– Тебя обидели? – осторожно спросила мать.
Кира от неожиданности замолчала, растерянно глядя на нее.
– Почему ты спрашиваешь? – наконец выдавила она.
– Как почему? Ты в последнее время молчаливая такая…
Кира взяла себя в руки и даже улыбнулась.
– Ты что, мам? Ну кто меня посмеет обидеть? Я же Обнорская! Да и Лешка за нас с Анфиской любого порвет!
– Кира!
– Что? – она улыбалась по-настоящему. – Он сам так говорит.
Инна покачала головой.
– Кошмар, а не молодежь!
Они помолчали.
– А что ты сейчас читаешь? – поинтересовалась она, кивая на закрытую книгу на коленях дочери.
– Джек Лондон, «Белый Клык». Оригинал.
– Я знаю, дочь. Ты предпочитаешь оригиналы. Не надоело перечитывать?
– Нет. Каждый раз нахожу для себя что-то новое.
– А что рисуешь, покажешь из последнего? – Инна потянулась было к папке, но Кира поспешно притянула рисунки к себе. – Это секрет?
– Ну… – Кира быстро соображала, силясь придумать что-нибудь более или менее правдоподобное. – Я рисую… Да. Это что-то вроде цикла. Сборник. И… это сюрприз! – лукаво улыбнулась она. – Так что извини, не обижайся, я потом как-нибудь покажу. Когда закончу.
– Хорошо, – понимающе кивнула мать. – Ты же знаешь, как я люблю смотреть твои работы.
– Да, конечно, – согласилась девушка, убирая папку за спину. Инна еще раз понимающе улыбнулась и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
3.
Пробежало лето, наступила осень. В универе снова начались занятия, которые Кира исправно посещала – и лекционные, и семинарные. И при этом оставалась слишком спокойной.
С того вечера, как ее защитил незнакомый парень, прошло уже почти три месяца. А она все вспоминала и вспоминала его. Папка с рисунками пухла, и в основном это были портреты. Вернее, один портрет – с разных ракурсов, с разными взглядами, с разной степенью задумчивости. И все равно – один и тот же…
Кире было досадно, что она так и не узнала имени незнакомца, и обидно: ну неужели она и в самом деле такая непривлекательная?
– Что-то наша Обнорская ходит как в воду опущенная, – как-то вполголоса заметила Анфиса Лехе.
Они сидели на «камчатке» – не записали конспекта и не хотели светиться перед преподавателем.
Леха хмыкнул, подперев челюсть кулаком.
– Ты тоже заметила? – кивнул он, не сводя напряженного взгляда со спины подруги, сидевшей за первой партой – на излюбленном месте «заучки». – Она вообще очень странная в последнее время, ты не находишь?
– Смотря что называть «странностью», – возразила Анфиса. – Что именно ты под этим подразумеваешь?
– Что она читает свои «оригиналы» больше, чем общается с нами.
– Ну, она всегда любила книги больше нас. Особенно в оригинале, – пожала плечами девушка. – И что в этом странного?
– Она читает, Филатова. О чем это говорит?
– О чем?
– О том, что с нами ей неинтересно.
– Не нуди, Киреев, – отмахнулась Анфиса, – а то я сейчас тоже решу, что мне с тобой неинтересно.
– Как знаешь, – одногруппник раздраженно отсел на другой конец парты. – Я только хотел сказать, что массовое поглощение книг одним человеком не есть хорошо. Это пагубно влияет на социологическую адаптивность личности в собственной жизни.
– Киреев, ну ты загнул! – Анфиса затряслась от беззвучного смеха, в то время как парень с довольным видом полулег на парту, теперь уперевшись рукой в затылок.
– Молодые люди, мы вам не мешаем? – лектор с кафедры все-таки исчерпал лимит терпения и теперь с некоторой неприязнью взирал на двух шепчущихся в конце аудитории студентов.
Все заинтересованно развернулись к ним. И даже Кира с любопытством и смешинкой в глазах молча спрашивала: «Ну что, дошептались?».
– Да-да, я к вам обращаюсь, – кивнул головой профессор. – Может быть, вы расскажете нам об истории возникновения Античного права?
И Анфиса, и Леха разом поднялись со своих мест. Анфиса уставилась в сторону, а Леха честно сознался:
– Извините, мы прослушали.
– Я так и понял, – снова кивнул головой лектор, – потому что про Античное право лично я вам еще ничего не рассказывал.
Звонок с «пар» потонул в дружном хохоте студентов.
***
– Обнорская, это все из-за тебя! – сердито воскликнула Анфиса, хмуря идеально тонкие черные брови.
– Почему? – полунасмешливо вскинула подбородок Кира.
– Потому что теперь над нами с Киреевым весь поток смеется.
– Да ладно, – беспечно махнул рукой парень, – зато я теперь – знаменитость и меня все узнают!
– Ты, Киреев, не знаменитость, а дурак! – фыркнула Анфиса. – Тебя и так весь наш поток знает. Вон, опять девчонки с параллели у меня твой адресок просили.
– Адресок? – не поняла Кира.
– Электронный, – пояснил Леха и небрежно закинул руку на плечо Анфисы. – Ну и дала бы. Или ревнуешь?
– Киреев, да ты не просто дурак, – вздохнула Анфиса, сбрасывая его руку, – ты прямо нарциссический дурак, если думаешь, что на тебе свет клином сошелся.
– Нет, это на тебе свет клином сошелся, – мечтательно закатив глаза, произнес Леха. – Это же ты у нас первая красавица курса, это на тебя пялятся парни, это тебе завидуют девчонки.
– А ты? – усмехнувшись, спросила Кира.
– А я что? Не завидую, не пялюсь… Тихо вздыхаю в сторонке, ни на что не надеясь.
– У тебя есть небольшое преимущество, – назидательно сказала Кира, – тебя Анфиска не прогонит и игнорировать не станет.
– Да, а еще в любое время дня и ночи впустит к себе в комнату и будет отпаивать в случае чего, – снова фыркнула Анфиса. – Ты ж друг как-никак. Хоть на тебя и парни не пялятся.
Кира взглянула на них и молча усмехнулась.
Она не понимала этих отношений. Лешка – ее и анфискин друг, готовый в любую минуту броситься на помощь. Он мог ночевать у Киры, и они часами говорили об Анфисе. А мог уйти к Анфисе на всю ночь. И хотя наутро оба старательно уверяли Киру, что «ничего у нас не было!», Кира в ответ только плечами пожимала. В конце концов, это не ее дело, ребята взрослые, за свои поступки уже сами отвечать должны. Да и не нужны были ей их объяснения-заверения.