Тогда Кирилл кивнул Жучкову, просто чтобы завершить уже этот неприятный и муторный разговор. Впервые в его взрослой жизни ему в лоб сказали о внешней непривлекательности. Он думал, что эти неприятности остались далеко в детстве, пубертате и ранней юности. А дальше ему стало все равно, и на его жизнь внешность никак не влияла. Даже свое облысение он принял без драмы. Стричься он ходил к тете Вале, которая стригла его родителей, сколько он себя помнил. На заре облысения он просто спросил ее, как скрывать проблему, и она посоветовала этот зачес, а он просто согласился. Отец его, кстати, до сих пор был лохмат и даже не особо седым, Кириллу же, видимо, прилетело по материнской линии. А он и не страдал. До сегодняшнего дня точно.

В зале сегодня было пусто, Кирилл размялся и от души помутузил боксерскую грушу. Потом повисел на турнике, вытягивая позвоночник, и закончил короткой заминкой с растяжкой. Вместе с потом вышла злость, он пошел в душ, чтобы смыть с себя окончательно все эти неприятные впечатления. Уже одеваясь, Кирилл тряхнул джинсы, из кармана вылетела визитка, которую он засунул туда, даже толком не взглянув. Олеся Колецкая, стилист. Аккуратный шрифт, хорошая бумага, симметричный номер телефона и инстаграмный ник Fantik. Ну хоть девушка, а не юный мальчик от моды. Хотя, неизвестно сколько ей лет, может она и в годах. С другой стороны, Фантику не может быть много лет. Кирилл вздохнул и засунул визитку в карман спортивной сумки. Надо идти домой, выспаться и дальше уже решать, что и как делать.

Благо идти недалеко, он снимал аккуратную двушку недалеко от офиса. На собственную квартиру деньги не тратил, так как ему, единственному сыну все равно останется большая родительская кооперативная квартира. А так у него была мобильность и свобода, правда, не особенно используемая, съемные квартиры он менял всего три раза. В этой двушке он уже прожил лет семь, давно сделал ремонт под себя, организовав удобный кабинет и аскетичную спальню. Больше всего денег тогда ушло на отделку санузла, при всем своем невнимании в одежде, телу Кирилл уделял много времени. Тренировки в зале офисного здания, утренние пробежки и кросс-фит, любительский футбол по воскресеньям. А дома, в любимой ванной замереть на полчаса в душевой кабине с гидромассажем или вылежаться до морщин на ладонях в пенной ванне. Причем ванну он долгое время не любил и не понимал, это детям прикольно бултыхаться с резиновыми уточками, а взрослый мужик должен брутально принимать душ. Но однажды, попав из любопытства на занятие по йоге, услышал от тренера интересную мысль: очень трудно заставить тело максимально расслабиться, если не можешь себе представить такое расслабление. А большинство людей этого действительно не могут. Но есть простой лайфхак: лечь в ванну с водой, открыть слив и позволить всей воде уйти. На финальном урчании воды из трубы обмякшее на дне ванны тело будет максимально расслабленным. Именно это состояние нужно запомнить и стремиться к нему в упражнениях на релаксацию. Разумеется, Кирилл испытал этот метод на себе и навсегда влюбился в ванну как в процедуру, она его прекрасно успокаивала и расслабляла. Вот и сегодня был весьма подходящий момент для нее.

Кирилл дошел до дома, набрал код подъезда и вошел под переливчатый сигнал. В окошке показалась заспанная консьержка. Он молча прошел к лифту и быстро уехал на свой этаж. С консьержкой Кирилл здоровался только в день оплаты ее услуг, это было формальное начало разговора при передаче денег. В другие дни он не считал нужным обращать на нее свое внимание в принципе. Обслуживающий персонал должен обслуживать, точка. Консьержи, уборщицы, дворники, официанты, массажисты, домработницы, таксисты, курьеры, кассиры, охранники, ресепшионисты, секретари. Все разговоры с ними имеют смысл только при прояснении каких-то вопросов, если они возникают. В остальное время они должны молчать и выполнять свою работу. Постоянный персонал он уже приучил к своей манере, с непосвященными приходилось останавливать лишний словесный поток ледяным взглядом. Иногда, в особо сложных случаях, приходилось даже слегка рявкнуть. Мало кто пытался продолжить. Кирилл с его почти двухметровым ростом и широкими плечами не вызывал у своих визави продолжить неуместную на его взгляд непринужденную беседу. Дольше всех держалась субтильная пожилая консьержка, пытаясь найти к нему подход, но и она в конце концов сдалась и поняла логику взаимодействия.

Дома Кирилл повесил мокрую от дождя куртку на вешалку, разбросал грязные ботинки по придверному коврику, выкинул из сумки спортивную форму в корзину для белья и открыл кран, чтобы набрать в ванну воды. На ужин будут как обычно коробочки с готовой едой, заказ два раза в неделю, просто достать из холодильника и разогреть. Мать периодически заводит песню «женись уже, жена хоть тобой займется, будет готовить нормальную еду», но Кирилл пресекает эти разговоры. И даже не приводит железный аргумент про саму мать, которая практически никогда и не готовила, в их семье всегда были домработницы. Ему хорошо одному, никто больше и не нужен. Разве что собака. Он с детства продолжает о ней мечтать, но никак не решается.

Отец Кирилла, Вадим Александрович, был узким специалистом в области строительства мостов. Еще при Союзе он мотался по длительным командировкам, то и дело пропадая то в Средней Азии, то на Дальнем Востоке, то в Прибалтике. Дома у них появлялись разные деликатесы из соцреспублик. А сам отец появлялся редко. В основном Кирилла воспитывала мать, Марина Дмитриевна, построившая до выхода на пенсию карьеру от операционистки Сберкассы до директора направления в Сбербанке. Даже после распада Союза оба родителя были востребованы в профессии, продолжая расти карьерно. Деньги в доме были всегда. За еду и чистоту отвечали специально нанятые люди. У Кирилла всегда были лучшие репетиторы, книги, учебники и все отвечающие моде и времени устройства и гаджеты. Друзей было мало, в основном приятели в спортивной футбольной секции и на курсах по английскому, но и на них и времени особо не хватало. Кирилла все устраивало, но он мечтал о собаке. Большелапой немецкой овчарке с умными глазами. Но родителям эта мечта почему-то не нравилась.

Когда Кириллу было тринадцать лет, отец вернулся из очередной поездки и, отоспавшись, загадочно подмигнул сыну: «Завтра поеду в одно место, будет сюрприз». К вечеру он и сам проболтался возбужденному Кириллу, что с поедет с другом дядей Толей в питомник и привезет домой щенка. «Овчарку?!» – загорелся Кирилл. «Конечно», – улыбнулся отец.

Ночью Кирилл почти не спал, утром ушел в школу с синими кругами под глазами, но бесконечно счастливым. Потом была тренировка и репетитор по математике. Потом рутинная домашка дома. Напряжение ожидания росло неимоверно. К вечеру отца все еще не было, он также и не звонил. В восемь мать велела домработнице накрыть ужин на стол. Они уже доедали, когда в замке заворочался ключ. Отец приехал пьяный, веселый и без щенка. На растерянный вопрос сына: «А где?», он широко зевнул и, стараясь говорить внятно и серьезно, ответил: «Да ну зачем он нам, будет грызть обувь и мебель и гадить везде». Мать при этом помогала отцу снимать пиджак и согласно кивала. Она не любила, когда отец выпивал, но мудро терпела его загулы, благо они случались нечасто. А над Кириллом опрокинулось небо. Ошарашенный, он молча ушел в свою комнату и прорыдал до утра. Наутро он дал себе слово, что больше никогда сам не заговорит с отцом о собаке. Они оба и не говорили, за исключением одного случая.

Тогда Кириллу было семнадцать. Навещали бабушку, жившую под Смоленском. Она категорически отказывалась переезжать в Москву к сыну и тем более к невестке. Навещали нечасто, без Марины Дмитриевны, которая ответно недолюбливала свекровь. В тот приезд бабушка вытащила из шкафа коробку со старыми фотографиями. Среди множества незнакомых и по большей части суровых лиц Кирилл вдруг нашел свое черно-белое фото. С большой черной собакой. У него даже перехватило дыхание. «А это Вадик, ему тут как тебе сейчас, семнадцать, только школу закончил. С Дружком здесь, любил он его очень, такой умный пес был», – сказала бабушка. Отец разбирал что-то на чердаке и в беседе не участвовал. Уже позже Кирилл спросил его, не выдержав, про Дружка. «Хороший был пес, умный, – вздохнул отец и отвернулся, – молодым еще чумкой заболел. Пришлось пристрелить его из охотничьего ружья, чтобы не мучился». Кирилл промолчал. Он представил, как его семнадцатилетний отец стреляет в свою любимую собаку, избавляя от смертельных мучений, и, наверное, простил ему свои давние слезы. И даже пообещал себе, что обязательно заведет свою овчарку, как только представится случай. Но случай все не представлялся.