— Погоди, Агнешка, — смутился Реймонд, даже попробовал оттолкнуть руку девицы, но та вцепилась, словно клещами.

— Пойдём, пойдём, что ты нашёл в этой бледной уродине? — не унималась Агнешка.

— Бледной уродине? — воскликнула вслух Агата. — От кого я это слышу?! От размалёванной потаскушки?!

— Зато с нормальным телом! — Агнешка выпятила выдающиеся части этого самого тела.

— С-спокойно, не надо ссориться, — запинаясь, выговорил Реймонд. — Это моя старая подруга, Агнешка, так что цыц!

— Да уж видно, что не молодая, — проворчала под нос Агнешка, ещё сильнее прижимаясь к Реймонду.

Вокруг гремела пирушка, Агату уже раза три толкнули и раз пять попробовали отправить за пивом. Но она смотрела только на Реймонда, даже не думала двигаться с места.

— Реймонд, ты почему мне соврал, что будешь готовиться к экзамену вместе с Милошем? — спросила Агата. — Где тебя всё время носит, что не видно на лекциях? Пьёшь да гуляешь? А к экзаменам кто готовиться будет? Это что, получается, ты мне всё это время врал?

Агата сама не заметила, как завелась, и почти орала, уперев руки в бока, благо шумная атмосфера гульбища располагала к крикам.

— Ну, вот и ничего не уродина, смотри, какая горячая! — весело воскликнул Реймонд, обращаясь к Агнешке, которая всё висела у него на руке и, кажется, готова была уснуть. — И подержаться есть за что!

Рука его недвусмысленно протянулась к той части Агаты, которая обычно превращалась к вечеру в блин от сидения над учебниками и расчетами. Сам Реймонд при этом придвинулся, обдавая Агату густым перегаром, и в голове внезапно всплыли давным-давно, в прошлой жизни читанные слова: «…заклинаю тебя, непутёвый мой внук: не полагайся ты всегда на свои любимые иллюзии! Заклинание шока кажется на первый взгляд заковыристым и неудобным, но когда тебя повалят и насядут сверху в очередной кабацкой драке, ты с благодарностью вспомнишь мои наставления…»

Руки Агаты сами собой сложили два знака, неспешно, спокойно, словно на тренировке, а в лицо Реймонду устремились слова заклинания:

— Сансасионел ак чок!

Реймонд словно вспыхнул, засветился от бегающих по нему искр, и затрясся, как припадочный. Агнешка заорала истошно, отпрыгнула, но пара искр достала и её, повалила куда-то под стол. Вокруг завыли, захохотали пьяные студенты, со всех сторон неслись поучения Реймонду «не разевать штаны на двух девок сразу», но Агате было не до того. Её словно ударило под дых истощением, в глазах потемнело, желудок рванул наружу.

Кое-как удержавшись, она выпрямилась, ощущая, как дрожит всё тело. Напротив выпрямился дрожащий Реймонд.

— Дура! — крикнул он. — Спятила что ли?

— Сам дурак! — крикнула Агата в ответ, и в глазах потемнело. — За ум возьмись!

— Сама за него берись, ведьма-недоучка! Я лучше подержусь за что-нибудь мягкое и приятное!

— И возьмусь! Я тебе помочь хотела!

— Себе помоги, недоучившаяся ведьма! — Реймонд явно увидел, как её задели его слова, и с удовольствием их повторил.

Темнота перед глазами — не от истощения, от обиды, от душащих слёз.

Агата пришла в себя через три улицы и то только потому, что ноги окончательно подогнулись, а слёзы закончились.

— Панночка, — приблизился какой-то пожилой пекарь, — панночка, с вами всё в порядке?

Тут он остановился, разглядев лицо Агаты, а также знак университета.

— Лучше не бывает! — зло выкрикнула она.

Понимала, что пекарь тут ни при чём, но остановиться не могла.

— У ведьм всегда всё хорошо! Даже у недоучек!

Наперекор всему, слабости и недержащим ногам, она поднялась, выпрямила спину и пошла домой. Её ждала комнатка в общежитии и гора книг.

И больше никого.

«Ну, доброе утро, недоучившаяся ведьма», — мрачно усмехнулась Агата, останавливаясь перед зеркалом и привычно наводя утренний марафет.

Прошедшие три с половиной года выдались трудными.

В городе часто появлялся пан Вашневский, возле университета то и дело мелькали его люди. Внутри Агата чувствовала себя в безопасности, но наружу выходить не рисковала. Вряд ли её сил и умений хватило бы, чтобы отбиться от тройки опытных воинов. К тому же с пана Вашневского сталось бы и мага нанять. Много ли надо, чтоб скрутить недоучившуюся ведьму?

Перекинув волосы через плечо, Агата плавными, до автоматизма выверенными движениями принялась плести косу. А сама тем временем смотрела на своё отражение, находя всё новые неприятные изменения.

Она изменилась. После того как в конце первого года обучения Агату чуть было не завалил на зачёте подкупленный Вашневским аспирант, она стала панически бояться любых экзаменов. И готовиться к ним с какой-то исступлённой страстью сражающегося за свою свободу человека. Ценой за это стали ссутулившиеся за библиотечным столом плечи и бледная кожа — прогуляться в университетский парк Агата заставляла себя выходить от силы пару раз в месяц. Вокруг глаз залегли морщины, и со стороны казалось, что студентка Войцеховская то ли постоянно куда-то вглядывается, то ли о чём-то напряжённо размышляет.

Черты её лица стали острее и резче, речь — сухой и чёткой. Агате не с кем особо было болтать по пустякам. С другими студентами она виделась лишь на занятиях и в столовой, но и с ними тоже на близкий контакт не шла, опасаясь подсылов Вашневского. Впрочем, никто особо и не стремился: за прошедшие почти четыре года все уже были в курсе непростого её характера и опасались изредка бросаемых Агатой едких и хлёстких комментариев.

Закончив плести косу, Агата ещё раз критически себя осмотрела и сухо кивнула:

«Недоучившаяся ведьма готова к новому дню».

Эти обидные слова, брошенные Реймондом в сердцах в день их ссоры, стали своеобразным девизом Агаты, подхлёстывали её каждый день, не давая расслабиться. За прошедшие годы её силы выросли едва ли не втрое, но всё ещё оставались смехотворными. Агата знала, что такой, как она, никогда не предложат стоящей работы. В отличие от её однокурсников, половина из которых уже нашли себе нанимателей. Поэтому, когда преподаватели хвалили свою лучшую ученицу, Агата лишь сухо кивала. Высокие оценки не прибавят ей магических сил. Она всё ещё недоучившаяся ведьма.

Подойдя к красному углу, Агата поклонилась и сотворила знак Спасителя, привычно коснувшись кончиками пальцев золочёной иконы.

— Спаситель, благодарю за новый день. Молю, укажи мне дальнейший путь.

Икону эту, их семейную реликвию, привёз пан Войцеховский, её отец.

Когда Агата только готовилась к побегу в Вагрант, забрать с собой святыню она не решилась и первый год довольствовалась обычной бумажной копией, купленной в местной церквушке. Затем в университет впервые приехал пан Войцеховский.

Агата поморщилась, вспоминая тот тяжёлый разговор. Получив её жёсткий отказ вернуться домой, отец в сердцах назвал её гулящей девкой и обещал публично отречься от такой дочери. Агата чётко помнила ту минуту. Как встретила взгляд отца сухими глазами. Как схватила его за руку и в ответ на попытку вырваться приложила слабым шоковым заклинанием. Как отволокла за собой следом на конюшни и молча вошла в загон к единорогам. По счастью, мэтр ван дер Хорт оказался рядом и смог растолковать пану Войцеховскому, что происходит, и рассыпаться в уверениях, что лучшей ученицы, чем его дочь, не было у мэтра за все двадцать пять лет работы в Вагранте. Агата была ему благодарна, что не пришлось ничего говорить самой. Слишком она тогда боялась разрыдаться.

Впрочем, какой бы замечательной ученицей Агата ни была, бестиолога из неё получиться не могло: слишком мало сил, чтобы усмирить даже обычного тролля или речного петельщика.

Тогда пан Войцеховский уехал молча. А вернувшись, привёз оставленную Агатой икону и сообщил, что разорвал её помолвку с паном Вашневским.

Вынырнув из невесёлых воспоминаний, Агата села за стол и придвинула к себе лист со списком сегодняшних дел.