========== Пролог ==========

— Доброе утро, родная. — Он нежно касается её скулы губами и крадёт из-под ножа кусок помидора. Она хихикает:

— Ще-щекотно! Когда ты уже возьмёшься за бритву? — и делает вид, что не видит наглой покражи. В её зелёных глазах черти танцуют румбу, а нежные губы кривятся в притворной обиде.

Он демонстративно хватается за сердце:

— Тебе не нравится моя бородка? О жестокосердная!..

Она смеётся и толкает его в грудь плечом. Жёлтое солнце играет на белой отделке кухни, отражается от стеклянных стаканов и до блеска отполированных ножей. Она, тонкая, невесомая в светлом платье, кажется ему волшебной феей, непонятно за что полюбившей известного в широких кругах тролля. Он, тёплый, в одних пижамных штанах, без извечной брони сарказма и боли, кажется ей невероятно близким и родным.

Точно и не было…

Она смаргивает мелькнувшую мысль, запрещая себе рушить редкие мгновения счастья. Прижимается к его груди, близко-близко, так, чтобы нельзя было просунуть и волоса между ними. Он обнимает её за талию и подсаживает на кухонную тумбу. На пол летят пластиковая тарелка с помидорами и перья лука, она притворно вырывается и ворчит:

— У меня все руки в соке.

Он ухмыляется и ведёт языком от её локтя до запястья, слизывая прозрачно-розовые капли. Она чертыхается и обнимает его ногами. Заводит руки назад, опирается на столешницу, и нож катится к стене. Он целует её подбородок, шею, щекочет нежную кожу колкой щетиной. Она ёжится, шепчет в полустоне:

— Сто…

Он сцеловывает стон с её губ, накрывает ладонью.

— Тш-ш, ты её разбудишь.

Её удивление перекрывает резкий толчок, жар, поднимающийся из живота на шею и выше, выше — туда, где только небеса и бесконечный полёт. Она скрещивает ноги за его спиной и кусает пальцы, обещая взглядом все муки Адского Пламени, если он немедленно её не поцелует. Сейчас же.

Он понимает её без слов.

— Люблю тебя, родная.

— И я тебя люблю…

Позже он помогает ей встать на дрожащие ноги и нежно целует в висок, скулу, уголок губ. Молчит. Она улыбается и тянется за палочкой, чтобы убрать устроенный ими беспорядок. Палочки нигде не видно, и она хмурится, гадая, где же могла её забыть.

А, так вот же она.

— Позволим Морган сегодня поспать подольше? — говорит он и поднимает с пола помидор, небрежно вытирает о штанину. — Я так редко тебя вижу в последнее время.

— Морган?.. — растерянно шепчет она и не глядя хватает нож за лезвие, промахиваясь мимо палочки. Кожу и мышцы прорезает до костей, и кровь, тёмно-бордовая, густая, заливает доску.

— Пепс, ты что! Дай руку. О Господи, куда делась аптечка, когда она так нужна…

Палочка с громким стуком падает на стол.

— Пепс?

Она чувствует боль. Не в раненой руке, вовсе нет, — в груди сворачивается мерзкое тёмное осознание. Черты родного лица расплываются перед глазами — похоже на озеро, по которому ветер гонит беспокойную рябь.

Кровь вязко капает на пол, и мир застывает.

«Тебе понравился мой подарок, Госпожа?» — бестелесный голос сухо шершав, как могильные плиты.

Она смотрит в незнакомое смуглое лицо: странно выстриженная бородка, густые брови, чётко очерченные носогубные складки, тонкие губы. Застывшее лицо, искажённое паникой за неё. Или — за эту неизвестную «Пепс»? Скорее уж так. Она дёргает пальцами — одновременно хочет и совершенно не желает его касаться. Разгладить глубокую морщинку на лбу, вымарать панику из ярких коньячных глаз.

Он ведь действительно… так похож.

— Я не твоя Госпожа, — говорит она упрямо и почти жалобно. Светлая кухня расплывается тёмным туманом, солнечное утро сменяет вечная ночь мира мёртвых. — Я отказалась от Даров.

«Моя маленькая наивная девочка, — голос обретает объём и мужской низкий тембр, мягким выдохом касается виска. На плечи ложатся сильные горячие руки. — Дело вовсе не в Дарах. Дело в тебе самой».

Она закрывает глаза руками и горбится. Кровь пачкает светлое платье, чертит бордовые дороги по коже — от запястий и вниз. Она выдыхает едва слышно:

— Верни его обратно. Пожалуйста.

«Милая, — голос звучит укоризненно, но с иронией, и она наконец-то узнаёт эти интонации. Дёргается, чтобы обернуться и подтвердить свою догадку, но руки — левая цела, а правая в сизо-бордовых ожогах — не отпускают. Прижимают спиной к широкой груди, облачённой в холодный металл. — Я всего лишь исполнитель, не заказчик. Но, — губы касаются макушки, — если моя драгоценная Госпожа действительно этого хочет, я могу… кое-что придумать. Не бесплатно, конечно».

Она смотрит на застывшее в панике лицо незнакомого мужчины и пытается понять, стоит ли оно того. Он любит свою «Пепс», и у них, наверное, есть дочь… Морган. В груди становится тяжело и больно: они тоже хотели завести детей. Двух мальчиков и девочку, младшую, чтобы старшие братья могли её защитить. Они хотели поселиться в тихом домике на краю земли, там, где их никогда не найдут ни проблемы, ни людские склоки.

Но она оказалась бесплодна, а их домик сгорел дотла.

— Хорошо, — кивает она и касается холодными пальцами горячих рук на плечах. Всё равно ей уже нечего терять. — Покажи мне его смерть и отмени её. Я всё оплачу.

— Слово?..

— Слово Госпожи Смерти.

========== Глава 1 ==========

— А я так просто… Железный Человек, — Тони щёлкнул пальцами, и всё изменилось. Армия Таноса, схлестнувшаяся с объединённой армией Земли, застыла в странных позах, Мстителей и самого Таноса не миновала эта участь. — Что за?..

Двигаться мог лишь Тони. Ну, кроме его руки. Пальцы замерли в положении «волос от Щелчка», и как бы он ни старался их сдвинуть — ему не удавалось.

— Это и есть его смерть, Госпожа, — рядом с ним из тумана и пыли соткался… он сам, только искорёженный на всю правую половину тела, в сломанном МАРКе, полупрозрачный. Мёртвый. «Он» прижимал к своей груди женщину в светлом платье, и в её бесцветных глазах Тони видел только усталое смирение. «Он» ухмылялся. — Смерть благородного самоубийцы.

Тони оскорбился:

— Вообще-то я спасаю мир! А вы мне активно в этом мешаете.

— Какой разговорчивый.

Горло сжало чувство, будто он что-то забыл, и руки похолодели от животного страха смерти, и так сильно, остро захотелось жить. Женщина коснулась «его» щеки, и страх ушёл. Под кожей расцвело тёплое спокойствие, словно Тони только что проснулся в одной постели с Пеппер и можно совершенно никуда не спешить, дождаться пробуждения Морган и всей семьёй отправиться в какой-нибудь Диснейленд. Объесться чертовски вредной сладкой ваты, пряча «контрабанду» от Пеппер, смотреть, как Морган катается на пони, и проситься к ней в седло. Просто жить.

И ничего не знать ни о первом Щелчке, ни о втором.

«Он» широко улыбнулся, обнажая острые клыки — которых на самом Тони никогда не росло — и заботливо спросил у женщины:

— Ваше Слово твёрже мифрила, Госпожа? — И голос у «него» был его, Тони. Довольно противный, оказывается, если слушать со стороны. Нужно забыть такой тон.

— Верно, — отчеканила «Госпожа» и заглянула, казалось, в самую душу Тони. Тот озадачился: что за БДСМ-атмосфера? Он честный семьянин без подобных фетишей! — Оно твёрже даже твоего упрямства.

«Он» расхохотался, запрокидывая голову, и отступил назад, в последний раз погладив «Госпожу» по плечам.

— Да будет так, Госпожа! В качестве оплаты я обрекаю тебя на жизнь в этом мире. Не торопись обратно, я хочу успеть соскучиться.

Она шагнула к Тони и сжала его руку поверх Камней, внимательно, ищуще заглядывая в глаза. Тони видел в них своё отражение, пыльное и зелёное — явно не только из-за цвета её радужки…

Он вскинулся: разве?.. «Госпожа» обретала цвет: огненно-рыжие волосы, золотые веснушки, невероятно яркие зелёные глаза. Тони поразился: ей наверняка нет и тридцати, а глаза — как у человека, прожившего долгую, но не самую счастливую жизнь. Он открыл рот, собираясь прокомментировать это открытие, и не смог. Впервые в жизни — не нашёл слов, чтобы выразить свои эмоции. Только выдавил: