– Лембой! – выдохнуло оно, и лес снова погрузился в шелест дождя.

Когда стихия уляжется, местные увидят, что за ночь молния ударила в три дерева. Макушки их обуглились. Сами деревья какое-то время еще росли, но не вверх, а вширь. От этого стволы их пошли закручиваться. «Свиль напала», – шептали старики и больше не пускали в этот лес детей за ягодами. «Деревья лембоя», – окрестили их бабки и стали зорче приглядывать за внуками. Потому что там, где появляется лембой, пропадают дети.

Дождь все шел и шел. День, ночь и опять день. Он стучал по крыше дома, убивая все другие звуки. Мокрый ветер бил в окна, жесткой теркой проходил по стенам.

Славик гремел пластмассовым конструктором – строил из лего замок и злился. В деревню привезли не весь набор. Как всегда торопились, мама ругалась, находя и тут же теряя нужные вещи. Славик отказывался собираться сам. Поручили Марте. Делать этого не хотелось. Она ногой запихнула разбросанные детальки в коробку, выставила ее в коридор – готово.

В первый же вечер, когда Славик высыпал конструктор, выяснилось, что Марта еще тот помощник. Сначала брат расстроился, а потом разозлился, раскидав лего по кухне. И теперь уже несколько дней собирал башенку из оставшегося. Башенка все время падала. Деталек становилось меньше – они улетали в темные углы и под стол. Там их задвигали ногами подальше, чтобы не мешали. Они и не мешали больше никогда.

– Ну Славик, – протянула Марта из кресла.

Она ждала вялого соединения интернета – в кресле он более-менее ловился. Поэтому уйти не могла. И сдвинуться с места, чтобы дать мелкому подзатыльник, – тоже. Связь могла ускользнуть.

Из-за дождя телефон еле ловил, на улицу не выйдешь, все раздражало.

Лампочки мигали с утра, как началась гроза, потом свет выключили. Сейчас дали, но от этого легче не стало – связь плавала. Утекала вместе с дождем в Хашезеро и купалась там, горя не зная. А люди мучились. Сидели дома. А дома две книги и неработающий телевизор. И еще мама, у которой от плохого настроения подгорают блинчики. И брат, у которого вместо головы деревяшка, гремит, и хоть бы что ему.

Марта отбросила телефон – картинка в инсте так и не загрузилась. Башенка Славика рухнула. Детальки ловко прискакали маме под ноги.

– А, чтоб тебя леший забрал! – ругнулась мама. – Провались тут все к чертям собачьим! Достало все! Слава! Да будь ты проклят, что ты творишь?

– Не леший должен забрать, а Тоторо, – спокойно отозвался Славик, вновь водружая детальку на детальку.

– Да уже хоть кто-торо, – со вздохом сказала мама и поставила на стол тарелку. – Есть идите. Будете с кефиром. Все равно холодильник потек.

Свет погас.

Не будь дождя, свет и не нужен. В Заонежье в начале июля ночи светлые. До полуночи солнце тягуче уходит за озеро, оставляя после себя долгий сумеречный послед, а через пару часов показывается опять. Словно и не уходило. Но сейчас дождевые облака поглотили свет, и было темно по-настоящему. Как осенью.

– Вот принесла нас сюда нелегкая, – прошептала мама, глядя на лампочку в люстре. – Чтоб всем этим электрикам икалось по пятницам.

На мгновение Марта подумала, что от маминого полного ярости взгляда лампочка непременно должна загореться. У стеклянной колбы просто не было шансов, мегатонная мощность маминой ненависти зажжет что угодно. Но лампочка так и осталась темной. Мама пошла к окну. Наверное, решила взять объемом – сразу облака пробить. За ними солнце. Сейчас не верится, а оно там точно есть.

Славик и Марта уставились на маму, ждали чуда. Чуда не произошло. Мама долго смотрела в сырость заоконья. Облака силе ее взгляда тоже не поддались.

– Так, давайте, – мать отлипла от окна, – дуйте мыть руки и ужинать. Проживете сегодня без телефонов, и то хорошо.

– В телефоне фонарик, – напомнила Марта. Хотя на такую ерунду тратить ценный заряд она не собиралась.

– И без фонарика.

Марта нехотя выбралась из кресла. В нем было уютненько, так бы и просидела весь вечер. Когда живешь в деревне, твои жизненные планы сжимаются от глобального – вместе с Маском полететь на Марс – до минимума – остаться в кресле, смотреть на стену, слушать мух, бьющихся в стекло, водить пальцем по трещине в подлокотнике.

– Ладно. – Мама достала из комода чашки, выставила их на стол. – Чайник я вскипятить успела. Что пить у нас есть. Ночь продержимся. А утром свет дадут.

Она не договорила, что будет, если свет не дадут. Потому что если света не будет, наступит катастрофа – у Марты в телефоне заряда на одну рисочку. Проверила. Так и есть. Еще и связь ушла. Остались экстренные вызовы. А ведь просила мать купить пауэрбанк, сейчас бы жила без забот, с освещением бы помогла. И чего она раньше телефон не зарядила? Лень было вылезать из кресла, Славик еще со своим конструктором… Что бы ему исчезнуть куда-нибудь на часик? Ведь стоило ей шевельнуться или спустить ноги на пол, так сразу бы началось – помоги найти, принеси.

Мать словно прочитала ее мысли о брате и приказала:

– Славку найди и гони мыть руки.

Сама же она пыталась что-то найти в своем телефоне. Хмурилась. Нет, мамочка, у тебя связи тоже нет. Или думаешь, раз ты взрослая, у тебя все должно быть по-другому?

Пока Марта радовалась, что в кои-то веки у мамы все как у всех, а не по-особенному, забыла, зачем встала, и решила вымыть руки. Ужинать звали. Рукомойник – пластиковая чаша с носиком – был прибит около двери. Вода из чаши выливалась, когда по носику снизу били ладонью. Бульканье воды прочистило голову. Не зря японцы всякие фонтанчики устанавливают, сады камней сооружают – это организует мысли. Им в семье тоже не мешало бы что-нибудь организовать, а то сплошная разруха.

Так, Славик. Его надо найти. Теряться – это самое любимое занятие брата. Он может в мгновение раствориться в воздухе и оказаться… да где угодно может оказаться. Но только не там, где ты думаешь, что он есть. Тем более в темноте. В темноте любой спрячется так, что не найдешь. А значит, шансов обнаружить Славку ноль.

Марта встряхнула мокрыми руками. С удовольствием вспомнила слова бабы Моти, что от этого цыпки появляются, и толкнула дверь на террасу. Цыпки-дрипки, тут от самой жизни рога вырастут и копыта образуются, чего уж о красоте рук волноваться.

С террасы пахнуло дождем.

– У нас сегодня что? – крикнула мать.

– Пятое.

Почему Марта так легко вспомнила дату? На каникулах она живет днями недели. Сегодня среда. Точно, среда. А число? Кто-то ей про дату говорил. Фей, что ли? Нет, этот не заходил. Для дураков погода нелетная.

Большая холодная терраса смотрела на Марту десятком квадратных серых окошек. Мир полнился тяжелым серебряным отсветом.

Пол на террасе скрипит. Первый шаг – глухой звук, второй – звонкий, третий – уханье с прогибом, доска вот-вот треснет. Намокшая входная дверь припаялась к боковой планке. Марта надавила плечом, выпала на крыльцо.

Дождь шел. Больше никто не шел. Далекая калитка еле просматривалась. Все было затянуто серой пеленой и тоской. Тоже серой. На крыльце Марта чуть не споткнулась о разбросанные сапоги мелкого. Ну Славик, ну получит он от нее. Марта вгляделась в действительность. До забора тьма, после забора тьма. И никакого движения. От озера тянет болотом.

Она почесала голую ногу, вернулась на террасу, на цыпочках проскочила к двери в дом.

Кухня тоже терялась в сумраке. От окон шел призрачный свет, не позволявший ничего толком рассмотреть. В такие моменты представляется, что ты в сказочном королевстве.

– Где Славка? – выплыла из темноты мама. – Все остынет, греть не стану. Газ будем экономить. Может, это конец света и мы навсегда тут застряли.

– Не нашла я его, – буркнула Марта, с ногами забираясь на лавку. Блинчики горкой возвышались на тарелке. Когда присутствуют блинчики, о чем еще можно думать? Только не о младшем брате.

– А ты чего села? Славка-то где?

– Не знаю я где. – Марта сунула блин в рот. Жующий человек должен быть за столом, его нельзя гнать обратно под дождь. И потом: «Когда я ем, я глух и нем». В школьной столовой висел такой древний плакат. А древних надо слушаться.