И Циммер вдруг понял, что Грэй не умеет плакать, а внутри у него сейчас клокочет истерика. Дальше слушать не стал, рванул за несессером, дрожащими руками накапал зелья и протянул:
— До дна! — потребовал строго, на правах врача, и проследил, чтобы беспокойный пациент выполнил требования.
Потом едва ли не силой заставил прилечь на кушетку и взял руку, слушая пульс. Грэй потихоньку приходил в себя.
Поднятые со дна души, тяжёлые и тёмные тайны, постепенно оседали, возвращались на свои места, уступали место умиротворению.
— Ты так загонишь себя, — дружески пенял Циммер. — Тебе нужно отдохнуть, развлечься.
— Не время развлекаться, — проговорил Грэй. — Видишь, что творится.
— И всё-таки нужно. Рекомендую, как врач, — строго сказал Циммер, и Грэй ранено улыбнулся. А маг продолжил: — Завтра на площади у ратуши ожидается танцевальный вечер. Вот сходи, найди какую-нибудь девицу и развлекись, как следует.
— Эх, Циммер, — печально вздохнул Грэй, закидывая руку за голову и устремляя мечтательный взгляд в потолок, — какая-нибудь девица меня не устроит, а ту, что устроила бы, вряд ли устрою я.
Маг хмыкнул, встал, плеснул себе и Грэю коньяку, протянул бокал и, пригубив, торжественно произнёс:
— Если ты о нашей смотрительнице маяка, — а меня не проведёшь, я уже давно заметил, как ты на неё реагируешь, — так вот, ты совершенно напрасно переживаешь на её счёт. Тебе уже давно следует завести с ней роман. Глядишь, и меньше дури всякой в себе бы таскал. Девчонки — лучшее лекарство от душевных болей и самое сладкое, к тому же.
Грэй мотнул головой.
— Нет, — решительно сказал он, — с Ассоль я так не могу. Она особенная. Она — моя Предначертанная.
— Что?! — Циммер даже подпрыгнул на месте, расплескав коньяк. — Если Предначертанная, так тем более нужно ускорить процесс вашего сближения. Ведь, если я правильно понимаю смысл Предначертания, её тоже должно тянуть к тебе, а значит, она не станет возражать.
— Её не тянет, — грустно признался Грэй, — а я…
— А ты скоро спятишь! — грозно предрёк Циммер. — А потом сдохнешь, и это будет не самая лёгкая смерть. Ты же в курсе, что нельзя сопротивляться Предначертанию?
— Знаю, но лучше умру я, чем потом медленно, но неизбежно будет угасать она. Я видел, что бывает с Предначертанными серых осьминогов.
— Дурак ты, Грэй, — горестно констатировал, — умный вроде, дельный, крутой, но дурак.
— Ещё какой! — вдруг воскликнул Грэй, вскакивая. — Чёрт! Я же сам позвал Ассоль на завтрашний вечер танцев.
— Это же хорошо! — обрадовался Циммер.
— Вовсе нет, — грустно отозвался Грэй. — Я сказал ей, чтобы она пришла туда и объяснилась с капитаном Грином.
Циммер зарычал и затряс головой, как большой пёс, вымочившийся в воде.
— Ничего не понимаю, — сказал он. — Ты отправил свою Предначертанную объясняться с другим мужчиной. Ты ненормальный?
— Возможно, — согласился Грэй. — То был бы лучший вариант для неё. Только вот незадача: Грин женат. И Ассоль очень расстроится, когда придёт туда и узнает об этом.
— Вот и хорошо! А тут ты! Обогреешь! Утешишь! — Циммер похлопал Грэя по плечу.
— Я не стану утешать её тем способом, о котором ты думаешь. Ассоль — чистая непорочная девушка. Нужно быть последним мерзавцем, чтобы развлечения ради замарать её.
— Да ну — замарать! — усмехнулся Циммер. — Ты, можно сказать, ей честь окажешь. Сам, — он поднял указательный палец вверх, — старший принц Ангелонии обратил на неё внимание! Уж ты-то точно и содержание нормальное положишь и обижать не станешь. Чем плохо?
— А тем, — произнёс Грэй, недобро прищурившись, — что так я поставлю крест на её мечтах.
— Это глупые мечты! Несбыточные! — заметил Циммер.
— Это прекрасные мечты. На таких мечтателях держится мир! — резко ответил Грэй, показывая, что он всё решил и обсуждать своё решение не намерен. — Но на вечер мне всё же придётся пойти. Нужно будет предупредить Ассоль, чтобы не наделала глупостей.
Циммер сдался, поставил на стол несколько склянок, дал рекомендацию, как употребить зелье, и удалился к себе.
Грэй же подхватил бокал, вышел на балкон, опёрся о парапет и, потягивая спиртное, рассматривал звёзды. Сегодня они были удивительными. Очень крупными, яркими, агрессивными. Перемигивались, будто подавая друг другу сигналы, как делают моряки, попадая в шторм.
Ярко-зелёные и фиолетовые, очень красивые и совершенно мёртвые. Злые звёзды разрушенных мечтаний и загубленных жизней.
========== Глава 15. В одном ритме ==========
Она проснулась взволнованной. Сердце колотилось, будто накануне важного события. Впрочем, так оно и было. Сегодня ей предстояло пойти на танцевальный вечер и встретиться там с судьбой.
В голове всё ещё звучала та музыка из сна — яркая и страстная. Но Ассоль не решалась повторить па, которые видела ночью. Нет-нет, такие танцы нельзя исполнять на людях. Только вдвоём, слишком уж они откровенны и интимны. От одного лишь воспоминания пламенели щёки и становилось нестерпимо жарко в груди.
Ассоль ждала сегодняшний вечер, ждала и боялась его. Она старалась занять себя множеством разных мелких дел, чтобы отвлечься от мыслей о предстоящих танцах. Ведь они непременно приводили к раздумьям о Нём, её капитане, мужчине из мечты. О её предначертанном. Как там сказал Эгль: присмотрись?
О да! Она будет смотреть! До бесконечности! Не отрывая глаз!
Эти размышления тоже рождали волнение, но иного толка. То, которое предшествует первому признанию. Первому поцелую. То, что заставляет летать по комнате, кружиться и напевать.
Ассоль представляла, как он подойдёт, как пригласит, что скажет. Ах! Нужно будет что-то ответить. Сможет ли она? Ведь все будут смотреть на них, шушукаться, обсуждать. Но разве ей будет до этого дело, когда в её глазах загорятся звёзды, чтобы сиять только для него?
А их танец? Они будут буквально парить над площадью. Она — в пламенеюще-красном. А он? Как будет выглядеть её капитан? Почему его образ, столько раз виденный во снах, сейчас расплывался, утекал, шёл зыбью? И, словно щупальце осьминога, её цепляло и тащило к себе вчерашнее сновидение. Там она не видела партнёра. Только чувствовала — его силу, его власть, его страсть. Она горела вместе с ним.
Ближе к вечеру явился Эгль. В руках у него была странная шкатулка, и он заметно нервничал. Вместе они поднялись в комнату Ассоль, и старик проговорил, усаживая её на банкетку перед зеркалом:
— У меня тоже для тебя подарок, малышка.
Он открыл шкатулку, и взору девушки явились баночки и флакончики: в одних искрилась радуга, в других — переливался перламутр, в третьих — поблёскивала душистая жидкость.
— Что это? — ахнула Ассоль.
— Косметика. От слова «космос, порядок». В ней — пыльца и слёзы фей. Тронь лицо вон той кистью, — он кивнул на набор кисточек, что лежали у подножья склянок, — и гармония самого мироздания снизойдёт на твои черты.
Он лукаво улыбался, а в глазах его прыгали чёртики.
— Откуда это у тебя? — удивилась Ассоль.
— Я же тебе уже говорил: у библиотекарей свои секреты. Просто приводи себя в порядок.
Он чмокнул девушку в макушку и вышел. Дальше начиналось чисто женское таинство преображения, при котором нет места мужчине.
Она обмакнула кисточку в радугу и провела по ресницам — они загнулись, распушились, удлинились. Коснулась перламутром век — и те покрылись томным блеском. Губы стали ярче и соблазнительнее, глаза выразительнее, а по щекам разлился нежный румянец. В довершение она обрызгала себя искристой душистой жидкостью, и ей показалось, что цветущий луг стал лёгким платком и окутал её. Потом Ассоль нарядилась, осмотрела себя и не узнала. Из зеркала на неё смотрела прекрасная юная фейри.
Девушка закружилась, разбросав вокруг себя яркие всполохи алого, — то взвился подол платья, — засмеялась и легко спорхнула вниз, где её ждал Эгль.
— Сегодня ты произведёшь фурор, помяни моё слово!
Но на этом подарки Эгля не закончились — у самой последней ступени лестницы, чтобы сбегала от маяка к дороге, её ждал наёмный экипаж.