Грэй фыркнул:

— Зато толпы идиотов один за другим лезут ваши маршрутом, нанизываются друг на друга, как сосиски на шампуре, но упрямо не хотят менять курс. Теряют корабли, состояния, жизни! Но продолжают! Как те мотыльки, что мчатся на огонь. Поразительно кретинское упорство. — Отвернувшись от опешивших от его отповеди моряков, Грэй положил руку на плечо молодому капитану и произнес: — Я лично обошёл косу Гибель с запада, мой друг, и могу вам гарантировать — это единственно возможный безопасный путь.

— Да ты, молокосос, — взвился пожилой моряк, чей глаз закрывала чёрная повязка, — твоя мамаша ещё не мучилась в родовых потугах, когда я уже водил корабли мимо косы Гибели!

Грэй смерил его таким взглядом, что стоящие за спиной бузотёра товарищи поёжились и попятились. «Серый осьминог» оскалился, с наслаждением наблюдая, как недавние смельчаки теряют пыл при виде его оскала, и спокойно произнёс:

— Лучше бы ты завёл себе мозги. Некоторым это помогает.

Молодой капитан поднял палец вверх и похлопал его по плечу.

— Вы позволите вас угостить, капитан? — Грэй кивнул. — Я вижу, вы здесь единственный дельный.

Новоиспечённые друзья перебрались за соседний столик у стены. Тут же явился Меннерс выяснить, чего изволят господа капитаны.

Они сделали заказ, трактирщик убежал исполнять.

А обладатель бирюзовых глаз первый протянул руку и представился:

— Алекс Грин, я здесь с торговой миссией.

— Артур Грэй, просто путешественник.

— Вы шутите? — Грин приподнял бровь.

— Вовсе нет, — Грэй пространно повёл рукой, — езжу по свету, собираю легенды, но те, что пишут в книгах. Нет, они не интересны. Скорее, ловлю местные предания, герои которых — реальные люди, жители тех мест. Тем и пробавляюсь.

— Не может быть! — упрямо помотал головой Грин. — Вы так хорошо разбираетесь в морском деле. Уверен, вам не раз приходилось стоять за штурвалом корабля.

— Всякое бывало, — ответил Грэй. — Но вот только я не вижу противоречия. Да, я путешествую на личном судне, но при этом являюсь заядлым собирателем историй.

— Хорошо, — сдался Грин, — допустим, поверю. Но разве истории в наше время кормят?

— О, вы не поверите как! На хлеб с икрой хватает.

Грин рассмеялся:

— Да вы весельчак, Грэй. С вами приятно пропустить стаканчик-другой.

— Надо же! — картинно удивился Грэй. — А те, кто близко меня знает, называют мрачным типом, и я с ними даже не спорю.

Явился Меннерс с заказом, но едва только выставил всё на стол, как на него цыкнули, не позволив греть уши.

Грэй и Грин выпили за знакомство, и последний сказал:

— Что же привело вас в Каперну? Здесь же самое унылое место, в каком мне доводилось бывать. Не думаю, что здесь есть история, способная удовлетворить такого гурмана, как вы.

— О, — таинственно протянул Грэй, — вы даже не представляете, какая чудесная восхитительная сказка ждала меня здесь!

На открытом лице Грина застыло искреннее любопытство, он едва ли не ёрзал на стуле.

— Звучит интригующе! И что же это за сказка?

— Местная живая легенда о юной смотрительнице маяка, которая ждёт принца на корабле под алыми парусами.

— Постойте! — Грин ударил себя ладонью в лоб. — Как я мог забыть! Верно ведь! В тот день, когда я причалил в порту Каперны, случилось настоящее столпотворение. Я крайне удивился такой встрече, и тогда мне рассказали про алые паруса. Солнце в тот день решило пошутить и выкрасило паруса моего корабля. Вот все и прибежали. Была там и девушка, о которой вы говорите. Нужно признать — премиленькая.

Грэй сощурился, вцепился в бокал так, что тот лишь каким-то чудом не треснул и произнёс резко похолодевшим тоном:

— Чего же вы не подошли к ней и не заговорили? Возможно, то ваша судьба.

Грин грустно усмехнулся.

— Скорее — ирония судьбы, — сказал он. — История и впрямь очень трогательная и девушка, как я и сказал, очень хороша. Скорее всего, я был бы счастлив с нею… если бы… пару лет назад не женился на ангельском создании, моей бесценной Аннет. — Он полез в карман, достал снимок и протянул Грэю: — Вот, взгляните. Разве не ангел?

Грэю было сложно судить, поскольку с некоторых пор при взгляде на любое женское личико он видел только один прелестный образ. Вот и теперь он улыбнулся своему видению и произнёс:

— Безусловно, ангел. Притом, хранитель. Дарит свет заблудшим путникам. — Он поднялся. На душе скребли кошки. — Извините, Грин. Обещал другу отменную попойку сегодня, нужно быть в форме. Так что, пожалуй, пойду.

Грэй вышел на улицу и подставил пылающее лицо вечернему ветру.

Что я наделал? Глупец! — корил себя он. — Ассоль придёт на танцы, а капитан Грин не пригласит её. Снова она станет посмешищем всей Каперны. И всё из-за меня.

Грэй уже собирался основательно побиться головой об стену, когда раздался крик.

Чертыхнувшись, он ринулся в Незримый коридор. Тот вывел его к кондитерской, у двери которой, уставившись стеклянными глазами на уставленную кулинарными шедеврами витрину, лежала «оболочка», судя по всему принадлежавшая местной молодой нищенке.

И это добавляло неизвестных в задачу: первой жертвой стала Клэр возле ювелирной лавки, теперь — юная попрошайка у кондитерской? Где связь? Что притягивает гуингара в таких разных женщинах?

Разобраться в этом Грэю нужно было как можно скорее.

А тем временем Каперну затягивал ароматный серо-зелёный туман…

========== Глава 11. Цена реальности ==========

Разумеется, он обманул.

Ассоль бежала к маяку со всех ног в надежде увидеть пробудившегося отца. Чудилось, Лонгрен выйдет к ней навстречу, как в детстве протянет руки — а у него такие большие сильные ладони — подхватит и закружит свою принцессу. А она будет хохотать, ласково колотить по косматой макушке и просить отпустить, но на самом деле хотеть остаться у отца на руках. Всегда-всегда.

Она добежала до задней двери, ворвалась в маленькую квартирку, служившую им с Лонгреном пристанищем, и замерла, оглушённая тишиной. Тикали старые ходики, шуршали мыши за печкой, жужжала назойливая муха и храпел, выводя рулады, старый смотритель маяка. Спал и не думал просыпаться.

Вот тогда-то морок слетел окончательно.

И осталась только горькая досада.

Поверила! Кому?

Тому, чья суть обман и манипуляции?

Как гадко!

Прежде он убил её Грея. А сегодня…

Ассоль даже задохнулась. Он вывернул её наизнанку, вынул её мечту и вытер о ту ноги! Всё, самое сокровенное, самое светлое, то, что делало её счастливой!

Она почувствовала себя ограбленной, нищенкой, стоящей в лохмотьях на ветру, голодной девчонкой, что глотает слюнки у витрины кондитерской лавки.

А как мерзавец Грей должно быть потешается над ней сейчас со своими дружками-«моллюсками».

Стало невероятно холодно и пусто.

Она кое-как добралась до постели отца, легла рядом, положив голову ему на грудь, и сказала:

— Клянусь тебе, папочка, я больше не буду мечтать. Всё! Хватит! Довольно! Вот ты проснёшься, а я уже совсем-совсем взрослая. Серьёзная-пресерьёзная. И никаких больше принцев! Все они — лишь мираж на водной глади. А присмотришься чуть вернее, всё, поплыл принц, как свечной огарок. Пшик и нету. Хватит.

Ассоль не плакала.

На неё вдруг накатили апатия и равнодушие. Даже если за ней завтра явится этот гуингар (а теперь она была уверена, что никакого чудовища нет, тот мерзавец выдумал его, чтобы мучить её, Ассоль) и реши её съесть, она бы не стала возражать и сопротивляться. Пусть бы ел. Всё равно её, Ассоль Лонгрен, полную сказок и радужных сияющих мечтаний, давеча выпростали, как икряную рыбёшку и бросили, распотрошенную, умирать.

— Не прощу! Никогда не прощу! — говорила она, когда отчаяние, будто отлив, отступало, обнажая голые глыбы злости — твёрдые и сильные. Такие не сдвинуть, не разбить. Только самому разбиться о них вдребезги. Ведь Ассоль больше не намерена зажигать свет на маяке для всяких там «осьминогов»-потрошителей.