– Спасибо огромное, Ян.

– Тебя нужно до штрафстоянки подвезти?

– Нет. Я, как героиня Вивьен Ли, подумаю об этом завтра! Не хочу тебя больше никуда таскать. Лучше выспись. И я тоже высплюсь.

– Мне не трудно, – успокоил он.

Саша заранее отстегнула ремень безопасности и без предупреждения приблизилась к парню, пальцами правой руки слегка коснулась его шеи, словно придерживая её, и поцеловала в щёку едва влажными губами. Мужчины считывают по виду женских губ (тех, что на лице) состояние губ половых. Например, красная помада считается знаком призыва к совокуплению. Влага на губах – тоже сигнал. Он всё поймёт. И ему с этим жить в последующие дни.

– Чем могу, – улыбнулась она, резко отстранилась, после чего вышла из машины. – Доброй ночи, Ян.

– Доброй ночи, – растерянно ответил ей Ян, глядя перед собой то ли на приборную панель, то ли сквозь неё. Тепло пальцев и губ девушки быстро растворялось, и когда они, как сладкий яд, оказались стёрты с кожи сквозняком, водитель осмотрелся и не увидел, куда именно ушла Женя. Она не ушла далеко и держала руку на пульсе, вернее – на смартфоне. Если он захочет высказаться, то сделает это сейчас. Вставит свои пять копеек. Они, конечно, не покроют тех затрат, которые Мари уже понесла ради этой игры, но Ланде войдёт в историю проверок как «парень, который не смог». Не смог предать свою женщину и позволить соблазнить себя едва знакомой вертихвостке. Даже если сейчас он это сделает, думала Саша, она предпримет ещё несколько попыток. Попросит о помощи. Банально начнёт намекать ему на интим. И при этом никаких ультиматумов, он должен быть максимально расслаблен.

Но Ян выбрал молчание.

«От вас всегда очень много заявок. Казалось бы, мне это должно быть выгодно. Но я лучше лишний раз скажу: не решайтесь на проверку своих чувств, если вы не готовы к худшему. Когда я говорю, что вы должны быть готовы к худшему, я не имею в виду, чтобы вы уже собрали чемодан и заказали такси к подъезду, отправляясь к маме. Но ваша жизнь должна быть такой, чтобы даже после самого подлого удара судьбы вы выстояли.

Вы должны перестать возмущённо вскрикивать, когда я говорю, что главный мужчина в вашей жизни может в однажды просто взять и разлюбить вас. Если вас так травмирует страх, то что с вами сделает правда?

Даже если он носит вас на руках, даже если он регулярно пополняет вашу карточку и выкинул из квартиры все до последней фотографии своей бывшей – просто смиритесь с мыслью, что однажды это может закончиться. Не молитесь на него. И очень прошу вас, не говорите, что без него вы не сможете жить».

Дочитав пост Саши, Таня поставила лайк и зашла в комментарии. Илья сидел рядом: он доедал вторую ватрушку с творогом, а вот кофе почти не пил.

– Тебе нравится? – спросила она, присев на край стола. Флиртовать у Тани никогда не получалось, несмотря на приятные внешние данные: женственная, с формами, с чистой бархатной кожей и мягкими каштановыми волосами. Но Чинилкин казался настолько растерянным, что она убедила себя действовать.

– Да. Прекрасные ватрушки, – он нелепо улыбнулся, а на подбородке у него повис маленький комок творога. Таня протянула руку, сначала коснулась его щеки, чтобы он остановился, а потом двумя пальцами аккуратно взяла комок и стряхнула его на тарелку.

– Ой, – Илья не до конца понял, что только что произошло. – Я ем как свинья, да?

Дьяконова не знала, что сказать, потому что он выглядел как ребёнок. Недоумевающий мальчуган, которого суровая мать отправила к сердобольной соседке, чтобы он не оставался дома один. И теперь он сидит в этой огромной кухне под высоченным потолком, такой маленький и тихий, что его не хочется возвращать туда, откуда он пришёл. Таня понимала, что в душе у неё просыпается почти материнский инстинкт, но пока не решила, хорошо это или нет.

– Ты не свинья, просто ватрушка такая… рассыпчатая, – выкрутилась Дьяконова. – Скажи, ты любишь книги? Тут недалеко открылась ярмарка под открытым небом, Давай сходим?

У Тани не было серьёзных отношений уже три года, два из которых она жила в Петербурге и училась видеть вокруг себя новых мужчин. Талантливых, состоятельных, горящих любимым делом. Не таких, какие были там, откуда она родом. И теперь Таня шла рядом с Ильёй и ощущала себя на подступе к новому этапу жизни, когда снова хочется бежать на встречу под дождём и судорожно хватать телефон, когда тот вечером пиликает под подушкой. Оказалось, что в двадцать три года всего этого хочется так же сильно, как в шестнадцать.

На книжной ярмарке за прямоугольными очками Ильи мелькнули искры любопытства – особенно когда они подошли к разделу технической литературы. Таня редко видела его таким увлечённым без компьютерных игр.

– Всё такое сложное. Это про что вообще книжки? – спросила она.

– Конкретно вот эта книга – про языки программирования. Они сложные только на первый взгляд. Когда ты уделяешь время компьютеру, узнаешь его, потом тебе уже так не кажется.

– Я даже принтер не могу подключить, – Таня развела руками, а затем взяла со стеллажа книгу «Ноутбук для чайников».

– Ну, у тебя же теперь есть я, – тихо, чтобы слышала только она, сказал Илья. У Тани едва не подкосились ноги.

Когда Саша и Таня приехали в Петербург, они не сразу смогли осознать, где именно теперь живут. Из-за долгих смен на нелюбимой работе, мрачного двора за окнами съёмной комнатки и духоты переполненной подземки они не видели всего того, за что принято любить Петербург. Не видели малиновых закатов над Невой, строгой геометрии проспектов, конных экипажей на Дворцовой площади. Они были в центре только трижды за первый месяц жизни в этом городе, всегда поздним вечером, в дождь или слякоть. Тане больше понравился Исаакий, а Саше – Казанский собор. Но тогда они смотрели на величественные колонны и купола скорее взглядом туриста или петербуржца-самозванца.

Примерно через пару месяцев, когда они встали на ноги и уже могли думать о переезде в отдельную квартиру, Саша сказала, что больше нельзя ждать. Им нужно отдохнуть и дать себе убедиться, что они именно в Петербурге, а не в этом бытовом аду с рёвом блатных песен за стеной. Тогда Таня предложила подняться на колоннаду Исаакиевского собора. И только увидев город с высоты они поняли, что новая жизнь действительно началась.

Петербург оказался многогранным: на фоне блестящих на солнце шпилей в небо поднимались заводские трубы, дома с нарядными фасадами ближе к горизонту плавно перетекали в новостройки, и сложно было сказать, с какого района и с какой улицы начинается другая архитектурная эпоха. На просторных зелёных газонах как в американских сериалах сидели люди с корзинами для пикника и гитарами. Таня тогда спросила, почему они тоже не могут просто купить по дешёвой булке и сесть рядом с этими людьми, смотреть в небо и лежать на траве. Саша не знала, что ответить. Ей хотелось плакать, а глаза Тани уже были на мокром месте. Они обнялись и простояли так несколько минут, пока мимо них ходили люди, рассматривая город в деталях. В Исаакиевском сквере пахло сладкой ватой. Песня колоколов собора золотым потоком растекалась по улицам и площадям, по мере удаления от эпицентра звука постепенно истончалась и смешивалась с шелестом шин и голосами на разных языках. Сам собор практически полностью был окружен цепочкой из громоздких экскурсионных автобусов.

Лето в этом году было очень похоже на то, их первое лето в Петербурге. Солнце опускалось и вот-вот должно было скрыться за синеватыми крышами. Прохлада, которую будто рождали дворы-колодцы и сырые арки, постепенно выползала на улицы. Грозные чёрные тучи прошли севернее города и не задели его, лишь запугав ветром, но уже к вечеру стих и он.

– В последнее время мне тоже кажется, что жить в центре не так уж плохо. По крайней мере, я иначе смотрю на эти районы, – Ян шёл по левую руку от светловолосой девушки в кожаной куртке и чёрных обтягивающих джинсах. Обтягивающих настолько хорошо, что он старался идти на полшага сзади.