, по остовам сгоревших машин. Бурные потоки воды уносили грязную пену, последний муссон уходящего лета оплакивал всех без разбора – праведных и виновных, обманутых и убитых, мятежников и героев.

Леопардовый кар тем временем уходил на восток.

7006 год, Каленусийская Конфедерация, граница северо-восточного сектора.

– В сторону, берите влево!

Грузовик с солдатами вильнул, упрямо пристраиваясь в хвост удаляющейся машине. Леопардовая раскраска ее кузова изрядно полиняла – борта пятнали следы гари, разлапистые кляксы глинистой грязи.

– Ой, Звезды! А ведь наши храбрые воины стреляют, Алекс… По нам. Я решительно… не могу… вести машину в таких… безобразных условиях…

Звездообразная дырка в стекле – весомый аргумент. Стриж пригнул Белочку, ухватив ее за плечи.

– Выжимайте из своей колымаги все, что удастся, Майер. Недолго осталось.

Машина заложила резкий поворот, точно следуя виражу дороги, показался крутой косогор, трасса, боком коснувшись его, изгибалась, уходя на север. На востоке неширокая равнинная река медленно несла свои рыжие от бесчисленных частичек почвы воды. Трассу от реки, кроме косогора, отделяли густые заросли прибрежного кустарника. Листья уже начали вянуть, но еще не облетели – желто-зелено-серая растительная масса стояла хоть и невысокой, но сплошной, без просветов, стеной.

Грузовик отстал, не выдержав конкуренции с дорогим мотором майеровского кара. Белочка выпрыгнула на гладкое полотно, скатилась по косогору и вразмах ударилась о сплетение ветвей – кусты мягко спружинили и пропустили ее под желто-зеленый полог, ветви скрывали макушки беглецов. Стриж и Майер раздвигали сучья, продирались сквозь скопище листвы, мелкие ветви царапали руки. Джу заслонила локтем лицо и чуть не отстала, потеряв ориентир в растительном хаосе.

– Эй, где вы все?

– Здесь, давайте руку.

Они выбрались на вылизанную водой прибрежную глину. Бурые разводы от размытого берега стлались по воде, противоположный берег испещрили частые выбоины овечьих следов. Белочка перевела дыхание. Стриж в разорванной куртке, подойдя к самому урезу воды, смотрел на восток, ловя ему одному известные ориентиры. Джу отметила про себя, что иллирианец растерян – мозг нулевика оставался непроницаем, его неуверенность выдавал прищур покрасневших от усталости глаз, едва заметно опущенные плечи. Стриж повернулся в Белочке и, как ни в чем ни бывало, широко улыбнулся, пожалуй, слишком широко, беззаботность решительно не вязалась с моментом:

– Мы в искомой точке. Теперь расходимся. Вы, Джу, берете Майера и – марш-марш на тот берег. Там, где бегали овцы, там начинается территория северо-восточного сектора. Найти Фалиана, возможно, будет не так-то просто, но задача совсем не безнадежная – человек он известный. Течение слабое, глубина умеренная, водичка еще не очень холодна. Давайте, не медлите, удачи вам обоим.

– А как же вы?

– Я остаюсь.

Майер, уже ступивший в мутную воду, обернулся, на лице его читалось искреннее недоумение:

– Какой холеры, что за идеи вас посетили, Алекс? Это что – извращенный способ самоубийства?

Стриж ответил, не глядя на философа, скорее, обращаясь в пространство:

– Я не могу идти туда… Кое у кого там… со мною старые счеты.

– А у солдат с дороги – совсем новые счеты. Хватит валять дурака! Идемте, оставаться на месте смерти подобно.

Белочка кивнула.

– Хэри прав. Не стоит тянуть за собой эту историю.

Иронически скривившийся Стриж обернулся к ней, по суровому мнению Джу, в его поведении явно прорезались черты накатившего дурного толка упрямства:

– Леди Джу, представьте себе картину – я появляюсь там. “Здравствуйте, свободные граждане, я ваш подарок судьбы. Любимый враг – на четверть недобитый, наполовину прощенный, я поссорился и с теми, и с этими, а потому вспомнил про вас. Идти мне некуда – примите к себе.”

Не выдержавший психологической перегрузки Майер взорвался:

– Прекратите, Разума ради!

– А вас, Хэри, я не задерживаю. Река рядом.

По ту сторону кустов прошумел мотор, взвизгнули тормоза, голоса солдат смешалась с хрустом ломаемых ветвей. Пси-философ вернулся, вышел из воды:

– За что Звезды послали мне на голову вас? Не знаю я и знать не желаю, что вы натворили. Но из-за вашей Разумом вздрюченной гордости нас всех сейчас перебьют!

– Я и говорю – уходите оба. В одиночку у меня больше шансов справиться с ситуацией.

– Справиться?! С кем? С двумя десятками головорезов?! Да вы точно маньяк. Маньяк-самоубийца. С сумасшедшими не дискутируют – их лечат… Симониан, держите его!

Белочка изо всех сил вцепилась в левую руку Стрижа, тот попытался выдернуть ладонь, правда, не очень активно, Майер ухватил иллирианца за правый локоть.

– Живо, тащим его в воду.

– Вы много взяли на себя, Майер, не надорвитесь.

– Вполне достаточно взял, считайте, что это месть – теперь моя очередь вас купать.

Троица ввалилась в реку, воды оказалось всего-то по пояс, они полубрели-полубежали к дальнему берегу, преодолевая слабое сопротивление течения. Перебранка солдат раздавалась совсем рядом, вода слева от Белочки вскипела, испарясь под ударом излучателя.