– Но у нее доброе сердце, я это вижу по ее глазам, – вступилась за Ильзу фрейлейн Гюссов. – И в одном я уже твердо убедилась: мы от нее ничего не добьемся строгостью. Но подавая пример любви и кротости, с одной стороны, и сумев заинтересовать – с другой, нам удастся со временем покорить ее упрямство.

– C’est tout à fait mon avis, mademoiselle[21]! – подтвердил месье Мишель. – Вы увидите, мадемуазель Маккет станет украшением нашего пансиона! Как прекрасно она говорит по-французски! Avec quelle élégance![22] – и старичок весь раскраснелся от восторга.

– Я от всей души желаю, чтобы вы оказались правы, – заметила фрейлейн Раймар и встала, показывая, что совещание окончено. – Но все-таки наша задача нелегка: нам понадобится много терпения и любви, чтобы помочь Ильзе Маккет стать вежливой и послушной.

И фрейлейн Раймар оказалась права. За обедом Ильза опять доказала, что не терпит ни малейших замечаний. Она держала вилку так, что ее пальцы почти прикасались к еде. Овощи и соус она ела ножом и вдобавок торопилась положить в рот такую горячую пищу, что ее невольно приходилось выплевывать, чтобы не обжечься. При этом она сидела сгорбившись и походила на проголодавшуюся обезьянку.

– Держи спину прямо, Ильза, – обратилась к ней фрейлейн Раймар. – Нельзя сидеть сгорбленной!

– Я всегда так ем! – нахмурилась Ильза.

– Ты хочешь сказать, что ты так ела раньше, друг мой. Теперь же тебе придется подчиниться общему правилу и вести себя за столом как следует. И ты дома так держала вилку и брала соус ножом, да?

– Да, – коротко объявила Ильза и дернула упрямо головой. – И папа никогда ничего не говорил мне, он только радовался моему здоровому аппетиту!

– А мама? Неужели она одобряла твои манеры во время еды и смотрела на все сквозь пальцы?

Ильза молчала. Она не хотела и не умела лгать, а между тем вспомнила, как часто фрау Анна делала ей замечания: «Сиди прямо, не болтай ногами, оставь нож…» и так далее. Ильзе эти нравоучения не нравились, и она объявляла, что совсем откажется есть, если к ней будут придираться…

Фрейлейн Раймар говорила так тихо, что никто, кроме Ильзы, ее не слышал. Пансионерки и не догадывались, что начальница делает Ильзе строгие замечания. При этом лицо фрейлейн Раймар не теряло кроткого и приветливого выражения.

Ей понравилось, что Ильза молчала и не пыталась спорить, и она продолжала более мягко:

– Ну, Ильза, со временем ты ко всему привыкнешь. Пройдет несколько недель, все шероховатости сгладятся, и нам не к чему будет придраться. Не правда ли?

– Я не знаю, – глухо промолвила Ильза, мрачно глядя в свою тарелку.

– А ты постарайся, дитя мое!

На это Ильзе нечего было возразить. Конечно, она была уверена, что ее снова страшно обидели. С какой стати не есть так, как хочется? Папа всегда говорил, что ему противны жеманные девушки. Тут ко всему придираются, за что бы она ни бралась! Как же ей быть? Ведь если и дальше все будет продолжаться в таком роде, то она умрет с голоду…

Вечером, когда обе девочки легли в постели и фрейлейн Гюссов погасила их лампу, когда все кругом погрузилось в глубокий мрак и тишину, Нелли шепотом окликнула подругу.

– Ильза, ты уже спать?

– А? Что такое? – откликнулась уже задремавшая было Ильза.

– Одеваться, только очень тихо. Мы сейчас открывать твой чемодан.

– Как же мы это устроим, ведь теперь темно! – возразила Ильза.

– О, не волноваться, я сделаю свет!

Нелли тихонько встала, в одних чулках подкралась к комоду, осторожно выдвинула ящик и вынула из него маленький огарок свечи. Найдя спички, она запалила его и загородила со стороны окна большой книгой, чтобы свет не мог их выдать.

– Хорошо? Теперь все видно? – спросила Нелли. – А теперь надо одеться немножко. Где твой ключ?

– Вот он, – Ильза вытащила его из-под подушки. – Только я сама открою, Нелли!

Нелли взяла огарок, бережно заслонила свет рукой, села на корточки и стала с нетерпением ждать появления сокровищ, которые вот-вот должны были обнаружиться. Но каково было ее разочарование, когда Ильза стала выкладывать из чемодана одежду! Никаких лакомств там не оказалось, – решительно никаких, а Нелли была такая сластена!

– О! Здесь нет cakes[23]? – спросила Нелли и стала выбрасывать тряпье из чемодана, чтобы пошарить на дне. – Ах! – вдруг вскрикнула она и вытащила руку. – Я порезать палец!

И действительно, из маленькой ранки у нее обильно сочилась кровь.

Ильза недоумевала: обо что можно было пораниться? Она сама запустила руку в чемодан, чтобы найти причину, и – о ужас! – вытащила разбитую банку: Нелли порезалась об осколок!

– А где же моя лягушка? Только бы лягушку найти! – с беспокойством пробормотала Ильза и стала собирать осколки.

– Что-о-о? Лягушка? It’s impossible! A frog![24] Ты уложить живую лягушку в чемодан! Как ты могла?! Бедная, маленькая лягушка наверняка умереть без воздуха!

Ильза наконец нашла свою любимицу. Конечно, она была мертва! Девочка положила ее на ладонь, хотела согреть своим дыханием, но все старания были тщетны – в лягушке не было больше жизни…

– Ты убить свою бедную маленькую лягушку, Ильза, – сказала грустно Нелли и взяла лягушку в руки. – Завтра мы хоронить ее в саду под нашей липой!

Ильза посмотрела на лягушку, и горькие слезы покатились по ее щекам. Она сама поймала и кормила ее, и так радовалась, что приручила… А теперь лягушка умерла по ее вине!

– Как глупо с моей стороны! – осуждала она себя. – И как это я не подумала, что она может задохнуться! Да, я слишком торопилась, собирая вещи!

Только перспектива похорон под липой немного успокаивала ее.

– Мы сделаем маленькую могилку, посадим цветочки и поставим маленький крестик из дерева. И напишем: «Тут лежит Ильзина лягушка. Она должна была оставить свою молодую жизнь, потому что из нее вышел весь воздух».

Эта забавная эпитафия так рассмешила Ильзу, что она улыбнулась сквозь слезы…

Чучело канарейки тоже сильно пострадало: головка была приплюснута, одно крылышко повисло… Нелли придала головке прежний вид и пообещала прикрепить крылышко.

– Не плачь, Ильза, завтра я приклеить это крылышко, и все будет all right[25]! Но что это есть? – спросила она, показывая на старое платье Ильзы. – Зачем ты привозить сюда это некрасивое платье? И эти страшные сапоги, такие грязные?

И в самом деле – зачем Ильза привезла их с собой, на что они ей? Этого Ильза и сама не знала, но ей стало досадно, что Нелли осмеяла ее любимый костюм.

– Ах, ты ничего не понимаешь, – сказала она и вырвала платье из рук подруги. – Это мое самое любимое платье. Единственное платье, которое я ношу с удовольствием! Все другие наряды мне противны, они все неудобные, узкие, и ходить в них мне не нравится!

– О, дай мне смотреть, как оно идет мне, – попросила Нелли.

Ильза ничего не имела против. Наоборот, она помогла Нелли одеться, и через несколько секунд та стояла перед ней в преуморительном виде. Юбка была ей слишком коротка, так как Нелли была ростом немного выше Ильзы, и из-под подола виднелась длинная ночная сорочка. К тому же в платье имелась прореха, и Нелли попала одной рукой в дыру рядом с рукавом, сам же рукав болтался на спине. Подпоясавшись вдобавок безобразным порыжевшим ремешком, Нелли стояла в любимом костюме Ильзы, за исключением разве что сапог, которые не решилась надеть: уж слишком они были грязны.

– Я признавать: это платье очень, очень удобное, indeed[26], – и Нелли начала прыгать и кружиться по комнате. – Я есть легкая, воздушная! – приговаривала она, выделывая разные пируэты.