Она так давно здесь не была.

Лондон иного мира был окраинами до боли похож на её родной Лондон: те же узкие переулки, букинистические магазины, запах тумана и степенная важность жителей. Центр же представал совершенно иным: яркий, шумный, трубящий о победе и заполошно торопящийся жить. В этом Лондоне не было ни площади Гриммо, ни «Дырявого котла», ни Косого переулка.

Ни крупицы когда-то привычного магического мира.

И всё же как похож…

Настолько, что на миг её кольнула больная надежда: он может быть здесь, в этом мире. Кольнула — и исчезла с молчанием поисковых чар.

Она посетила Литтл Уингинг и домик на Тисовой, но предсказуемо не нашла ни своих родственников, ни их следов. Все знакомые адреса встречали её другими людьми и совершенно иными судьбами, бесконечно далёкими от войн магического мира.

Этому миру хватало своих войн.

Супергерои и суперзлодеи, пришельцы, тайные организации, мутанты — от всего этого у неё шла кругом голова и холодели кончики пальцев. Что делать в чужом непонятном мире без связей и денег «мутанту», единственному в своём роде?

Впрочем, она и на родине была единственной.

Девочка-которая-выжила, Глория Поттер, негасимый свет надежды. Чушь собачья. Магическому миру не нужна была надежда в мирное время — и он её растоптал, но только она понадобился — потребовал исполнить «священный долг».

Вспоминать об этом до сих пор было и смешно, и горько.

Магический мир только поначалу казался Глории доброй сказкой, где всё замечательно и тепло. Сначала Квиррел, а после и Кубок Огня отбили у неё веру в людей. Да и в нелюдей тоже. Возрождение Волдеморта, травля в газетах, пренебрежение, война, вечный, уже давно привычный голод и пустота внутри — это стало её обыденностью, ноющей, как старые шрамы в дождь, но уже не задевающей.

Она победила. Выжила. Снова победила и снова выжила, и все вокруг её полюбили — такую. С паническими атаками, шрамами, притаившимися под кожей клубками змей, с безграничной усталостью и огромной, пахнущей кладбищенским тленом магией. Опасную, замкнутую, живую.

Ну конечно.

Она не единожды возвращалась с того света, так-то, это не могло не оставить след.

Министерство тоже это понимало, и когда Глория решила покинуть магический мир, они были всеми руками «за». Им не нужна была героиня, сующая острый нос в политику, как лиса — в курятник. Её провожали чуть ли не с фанфарами и рукоплесканием экзальтированной толпы.

И всё было хорошо.

Глория поселилась в Лондоне — гуляла по узким улочкам, наслаждаясь свободной жизнью, посещала достопримечательности и интересные места. Она не планировала оставаться тут надолго, лишь попрощаться с родной страной и уехать как можно дальше.

Но на одной из прогулок встретила его.

Джордж привлекал её добрым нравом и умением видеть в людях лучшее. Только люди это самое «лучшее» в нём не видели, принимая вечный позитив за насмешливость и несерьёзность, а «полудружеские» подтрунивания — за сарказм.

Они познакомились, когда Глория пролила кофе на его кремовое пальто и, суетясь, оттоптала светлые ботинки. Ещё бы в лужу уронила, но, к счастью, Джордж успел вовремя ухватиться за столб. На хмурое «извините» он ответил яркой улыбкой и вопросом, отчего такая милая леди грустит.

Леди ответила что-то неопределённое о погоде и сама не заметила, как провела за интереснейшей беседой следующие два часа, а после согласилась снова встретиться.

Джордж был магглом, и Глорию это более чем устраивало.

Они съехались и остались в Лондоне, только перебрались ближе к пригороду. Но через пару лет магический мир решил напомнить о себе.

Очередная Трелони, очередное пророчество о Госпоже Смерти и поверившие ему идиоты. Глория плевать хотела на магический мир — но ровно до тех пор, пока магический мир не решил плюнуть в неё.

Огнём.

Адским. Огнём.

В тот вечер она задержалась на работе — последние посетители никак не хотели покидать их кафе, всё просили «ещё кружечку того божественного нектара, что у вас притворяется кофе». Глория тогда разговорилась с ними, наслушалась баек о студенческой жизни и твёрдо решила в следующем году пойти учиться. Но…

Она приехала слишком поздно, когда от дома остались одни угли, и среди чёрных обугленных силуэтов с трудом можно было найти сгоревшего человека. Пожарные ничего не смогли сделать с волшебным пламенем, только молиться, чтобы огонь не перекинулся дальше. Маги оказались не настолько безумными, чтобы из-за одной опальной героини сжигать целый квартал — огонь потух ровно в тот момент, когда на очерченной ровным кругом территории не осталось ничего, что бы могло гореть.

Глория нашла их всех. Каждого. Но что могла девчонка, пусть и героиня, прошедшая войну, после двухлетнего отказа от волшебства? Она помнила чары, но не успевала реагировать на сыплющиеся заклинания.

И умерла.

Впрочем, как говорил старина Дамблдор, смерть — это только начало приключения. И в её случае это действительно так. Смерть лично вышла встретить долгожданную гостью, но Глория не могла разглядеть ни её фигуры, ни её лица — только бесформенный туман.

— Добро пожаловать домой, Госпожа, — произнесла смерть, и её голос был похож на сыплющийся песок. — В прошлый раз ты так быстро меня покинула… Я очень расстроилась.

— Госпожа? Ваша госпожа? — удивилась Глория. — Я же… отказалась от Даров, даже мантию закрыла в сейфе.

— Такая юная, а такая боевая, — рассмеялась смерть скрежетом камня о камень, — ты мне нравишься. Пожалуй, я даже исполню твою первую просьбу бесплатно. Чего ты хочешь?

У Глории пересохло во рту. Чего она хочет? Мести, свободы, покоя, но больше всего…

— Я хочу, чтобы Джордж был жив. Мой Джордж.

— Ай, — отозвалась смерть, и в шорохе прозвучала доля вины, — я не могу воскрешать мёртвых, я всё-таки смерть. Тем более прошло время… И Адский огонь сжирает не только тело, но и душу… Мне жаль, но проси что-нибудь другое.

Глория прикусила губу до крови, сдерживая истеричные обвинения, и опустилась на колени. Ей казалось, что Джордж умер во второй раз, и снова — по её вине, из-за её прошлого и скелетов в потайных шкафах. Она задыхалась, хоть и не понимала, дышит ли вообще — здесь. Кружилась голова и мир сужался до узкого чёрного тоннеля.

— Нет-нет, не нужно так убиваться, обещаю, я найду тебе другого… Джорджа. Будет лучше прежнего!

— Мне не нужно другого, — зашипела Глория и сжала кулаки, — да что ты вообще можешь!

— О, я могу убить, — туман почернел и заклубился в человекоподобную фигуру, похожую на грозовое облако, — всех, всё и вся. Никто не сможет от меня уйти. Хочешь?

— Тогда убей… всех магов в Британии, которые причастны к нашим смертям. До единого.

Голову фигуры расколола пополам застывшая молния, и Глорию поглотила тьма.

Мир мёртвых стал её домом на долгие годы, а смерть — единственной собеседницей. Или собеседником. Глория могла уйти в любой момент, но не хотела — в мире мёртвых она нашла так необходимый ей покой, пусть и относительный. И там она почти не слышала голос совести — голоса людей, которых обрекла на смерть неосторожными словами.

Потому что по мнению смерти причастными стали все, кто хотя бы слышал о смерти Госпожи Смерти или о поджоге в пригороде Лондона. Взрослые, дети, друзья, враги — все, кого хотя бы из газетных заголовков коснулась эта новость. Магический мир Британии опустел.

Глория тоже хотела опустеть, очистить разум от памяти и сомнений, но смерть не отпускала — держала её на пороге, стерегла любые подступы к рекам Забвения пуще Цербера.

Цербер, кстати, в мире мёртвых тоже был. Даже десять — все милые, трёхголовые, клыкастые и воняющие псиной и гнилью так, что всё живое и не очень дохло на подлёте.

Иногда Глория от скуки учила их простым командам, отделываясь то откушенными руками, то оторванной головой, и неизменно появлялась — целая и невредимая — перед очами укоризненно вздыхающей смерти.

А иногда она засыпала, и смерть дарила ей счастливые и тёплые сны.