– Эй! Девушка! «Скорую» вызвать? – спаситель был озадачен: со своего места он не увидел ничего такого, что могло бы травмировать ее. Ну подумаешь, пару раз приложились к мягкому месту. И что теперь…
– … из-за этого в обморок падать? – озвучил он свою мысль прежде, чем успел заткнуться. Похоже, мамзель не то что уличную драку – местную гопоту впервые в жизни видит. Он легонько потряс ее за плечи.
– А? – неожиданно очнулась Кира, с трудом отводя взгляд от валявшихся парней. – Это… это вы?
– Это я. А я – что?
– Вы их… того?
– Чего?
– У… убили? – ее испуганный шепот был настолько наивным, что ему захотелось расхохотаться. Заставив себя сохранять серьезность, он нахмурился.
– Ага, убил. Чтоб потом сразу сесть на двадцать лет за тройное… – и, видя, что глаза девушки стали просто огромными от ужаса, быстро добавил: – Нет, конечно, они дышат, разве не видно? Вон кто-то даже шевелится. А вообще вам следует поскорее… валить отсюда, не то набегут любопытные. Лично мне не хочется в отделение. Так что прощайте!
Он развернулся и даже сделал шаг. Но тут же почувствовал, как в руку вцепились прохладные пальцы.
– Постойте, э-э, как вас там! Мы же не можем этих вот так бросить!
– «Мы» – не можем. «Я» – могу.
– И вам совершенно наплевать?
– На что?
– Не «на что», а «на кого»! Им, может быть, помощь нужна!
«Рыцарь», коим поначалу оказался спаситель в глазах Киры, начал раздражаться.
– Послушай, девочка, если тебе так хочется позаботиться об этих ублюдках – вперед. Я в санитары не нанимался, – и он развернулся, собираясь продолжить путь.
– Ну постойте же! Ну неужели же вам настолько все равно?!
Он замер на месте. Кира, радуясь тому, что смогла пробудить в черствой душе нотки сочувствия, тут же принялась лихорадочно рыться в сумке – искать мобильный телефон.
– Не это ли ищете, девушка? – с полунасмешкой спаситель уже протягивал ей мобильник.
Она машинально схватила его и чуть не заревела в голос: по дисплею растекалось красивое разноцветное пятно.
– Это… это что?! Вот черт!
– Ну как, нравится? Они вам телефон бьют, лапают, оскорбляют, а вы им еще и «Скорую» вызываете. Максимум на что я согласен – «неотложка» из дурдома. Для всех четверых! – он фыркнул, дернул плечом и все-таки направился в сторону. Кира, помешкав, бросилась за ним.
– Эй, постойте!
Парень не оборачивался.
– Ну погодите же! Как вас зовут хоть? Ну я же вам даже спасибо не сказала!
Он уходил быстрым шагом, и Кире стало ясно, что она его не догонит.
– Ну, спасибо!
И откуда-то из темноты донеслось:
– Не за что.
***
Расслабился, блин. Хотел тупо посидеть на скамеечке, поглазеть на народ. Девчонками полюбоваться. И снова приходится вмешиваться…
Тогда им тоже пришлось вмешаться, иначе женщине несдобровать. Могли бы пройти мимо? Кирилл смог бы, наверное. А вот Толька – нет.
Толька – ярый защитник слабых и униженных.
Толька – красавец, умница, надежда родителей, гордость школы.
Толька – любимчик девчонок.
Толька – лучший. Лучший друг…
Кирилл скрипнул зубами от бессильной злобы, вдруг огнем всколыхнувшейся в груди. Сглотнул ком в горле, зажмурился, сгоняя закипавшие на глазах слезы. Нет, он никогда, никогда не сможет вспоминать о друге спокойно, безэмоционально…
***
Кира сидела в любимом кресле у окна, распахнутого настежь, на коленях лежала раскрытая книга. В данный момент она перечитывала «Белого Клыка» в оригинале.
Уютно устроившись, забравшись с ногами в кресло, она пыталась вникнуть в то, что было написано в книге. Но мысли все равно перескакивали, перескакивали…
Воспоминания дарили спокойный голос, сильные руки, уверенное лицо. Черные брови, темные глаза, короткие вьющиеся волосы, тонкие губы с резко очерченной линией. И тонкий нос – так не вязавшийся с волевым подбородком…
Глаза… в них не было огня. Кира явственно увидела в них усталость, хотя на вид этому молодому человеку нельзя было дать больше двадцати пяти лет.
«Наверное, ему уже однозначно больше двадцати трех, – решила она, закрывая книгу с закладкой, – институт точно закончил. Может быть, работает где-то. Только в глазах непонятное выражение застыло. Они какие-то безжизненные, что ли».
Отложив книгу, Кира встала и, взяв с полочки папку для рисования, задумчиво перебрала свои карандаши.
Снова забралась с ногами в кресло. Закрыла на несколько мгновений глаза, вызывая из памяти образ…
За окном стоял погожий июньский день, весело щебетали птицы и терпкий запах акаций доносился до ее комнаты, дурманя, кружа голову…
Кира схватила карандаш и принялась рисовать. На бумажном листе формата А4 четко проступило волевое лицо с решительным взглядом. Короткая прядь темной волной падала на высокий лоб. Резко очерченные губы изогнулись в полуулыбке. Лицо с бумаги смотрело вполоборота, из-за ворота полурасстегнутой рубашки выглядывало несколько звеньев массивной цепи. Между бровей залегла складочка, благодаря которой выражение лица оставалось сосредоточенным, хмурым…
За дверью послышались шаги – наверное, это мать поднималась к ней. Вообще-то Кира очень любила родителей, а от матери и вовсе не имела секретов, рассказывая обо всем на свете. Но сейчас, заслышав шаги за дверью, она воровато оглянулась и, быстро засунув уже законченный портрет в папку, закрыла ее и схватила книгу.
Инна вошла в комнату, предварительно постучав в дверь, так что Кира даже успела раскрыть книгу на странице с закладкой.
– Можно, дочь?
– Конечно, ма! – улыбнулась она, снова закрывая книгу. – Ты что-то хотела?
– Только узнать, все ли у тебя в порядке.
– Все в порядке, мам. А что может быть не так?
– Например, ты ничего не рассказывала мне про то, как вы там отдохнули на этой своей вечеринке… Тебе не понравилось?
– Ма, да там ничего интересного и не было. Скукотища! Все как обычно: мальчишки напились и стали ко всем приставать.