Несколько лет назад она была неразлучна с одним местным неформалом – сыном другого состоятельного бизнесмена из местных, покойного Роберта Филиппа – человека, который открыл новую городскую больницу и в ней же умер. С Виктором Гейнсборо он никогда не конкурировал, так как специализировался только на поставках медицинского оборудования в больницы и когда-то процветавшие исследовательские центры. После его смерти дело продолжила его жена Роуз. Валери говорили, что она бросила врачебную практику и полностью посвятила себя работе и решению многочисленных проблем своего единственного ребенка. Она вела почти монашеский образ жизни, и ни у кого язык не поворачивался сказать о ней что-то плохое.
С Виктором Альберт Астор свел знакомство в мэрии полгода тому назад, в декабре шестьдесят пятого. 22.12.1965 – совершенно непропорциональное число, и Валери не раз говорила ему, что в такие даты нельзя принимать важные решения. В то время они с отцом только устраивались в городе, и ее занятия в школе еще не начались; они обустраивали дом, выбирали лучшие дизайнерские решения из тех, которые могли им предложить провинциальные специалисты, разбрасывались деньгами направо и налево, чтобы затмить все остальные особняки квартала, в котором обосновались. Отцу хотелось, чтобы их жилище казалось окружающим идеальным семейным гнездом, внутри которого царят счастье и достаток, но дом больше походил на огромный магазин электротоваров: ночью он светился сотнями лампочек. Неудавшаяся пародия на неоновую вывеску. Вот так стремление к роскошному виду обернулось эффектом дешевизны.
Они договорились об этом визите в ресторане, где ее отец в начале месяца уплетал жареного цыпленка на обед. Как рассказывал ей отец, Виктор зашел туда с коллегами сразу после подписания выгодного договора и, наткнувшись на Альберта, стал расспрашивать его о делах в мэрии. Тогда-то у ее отца и вырвалось это глупое приглашение, которое Гейнсборо счел невежливым отклонить. Условились на шесть часов в пятницу, двадцать седьмого мая. Виктор обещал привести детей, чтобы Валери с ними познакомилась, раз они не пересекаются в городе. Валери искренне удивилась, что к ним домой на ужин придут такие местные знаменитости, к ним – кого в городе никто толком не знает. Да и вообще Альберту не было свойственно делать первый шаг в чем-либо, строить с кем-то дружбу. У отца Валери все без исключения планы останавливались на стадии разработки, и ничего не заходило дальше, чем «посмотрим». Чего можно было ждать от мистера «плыву по течению»? Его любимые слова постоянно вертелись у нее в голове, взвинчивая нервы: увидим; будь что будет; посмотрим, как все выйдет; делай, как знаешь; не будем вмешиваться. Иногда она смотрела на него, и ей казалось, что он прямо у нее на глазах обрастает мхом. Потом она вновь смотрела на него и думала, что когда-нибудь тоже станет такой. Так и умрет, погруженная в свое старье.
Валери поднялась на второй этаж и заглянула в кабинет отца – убедиться, что тот не уснул. Он сидел за письменным столом, окруженный кучей бумаг и книгами в дорогих переплетах, напоминавшими Валери о годе, который они провели, разъезжая по свету, о годе, который ее отец гордо называл кругосветным путешествием, но сам прекрасно понимал, что этот затянувшийся отдых легче было назвать дорогой к банкротству. Когда они отплыли с Канарских островов в Барселону, никто не думал ни об оставленных там тысячах, ни о тысячах, которые будут потрачены на новом месте, – хорошо, что вовремя подоспела прибыль от старого вложения, о котором все почти забыли. Но дыра в бюджете все равно была ощутима.
И она отчасти видела свою вину в утечке их капитала, ведь желание угодить единственному ребенку в первую очередь побудило его планировать это путешествие. Когда Валери исполнилось четырнадцать, она рассказала отцу о своей заветной мечте: ей хотелось побывать в «золотых» южных городах – там, где звенит и клокочет настоящая жизнь. Она нарисовала карту их путешествия, которая была похожа на пиратскую схему из книг о поисках сокровищ. Сначала они должны были доехать до Французской Коммуны, затем южнее – к берегам Испании, богатейшим приморским городам, где женщины носили красные шляпки и по ночам люди собирались на улицах и смотрели кино под открытым небом; потом они доплывут до Сеуты и оттуда на скоростном поезде направятся сразу в Восточную Африку – к крупнейшей в мире агломерации, бриллиантовому городу, центру всего мира – сказочному Найроби-28. А к своему восемнадцатилетию она собиралась приурочить путешествие через Атлантику к разрастающимся с каждым годом Мехико и Гаване, куда стекались художники и артисты с обеих Америк.
Поездку планировали несколько лет, и почти каждый день Валери напоминала отцу о том, как она устала от холода, от этого свистящего ветра, от этого города, в котором, кроме порта, не на что смотреть. Линдо – это не название, а очень глупая шутка спонсоров. Ей всегда казалось, что жизнь похожа на пестрого осьминога с длинными щупальцами, которые то сжимались, то растягивались, чтобы дотронуться до как можно бо́льшей части Земли. И Валери была уверена, что даже концы этих щупалец были неимоверно далеко от того места, где находилась она. Это очень угнетало.
Долгожданное путешествие состоялось. Гремит победы звон! Ничего не гремело. Кроме грома. Особенно когда они причалили в родном порту и бежали к зданию под градом холодных капель. Валери, умело законсервировав в голове все полученные впечатления, питалась ими еще несколько месяцев. Она часто садилась в кресло и перелистывала альбом с фотографиями, мысленно переносясь в то место, которое видела на черно-белом матовом отпечатке, ощущала то живое тепло, слышала быструю речь людей, чувствовала вкусы и запахи. Ей нужно было растянуть это удовольствие, нужно было помнить, что она жила, жила не так, как люди вокруг, в этих никому не интересных недогородах. И все равно, что теперь жизнь будет становиться все хуже, а денег – все меньше. Главное то, что она жила, а ради этого стоило потерпеть.
Альберт Астор вернулся из поездки, которая отняла у него миллионы нервных клеток, уставшим, больным, забытым многими и уже далеко не таким богатым. У него либо не хватило силы воли, чтобы преодолеть все передряги, посыпавшиеся на его голову, либо он настолько разочаровался в самом себе, что потерял надежду на то, что их жизнь станет лучше. Они посовещались и решили, что лучше будет продать дом и переехать в город поменьше. «Не сидеть же всю жизнь на одном месте!» – такой была официальная причина их переезда. О реальной знали только они двое. Альберту предложили работу в мэрии с возможностью удержания контроля над старым бизнесом через посредника, и они сразу же перебрались на острова.
Часы пробили восемь. Солнце садилось, и комната была окрашена в оттенки красно-фиолетовой гаммы. Смазанные цветовые пятна медленно перемещались по стенам, делая их похожими на полотно для показа старого фильма, и постепенно теряли яркость. На улице уже темнело, холодный сумрак разливался по улицам, стекал с крыш соседних домов, подползал к фонарям, утверждая их свет в наступающей ночи. Окраины города мирно засыпали под голоса в телевизорах или под унылые завывания эстрадных див, а клуб «Веранда», например, только начинал жить: музыка гремела на весь квартал, в котором почти не осталось жилых домов, из окон пробивалось мерцание разноцветных фонариков, гирляндами опоясывавших стены; возле главного входа, как всегда, толпились юноши с девушками, пытавшиеся высмотреть свободный столик и окунуться в атмосферу безнадежного веселья, спасавшего их от скуки и однообразия провинциальной жизни.
В отцовском кабинете находились их лучшие книги, но Валери в тот момент не хотелось даже подходить к ним. Некоторым людям свойственно увлекаться книгами так, что они открывают одну и полностью погружаются в нее, и когда им приходится прервать чтение, не могут вылезти из той системы координат и переносят все, что могут, в реальную действительность – вплоть до перипетий сюжета и имен героев. Валери не могла назвать себя одной из них, но что-то сближало ее с таким типом людей – найдя в книге формулу какого-либо явления или события, она всеми силами пыталась смоделировать то же самое в реальности, вкладывала все силы в построение дворца на песчаной почве. Но делала она это не для того, чтобы утвердить в реальном мире книжные принципы – совсем наоборот, она каждый раз наблюдала разрушение этого «волшебного дворца» фиктивной действительности, видела неприменимость формулы в реальности и каждый раз убеждалась, что лучше отбросить книги и начать решать настоящие проблемы. Например, пыльный угол в коридоре. Или происхождение слова «паралич». Или проверка на подлинность акцента диктора.
