На этой реплике я вышла из своего медитативного состояния и ещё лучше присмотрелась к молодому человеку, сидящему напротив. Эту реплику я уже слышала однажды.

Мне нравился его серый джемпер, дорогой, по всей видимости, так как, даже не трогая его, можно было глазами понять: он очень мягкий. Рукава закатаны, кожа почти до пальцев покрыта самыми разными чёрными узорами, мне нравится его браслет из серебра, нравится обувь, я чувствую всем нутром его безалаберность, которая является составляющей очевидной харизмы. Это выходило из его манеры говорить и курить, и молчать, и задумываться, и смотреть на прохожих.

Только что мимо нас почти пробежала длинноногая девушка, не скрою, любопытно одетая. Паша провожал её взглядом, пока та совсем не исчезла, и тут же резко посмотрел на меня, и как бы предугадывая шальную мысль, жёстко сказал:

– Я не на зад её смотрел, мне всё равно. Я рассматривал её одежду.

– Хорошо, – я улыбнулась. – У меня никаких претензий нет. Даже если, то что? – я подняла вверх ладошки, будто говорила этим жестом: мне абсолютно всё равно, ты меня неправильно понял – да и зачем понял, какая разница, что я там себе думаю, ты видишь меня в первый раз в жизни и может, последний.

– Паша восемь лет жил в штатах, – добавила Надя.

– Как интересно! Правда?

– Да, он красив и он жил в штатах.

Паша сделал вид, будто не расслышал сказанного, он продолжил свою мысль:

– Кстати, в Петербурге много модно одетых людей, это правда. Когда сидишь вот так на террасе, очень любопытно рассматривать других, – на этих словах он потушил сигарету. – Довольно необычные сочетания, много японской эклектики.

– А нравятся Паше модели.

– Почему? Совсем необязательно. Мне нравятся самые разные. Главное, не малолетки. Эту историю я прошёл.

Он сделал заказ – сегодня бургер.

– Где ты живёшь сейчас?

Павел задумался.

– Где придётся. Я зависим от работы. Считай, живу понемногу в четырёх городах.

Он говорил просто, и о сложных вещах – намеренно просто. Так я узнала, что когда-то в Америке он наткнулся на индейские прерии, в период, когда проходил терапию на особых веществах. Сказано это было, как будто со мной делились чем-то совершенно неинтересным и обыденным. Но я-то давала себе отчёт, что это всё совсем не обыденно.

– А недавно я попал на концерт фортепианной музыки в БЗФ, был вип-приглашённым. Тебе известно имя Василия С*******?

– Шутишь? Конечно! Я мечтаю попасть на его концерт, но билеты обычно покупают за год, и они очень дорогие для простого студента.

– А я попал, хоть и не связан никак с миром классики. И это было прекрасно. Я не запомнил всех фамилий, точно знаю, что слушал Рахманинова, а остальных… – он задумался. – Увы, не помню, но впервые я получал удовольствие от того, какие звуки выходили из-под рук мэтра. Мне очень понравилось. Думаю, в следующем концертном сезоне посещу что-нибудь из «Кольца Нибелунга» в Метрополитен. Просто всё никак не могу настроить себя на пять часов оперы, но в конце концов приду к этому, точно!

Паша напоминал мне одного человека, до жути. Нет, тот не был красив, но тоже обладал определённой харизмой и говорил о самых нелепых авантюрах своей жизни слишком просто, что поначалу меня радовало, а потом стало угнетать. Однако лёгкая ностальгия завоевала меня на некоторое время.

Мы сидели ещё немного на террасе, пока окончательно не замёрзли и не приняли решение пойти внутрь. Мы стали собираться, как вдруг к нам подошёл очередной молодой маргинал, таких в Петербурге, как муравьёв. Он знал, к кому шёл: к Павлу.

– Извините, – начал он. – Не могли бы выручить меня?

Мой новый знакомый обернулся.

– Чем?

Я подумала, очередной попрошайка, который хочет покурить или выпить.

– У вас нет презерватива?

Павел широко улыбнулся. Мы все переглянулись от неожиданности вопроса.

– У меня его с собой нет.

– Но мне он очень нужен.

– Да? – глаза Павла расширились.

– Абсолютно точно.

Недолгое молчание.

– Знаешь, как мы с тобой поступим? Я куплю тебе их целую пачку, и ты будешь вспоминать меня сегодня ночью очень хорошо много раз, – он порывисто поднялся со стула и скинул плед.

– Спасибо, это самый классный поступок, который для меня совершали за последнее время.

Тот пожал плечами. И вместе они направились к аптеке.

Я редко когда верила всем историям, которые мне ведал «первый Павел», но теперь я начинала понимать, что существует в мире такой типаж людей, с которым вечно что-то происходит, совершенно необыкновенное, о чём они рассказывают по прошествии времени слишком просто, нарочито. Это часть их харизмы, к которой липнет много удивительного. Я посмотрела на купола церкви. Может, тот человек и не врал, может, он и говорил правду, но дело в том, что для меня это было слишком. Обилие удивительных историй утомляет восприимчивое сознание и усложняет жизнь. Когда налопаешься сладкого, начинается изжога и хочется забыться целительным сном, только это невозможно. Пока очаг боли не пройдёт, забыться не получится и не будет сил ни для сна, ни для апельсинов по утрам.

Либо эти типы рассказывают тебе удивительные истории, либо ты сама начинаешь их создавать. Одно из двух. При условии, если ты не сошла с ума, а если первые симптомы появляются, пора становиться тем, кем ты являешься, а не Алисой в Стране чудес.

Быть тем, кому этот тип людей купит упаковку презервативов, и уходить тут же.

И сохранить свою жизнь.

Петербург томился в жаре. Конец мая играл всеми гранями и приводил жителей города в разные состояния. Один из классов прямо высыпал на улицы и площади Пальмиры.

Речь о бичах.

На площади Восстания, рядом с круглым выходом из метро на невысоком выступе один за одним (всего я насчитывала около восьми изо дня в день) лежали солдатиками бомжи, они грелись на солнце, разлагались. Своеобразный пляж. Рядом стояли бутылки с кефиром, из-за угла доносились крики уличных музыкантов, играющих когда как, но в основном плохо.

Бичи загорали, ждали подаяния. Напротив одного из центральных соборов их сидело около десятка на колясках для инвалидов, рядом валялись мандарины, немного хлеба и те же самые упаковки кефира. Совершенно безобидные ребята.

Помню, как однажды в патио (внутреннем колодце старых пятиэтажек) под самодельным навесом в углу пряталась от летнего дождя женщина в лохмотьях. Каждое утро её увозил оттуда такой же мужчина. Думаю, они были парой. Дама всегда передвигалась на инвалидной коляске. Раньше, пока я не знала о существовании этого человека, я выходила в патио бить дешёвые столовские тарелки. Мне нужно было выплеснуть куда-нибудь гнев, и владелец заведения, которому принадлежало патио, разрешал мне проходить порой подобную терапию. Фарфор чудесно разбивался о кирпичную стену, я правильно замахивалась и потом наслаждалась мигом разъединения частей. Никого в патио не было.

А потом появилось существо, и не просто появилось, оно там стало проживать спокойно каждую ночь, прятаться от дождя и ожидать свою половину, когда она заберёт её на следующее утро, и они продолжат прогулки по Петербургу в поисках денег или еды. Больше я не выходила в патио и не разбивала тарелки, я старалась пить пару раз в день успокоительные на валериане. Двадцать капель на пол-стакана и, кажется, порядок. Не дело разбивать свой гнев о стену, что защищает бездомную.

Как-то раз в Староневском районе я обратила внимание на идущих мне навстречу трёх бичей: двое мужчин и дама. Все ссорились. Я пыталась сразу же понять, по какому предмету. Дело было в худом букете искусственных цветов. Дама вертела его в руках и всё сомневалась, нести его дальше с собой или нет, а мужчины не понимали, в чём тут можно сомневаться. Наконец она подошла к первому попавшемуся подоконнику и бросила туда цветы.

– Правильно, – сказал один.