Ей должно быть стыдно. Стыдно за то, что она не была достаточно умна, чтобы защитить себя в тот момент, когда осознала, кем он являлся. За то, что Вайолет хотела ощутить его руки на себе. За то, что хотела повсюду — на каждом сантиметре своего тела. Позор.

Она грубо вырвалась из его рук, за исключением ее груди, которая прижималась к его, пока она пыталась замедлить свое дыхание. Зак отступил, чтобы посмотреть ей в лицо и, вздрогнув от того, что там увидел, отпустил ее.

Не говоря больше ни слова, Вайолет, отвернувшись, тихо поднялась по лестнице.

Уперев свои руки в бока, и даже не пытаясь скрыть стояк, Зак смотрел, как она удалялась. В отчаянии он стиснул челюсть. Быть с ней, касаться ее было похоже, будто он принял какой-то абсурдно потрясающий наркотик, который заставлял его хотеть только одного: быть голым, наблюдать, как Вайолет откидывает голову назад во время оргазма, пока он снова и снова в нее погружается.

Зак услышал, как дверь наверху захлопнулась.

— Черт! — зарычал мужчина, ненавидя себя за то, что хотел ее до такой степени, что едва мог думать о чем-либо другом.

Жар от волнения коснулся кожи, его эрекция неудобно, болезненно пульсировала напротив его джинсов. Он сделал глубокий вздох, пытаясь игнорировать то, как сильно ее хотел и думать о чем-то другом, кроме того, какими будут ее соски на вкус, какой влажной и горячей она когда-то была для него, и как Зак ощущал себя, заполняя девушку. Мужчина провел ладонью по потному лбу и поправил штаны, пытаясь устроиться поудобнее, но это не помогло.

Не найдя другого выхода, Зак подошел к входной двери и открыл ее, благодарный за прилив холодного воздуха, который охладил его разгоряченную кожу, сначала почти болезненно, а затем облегченно, когда его тело начало расслабляться. Только тогда Зак подумал о чем-то другом, что пробралось в его сознание, каким-то образом минуя его бушующую, настоятельную страсть: ее лицо, когда он сказал ей, что хотел ее.

На лице Вайолет появился стыд, а ее глаза сказали все остальное: убери свои неприличные, татуированные рокерские руки от меня. Она сверлила его холодными, яростными глазами его, и он не мог примирить их с увеличивающимся жаром ее тела. Почему? Потому что он сказал, что хочет ее? Это оскорбило ее деликатные чувства?

Я больше недостаточно хорош для тебя, Гринвич? Теперь все дело в статусе и деньгах, да? Десятилетие со Смолли не принесло ей никакой пользы, это уж точно. Она превратилась из глубокого, чувственного поэта в испорченную, алчную продажную девчонку.

Как будто у тебя есть право говорить о ком-то, кто продал себя.

Закрыв дверь, Зак вернулся к огню и плюхнулся на диван, где сидела Вайолет. Кожа все еще была теплой, что рассердило его из-за того, как все только что закончилось. Он взял ее стакан скотча, поднес к свету, чтобы увидеть отпечаток ее губ, затем, поместив свои на этот след, выпил остаток напитка. Сегодня вечером она не собиралась спускаться, и это заставило мужчину чувствовать себя отчаянным, знать, что она была так близко и все же так далеко.

Ну, ее глаза могли говорить, что он недостаточно хорош для нее, но тело твердило обратное. Когда Вайолет сказала «в твоем паху», он понял, что она имела в виду какую-то угрозу, но вся кровь с мозга помчалась на юг, и мужчина потерял всякое чувство приличия и контроля, притягивая ее к себе как пещерный человек. И снова, как и ранее вечером, девушка не сопротивлялась, не отталкивала его в течение пары минут, позволяя ему клеймить ее рот и прикасаться к телу. Ей это понравилось. На каком-то уровне, Вайолет, должно быть понравилось ощущать его татуированные рокерские руки на себе.

Зак потянулся к своим волосам и снял черную резинку, надевая ее на запястье, затем провел руками по волосам, глядя на огонь. Аккорд ре-бемоль мажор заполнил тишину в его мыслях. Это был значимый звук для Зака. Это был подлинный ключ «Clair de Lune» (прим. перевода: название переводится как «Лунный Свет») Дебюсси, которая стала первым музыкальным произведением, взорвавшимся в пятилетних ушах Зака. Это было первое музыкальное произведение, которое потребовало его внимания. Оно изменило его душу и ход мечтаний.

Он видел, как Пес Рольф (прим.: Кукольный персонаж из семейства Маппетов) играл «Clair de Lune» в старом видео Маппет-шоу, и хотя, Медвежонок Фоззи (прим.: Кукольный персонаж из семейства Маппетов) делал какой-то бит с канделябрами во время пародии, Зак снова и снова перематывал видео, игнорируя глупости, полностью зациклившись на музыке. В последующие дни он напевал песню себе под нос, наконец, выбирая ноты для пианино в зале после церкви в следующее воскресенье. Когда директор хора вошел, чтобы увидеть маленького Зака, играющего сносную версию «Clair de Lune» без сборника нот или какой-либо другой, предыдущей музыкальной подготовки, вскоре, у него начались уроки игры на фортепиано. За ними последовало лето в Джулиарде в Нью-Йорке и, в конце концов, полная музыкальная стипендия в Йеле.

Потянувшись за своей гитарой, где оставил ее за диваном, он положил твердый футляр на колени и снял крышку. Внутри лежала его любимая акустическая гитара, которую Зак купил себе шесть лет назад, после того, как заработал свои первые десять тысяч долларов. Первоклассная концертная гитара «Хосе Рамирес Романтика» из светлого дерева, на которой была нарисована гирлянда красных и синих цветов, окружавшая резонаторное отверстие и бридж из темного немецкого красного дерева. Это была его самая любимая из трех гитар, которыми он владел, и единственный инструмент, сопровождающий его, куда бы мужчина ни направлялся. Зак вытащил ее из футляра и настроил струны на слух.

Мужчина закрыл глаза, очищая разум и желая пальцами вспомнить музыку, которую не играл годами: «Clair de Lune». Он начал перебирать ноты в традиционном, классическом стиле, который был его первым введением в гитарную музыку в отличие от бренчания. Пальцами Зак легко бегал по струнам, нажимая лады и вызывая легкий писк то здесь, то там от его расслабленной игры. Его легкие махинации в сочетании с романтическими аккордами заставляли гитару звучать как мандолина(прим.: Струнный щипковый музыкальный инструмент небольших размеров, разновидность лютни - лютня-сопрано, но с менее длинной шейкой и с меньшим числом струн), как что-то более старое и вневременное, когда печальные тона любви, потери и тоски завладели тишиной комнаты.

Когда Зак играл отдельные высокие ноты в конце первого раздела, тона были настолько высокими и чистыми, что их можно было перепутать со звуками арфы, и мужчина вздрогнул от боли и удовольствия от звука, неслышно устанавливая свои уверенные пальцы на четыре определенные аккорды. Он сделал глубокий вдох, прежде чем начал играть ритмичный, душераздирающий апреджио, его глаза горели под плотно закрытыми веками, когда парень подумал о лице Вайолет, после того, как поцеловал ее: такое знакомое, но более зрелое, она смотрела на него с недоверием и гневом. Мужчина вложил в игру пальцами свое разочарование, тихонечко двигая ими, молча, выжимая тоскующую жажду из струн, желание быть окутанным сожалением, опустошением утраченных шансов. И как бы грустно это ни было, это так же было... красиво.

Сколько времени прошло, как он играл что-то по-настоящему красивое? Действительно вдохновляющее? Зак быстро двигал пальцами во время разложенных аккордов, правой рукой двигая быстрее, чтобы не отставать от требований музыки, отчаяния, настойчивости, каскадом льющихся волн меланхолии. И затем он снова остановился, найдя тот самый оригинальный тонический аккорд ре-мажор на октаву выше, и повторил начало с подобранной на слух комбинацией ― свободой, которую его старомодный профессор из летнего лагеря в Джулиарде не одобрил бы.

Зак ухмыльнулся, но его улыбка исчезла, когда затормозил на финальных аккордах, стараясь прогнать изображение смущенного, раздавленного и разбитого взгляда Вайолет годы тому назад, когда он натянул джинсы и оставил ее одну в своей комнате в общежитии.