Стриж поразился сам себе – впервые за последние месяцы он ощутил приступ самой настоящей, нерассуждающей, бурной ярости.

– И за такими советами я к вам пришел?! Холера на вас, святоши! Насилие было всегда. Вы живете в уюте и безопасности, укрывшись стеной обителей, вам дела нет до тех, кто в крови и дерьме отбивает посягательства на ваш замкнутый мирок. Семь лет назад, в Ахара, мои люди поймали мародера. Он обдирал амуницию с тел, заодно промышляя грабежами беженцев. Где-то в поле этот человек поймал каленусийскую женщину, старуху, простите, леди, такую, как вы. Он перерезал ей горло для удобства и надругался над трупом. Парни застукали его как раз за этим занятием. Я расстрелял его, на месте, как будто убрал грязь. Так что скажете – я и в этом убийстве должен раскаиваться?!

– Жизнь любого человека…

– Оставь мы ему жизнь, следующей жертвой могли стать вы сами, вы, леди Наан. Ему все равно – у ублюдков нет национальности. Хватит! Меня мутит от вашей убогой проповеди ненасилия. Есть люди, которые заслужили смерть безо всяких отговорок, справедливость я предпочитаю милосердию…

Наан гневно сверкнула желтыми как у совы глазами.

– Ага, для других. Но не для себя.

– То есть?

– Когда-то вы приняли помилование от каленусийских сенаторов, предпочтя их милосердие объективной справедливости.

Дезет чуть не подавился.

– Спасибо за сравнение, это прямо в точку. Все. Я ухожу. Отпущения вы мне не дадите, отлично. Оно мне, собственно, и не нужно – я атеист. Ваш милосердный, святой совет сидеть сложа руки, пока погибает человек, я тоже отвергаю. Может, я нераскаявшийся грешник, но я не предатель.

Он выскочил из маленького храма под вечереющее небо. Ветром нагнало груду туч, донышки облаков отливали тревожным багровым светом. Он прошел через площадку к калитке, жадная стая кур бесследно исчезла. Послушницы не было нигде, Дезет сам отодвинул засов.

– Эй, постойте!

Он оглянулся. Размытый сумерками силуэт монахини замер на пороге храма.

– Вернитесь, мастер Дезет!

– Не хочу.

– Пожалуйста. Я вас настойчиво прошу задержаться.

Стриж нехотя остановился.

– Ну и?

– Посмотрите сюда. Это вам следует взять с собой.

Стриж равнодушно отвернулся.

– Я не ношу на себе культовых предметов, матушка.

Наан укоризненно, без злобы, вздохнула:

– Вы хотя бы взглянули, упрямец, прежде чем отвергать. Вам же не на что уехать в Каленусию. Это чек. Деньги из свободных средств обители.

Стриж растеряно повертел в руках гладкий пластиковый прямоугольник.

– Спасибо. Чем я вам теперь обязан?

– Ничем. Впрочем… Не вертитесь, постойте спокойно – я хочу благословить вас… Вот так. А теперь – ступайте, сын мой. И пусть ваш путь определяет Разум.

Дезет на секунду склонил голову, подождал, пока сухая фигурка монашки не исчезнет за дверью, потом выпрямился и вышел на дорогу. Свинцовые облака почти совсем затянули горизонт, сумерки повеяли холодным, сухим осенним ветром, на изрытой дороге невесть откуда набежавший маленький смерч крутил облако пыли и мусора. Стриж, не обращая внимания на уколы песчинок, подставил лицо ветру. Вдали немо и грозно сверкнуло. Через полминуты раздался приглушенный раскат грома. С моря принесло свежее дуновение влаги, йодистый запах водорослей.

“Мне надо идти,” – подумал Стриж. – “Мне еще предстоит долгая дорога. Ночью придет циклон.”

7006 год, Каленусийская Конфедерация

Спустя многие годы события осени 7006-го, прикрытые дымкой времени, как в плохой оптике утратили ясность очертаний, получив взамен внушительный блеск и нарядную пышность мифа.

Тонкая первопричина событий, потрясших основы, оставалась неясна – должно быть, истина утонула в море сводок Департамента, томится в непроницаемых залежах архивов прето, или, хитрым образом избежав пристального внимания, ловко маскируется в тысяче обыденных мелочей.

Герберт Майер Вежливый, доктор истории, счастливый потомок Грубого Хэри Майера, всячески подчеркивает великую роль знаменитого предка. Каленусийская Гуманитарная Академия настроена скептически, Историки Иллирианского Союза хранят двусмысленное молчание.

Достоверно известно немногое. Осенью 7006 года человек по имени Александер Дезет спокойно поднялся по трапу лайнера, которому суждено было благополучно пересечь каленусийскую границу. В архивах Ордена Разума остались слабые намеки, говорящие в пользу версии о вмешательстве Церкви. По крайней мере одна запись говорит о том, что малолетняя Нина Дезет пережила большую часть событий под крылом Ордена, укрытая в одном из иллирианских женских монастырей. Версия, кажущаяся вполне правдоподобной.

Скептики, впрочем, подвергают сомнению все, что угодно. Как герой повествования смог свободно покинуть Иллиру – государство, в котором до решающего момента мог жить лишь под пристальным наблюдением? Что подвигло его бросить вызов Каленусийскому Департаменту Обзора?

Быть может, точного ответа широкая публика не получит никогда – действительность Консулярии, утвердившаяся после Восточных Событий от этого не изменятся. Страсти и амбиции героев давно канули в Лету, оставив по себе память, что, разрушив устоявшийся порядок вещей, немало смутила умы современников и потомков.

Впрочем, все это спустя годы. А пока…

* * *

– …Разумом поиметый негодяй.

– Простите, шеф, вы что-то сказали?

– Да, я сказал именно то, что вы слышали, Аналитик.

Фантом, шеф Департамента Обзора, нервно мерил шагами диагональ кабинета. Аскетически-изысканная – сталь и стекло – обстановка навевала мысли о стерильно-чистой утробе холодильника. Стужи подбавлял особый – ледяной гнев шефа.

– За что?

Новый (не популярный у начальства) Аналитик, утвердившийся в Департаменте после самоубийства Элвиса Миниора Лютиана, похоже, не отличался ни отвагой, ни неповторимым колоритом предшественника.

Фантом досадливо поморщился.

– Не напрягайтесь, старина, словечко ушло не в ваш адрес. Я хотел сказать “проклятый, Мировым Разумом поиметый иллирианец”.

Аналитик вздохнул.

– Мы бессильны, шеф. Формально он легальный турист. Это как раз тот случай, когда принципы свободной страны работают против нее. По условиям мирного договора мы сами обязали иллирианцев выпускать в Каленусию всех желающих.

– Ну и?

– Наши престарелые ослы в сенаторских мантиях вкупе с президентом Бартом почему-то решили, что свободный дрейф иллирианских граждан на нашу территорию – великое идеологическое благо. Никто и в мыслях не держал, каких субъектов подкинет нам судьба. Поймите, шеф, мы просто не могли не пустить сюда Дезета – у нас открытая граница.

– Надеюсь, его сразу в аэропорту взяли под опеку.

– Простите, шеф, я сейчас запрошу по сайберу.

Фантом остановился у широкого окна Пирамиды, зачем-то постучал пальцами по стеклу.

– У вас не возникает чувство ирреальности происходящего, а, Аналитик?

Худощавый, большеглазый, мальчишески стройный сенс неопределенного возраста, судорожно дернул костлявым плечом.

– Такие вещи противопоказаны Аналитикам. На самом деле ничего странного здесь нет. Иллирианцу что-то понадобилось в Конфедерации. Он приехал. Теперь остается лишь выяснить, что ему нужно, и использовать это знание в своих интересах.

Фантом окинул Аналитика взглядом особого рода. Таких взглядов удостаиваются почетные пациенты психиатрических клиник.

– Вы тронулись умом, коллега. Что может быть нужно этакому Стрижу… Да мне плевать, что ему нужно! Какая-нибудь пакость, конечно. Мне не нужен здесь он сам. Отцы сенаторы проедят мне плешь, если Департамент допустит очередной скандал вокруг общементальной проблемы… Этот человек – пакет с неприятностями. Все попытки его использования до сих пор выходили боком. Даже правдивая информация, полученная от него, в конечном счете идет во вред Каленусии. Это фатальная заноза в нашем нежном афедроне. Поэтому мой вердикт – вон! Я требую, слышите, требую, чтобы вы представили мне способ немедленного удаления Дезета с нашей территории…