– Точное попадание. Ты росла в системе? – не подыграла Ли.

– Ну, чего ты вечер портишь, вредина! Да. Родственники делили меня, делили, из-за наследства, но так из детдома меня никто и не забрал. Видимо, никак не смогли приложиться к деньгам до моего совершеннолетия, и передумали. Я точно не знаю, было жутко страшно. Но, мама с папой учили меня с юмором смотреть на жизнь, и я справилась. А как ты поняла, что я из коробки?

– Ты так это называешь?

– Коробка в коробке. Сидишь, как игрушка на витрине, ждешь, когда на тебя повяжут бантик. Делай так, говори это. Тьфу. Бред.

– Согласна, это было и есть жутко бредово. Я предположила только, что ты из коробки. Такой вид у тебя независимый, взгляд уверенный, осанка. Мне показалось, что тебя ничто не сломит. Ибо, все страшное, уже позади.

– Спасибо, это очень приятно, – засмеявшись, и отводя взгляд, ответила Алекс.

– Я не флиртую, снова повторюсь! Ты совсем не в моем вкусе. И дело не в шрамах. Не люблю рыжих.

– А у меня что, где-то на лбу написано, что я рыжая? – удивилась Алекс.

– Я на фото сразу поняла. Глаза прозрачные, ну, в смысле, голубые, но холодные, как стекло. Кожа бледная, волосы… подразумеваю, что-то между русым и блондом. Такая ты неопределенная, бледно-рыжая, да? – гадала Ли.

– Это вот кто у нас достойно рыжий, – переводя взгляд на сына, смеялась Алекс, – А все сказанное – то прямо про меня. Но, я с юности, как выбрала, быть блондинкой, так и не меняла ничего. Так, мне кажется, меньше заметно, что я рыжая.

– А по мне, так тебе больше подойдет сочный каштановый. Ты расцветешь, вот поверь на слово. И ты смелая. Достаточно смелая, чтоб прийти со мной на встречу. Значит, можешь и свой цвет волос, слегка приукрасив, достойно носить. Быть собой намного проще и круче, детка.

– Ты снова лечишь? Я еще, детка, не оплачивала первый сеанс, – смеясь, заметила Алекс.

– А знаешь, чего я удивилась, когда ты сказала, что тебя назвали в честь певицы? Ибо, меня тоже.

– Что, тоже зовут Алексис? – совсем рассмеявшись, спросила Алекс.

– Нет, конечно, – отсмеявшись, ответила Ли. Имела в виду, что меня тоже назвали в честь певицы.

– Какая-то ваша японская исполнительница? – первый раз встретив кроме себя обычного человека со звездным именем, удивленно спросила Алекс.

– Наоборот! Не наша, а ваша. Линда. Знаешь такую?

– Вот это да! Знаю, само собой. У меня родители по прежней музыке загонялись. «Наутилус Помпилиус» включали мне вместо колыбельных… Твоя, конечно, круче моей. Сразу видно, рок, – сказала Алекс и показала двумя руками, известные жесты.

– Вот и у моих с Линдой вроде подобная же история… Она в четвертом поколении с нами… Слушай, побудь с Мэтом, я сейчас приду. С самого начала пытаюсь это сказать! – договорила Ли, уже убегая. Она схватила огромную книжку раскраску из серии арт-терапии, которые, конечно, больше всего подходят взрослым людям, а не маленьким мальчикам. Джоанна Бэсфорд в нескольких своих книжках стояла и дома на полке Ли – никакие обновления не могли заменить бумажные книги и издания. Но, зная грандиозность подхода этой художницы, Ли просто не могла смотреть на что-то другое, пусть и более подходящее по возрасту. Надеясь, разбить лед, между ней и крохой, схватила самую огромную пачку цветных карандашей старой немецкой марки Faber-Castle, и не оплачивая, примчалась к столику. Мэтью сам снял курточку и шапку с варежками, еще когда Ли с Алекс болтали. Уселся рисовать на столе-планшете пальцами. Но, как только увидел Ли с настоящими карандашами, глаза его разгорелись и он забыл про свое стеснение.

– Лин, спасибо, но не нужно было, – вставая сказала Алекс.

– О, это не от меня, это от Джареда. Он просил купить Мэтью что-либо. Напомни только, оплатить на выходе. Я художница, и прости, не могла покупать всякую чепуху. Знаю, что ему не по возрасту, слишком мелкие детали. Но, пусть даже просто чирикает уже со вкусом.

– Мэт, скажи тете Лин спасибо… Ишь, схватил, как в первый раз видит! – хмурилась Алекс и тихо добавила только для Ли:

– Могла бы и предупредить, нельзя так баловать детей. Я могла у него что-либо выменять на такой подарок. Он не любит оставаться с няней, а я иногда так хочу погулять!

– Прости, я подумала, что если я тебя спрошу, то ты либо вовсе мне запретишь, либо попросишь купить не то, что я бы сама хотела. В общем, дорогуша, даренному коню в зубы не смотрят!

– Да, я смехом, спасибо, конечно!

– Карточка Джареда еще у меня, давай теперь вместе выберем подарок на потом, – предложила Ли, воодушевленная детской радостью. – Знаешь, я так хочу детей, что мне кажется, я бы вообще сейчас твоему пацану весь магазин скупила, если бы у меня такие деньги были… хотя у Джареда может и есть. Он, та еще темная лошадка.

– Притормози. А то я сбита с толку. Ты мне нравишься, очень. Но, я не поняла, ты кем меня видишь? Постоянно говоришь, что не флиртуешь. А потом такие подарки и предложения первой встречной говоришь, мы даже толком не знакомы.

– А я и не флиртую. Сейчас вот и познакомились! Просто у меня розовая лихорадка по детям, а знакомых с детьми я до этого избегала. Понимаешь, мы с Даллой раньше не хотели детей, у меня паранойя на счет внешности и моего тела. А Далла так вообще точно не знает, может ли она забеременеть и родить. Мы десять лет назад решили, что нам детская тема не интересна и отнесли себя к чайлдфри. С учетом того, что мы и без того странная парочка, то это капля в море. И до недавнего времени, я даже не подозревала, что одна капля способна поднять цунами.

– Что такое чайлдфри, я не знаю, но исходя из контекста, так понимаю, как слышится, так буквально и переводится, да? – уточнила Алекс.

– Да. Есть разновидности людей в нашем движении. У каждого своя причина и свои сахарозаменители, если можно так выразиться. Но, ведь, любой здравый человек, даже из наших, понимает, что это не нормально, не желать детей, особенно теперь, когда их не каждый себе физически может позволить. Мы можем выдумывать сотни причин. Искать тысячи отговорок. Собираться в миллионные организации и сообщества. Но, сути это все не поменяет: мы просто где-то ранены на столько, что не способны принять правды о себе. Сама природа заложила в нас функцию размножения. И знаешь, я до сих пор предохраняюсь всевозможными неопасными средствами. Вот, правда, спроси меня про контрацепцию что угодно, я тебе расскажу!?

– Мне уже не надо, спасибо, я знаю, о чем ты.

– Вот, то-то и оно, что подавляющее большинство женщин теперь говорит одинаково и понимает своих с полу слова. Многие из нас могут родить? Печально, но нет. Тебе повезло! – распаляясь и не понимая лица Алекс, говорила Ли чуть ли не с пеной у рта… – А я даже не пыталась ни разу, проверяюсь вот уж пол года как, ведь у меня возрастной бзичек все назойливее в дверь стучит. Всю жизнь так тряслась над своей талией и попкой, над своей безупречной кожей, а мне, извините, уже не двадцать! И даже, блин, не тридцать! Я по-прежнему выгляжу так же аппетитно, как и раньше. Да, я своим видом перед зеркалом могу себя возбудить! Многие могут этим похвастать после тридцатилетней эпидемии? Но, мне вдруг захотелось детей. И я даже уже не переживаю, что станет с моими сексуальными сисичками! Далла говорит, что я чокнулась. Всю жизнь я даже детских тем в разговорах избегала. А теперь готова рожать сама. Что за фигня? Так разве может судьба подлянки делать?

– Может, может, Лин. Успокойся. Давай, в другой раз, пусть Мэт спокойно спит по ночам, – почтит без укора, но точно с надеждой на понимание, предложила Алекс.

– О, прости, я же говорю, у меня даже инстинктов в данной теме нет. Но, мне приспичило, и я больше ни о чем не могу думать. Слушай, мне кажется, мы не просто так с тобой познакомились. Ты поможешь мне, а я тебе.

– Я тоже так думаю. Только, вот, не знаю, как тебя спросить…

– Прямо.

– Как на счет второй встречи, только теперь точно тет-а-тет? – с надеждой предложила Алекс.

– Я всеми руками и ногами «за», поболтаем по душам. А сейчас пойдемте, выберем что-нибудь от дяди Джареда для Мэтью?